— Какая жалость, — приуныл Генри (однако Эмми показалось, что она услышала в голосе мужа какие-то веселые нотки) и добавил: — Разумеется, это не мое дело, но мне кажется, что теперь, когда вы унаследовали часть денег своего отца, вы могли бы финансировать этот проект, если бы захотели.

На лицо Примроуз словно туча набежала. Во взгляде появилась отрешенная враждебность, какую Эмми приметила еще в Фокс-Троте. Примроуз встала и выпрямилась, расправив плечи.

— Я никогда, — твердо заявила она, — не дам Эдварду денег. Никогда.

На несколько мгновений Примроуз закрыла глаза, словно пытаясь избавиться от страшного видения. Открыв их, она торопливо проговорила:

— А теперь заранее простите меня, если покажусь вам негостеприимной, но я попрошу вас уйти. Я жду… не важно кого. Своего адвоката, если угодно.

— Разумеется, — ответил Генри. — Смерть вашей матери и завещание вашего отца, очевидно, вызывают массу юридических казусов.

— О да, именно так. Ну что ж, всего доброго, миссис Тиббет… старший инспектор… желаю вам приятно провести отпуск…

Прямо за углом дома, где жили Дювали, была почта. Оттуда Генри позвонил по второму номеру, значившемуся под записью «доктор Эдвард Дюваль», ему на работу. На другом конце провода томный женский голос ответил:

— Клиника «Дю Лак».

— Попросите доктора Дюваля, пожалуйста.

— Одну секунду, месье.

Последовали щелчки и жужжание, после чего энергичный женский голос произнес:

— Приемная доктора Дюваля. Нет, извините, месье, но доктор в отпуске… Его больных временно ведет доктор Ре. Позвольте узнать, кто звонит, месье… нет, не могу вам точно сказать, когда доктор Дюваль вернется… по-моему, он в Испании. Позвольте узнать, кто звонит…

Генри повесил трубку.

Кондитерская «Мейсон Бонне» представляла собой восхитительное воплощение швейцарской солидности и здорового консерватизма. Каждого входившего туда поражали отделанные панелями из мореного дуба стены и отполированные до зеркального блеска дверные ручки, светильники и прочие детали интерьера. Внутреннее убранство этого уважаемого заведения оставалось неизменным с начала века, и всюду царил дивный аромат сладостей, пряностей и кофе. За массивным прилавком красного дерева, плотно уставленным всевозможными изысками от крохотных пирожных до огромных тортов, находилось небольшое кафе, куда заходили увешанные драгоценностями дамы, чтобы выпить чашечку кофе, посплетничать и отведать бьющих по фигуре пирожных с заварным кремом. Генри и Эмми направились к столику, из-за которого только что встали две дамы в норковых пелеринах. Одна из них вела на поводке карликового пуделя в усыпанном бриллиантами ошейнике. Не успели Тиббеты расположиться на позолоченных стульях с парчовой обивкой, как к ним подошла пожилая официантка, и они заказали кофе.

— Ну и где же доктор Дюваль? — спросила Эмми.

— Возможно, в Париже.

— Но в клинике сказали…

— Скорее всего, — предположил Генри, — он не хочет, чтобы в клинике знали о его научном проекте и вообще о том, что он задумал. Что ты на это скажешь?

Эмми задумалась.

— Ты знаешь, — наконец произнесла она, — сначала поведение Примроуз показалось мне странным. Она выглядела чем-то расстроенной и…

— Напуганной?

— Нет-нет, — покачала головой Эмми, — не напуганной. Скорее рассеянной… и в то же время обозленной, что ли. Но отнюдь не на нас. А вот когда она заговорила о муже, я вдруг все поняла.

— Что — все?

— Что он ее бросил, — спокойно ответила Эмми.

— Что-что?!

— А ты разве не то же самое подумал?

— Нет, до подобных ужасов я как-то не додумался, — признался Генри. — Мне показалось, она импровизировала на ходу по поводу того, где может быть Эдвард.

— И тем не менее вся эта история о каком-то там институте в Париже выглядела весьма правдоподобно.

— Конечно. Скорее всего доктор Дюваль и правда недавно ездил туда. Ты не обратила внимания, что когда Примроуз начала излагать эту свою легенду, в ней упоминалось множество всяких деталей?

— Итак, — заключила Эмми, — ты думаешь, что она знает, где ее муж, но просто молчит об этом.

— Я так думал, — возразил Генри. — Однако ты выдвинула еще одну версию. Я очень верю в женское чутье, — добавил он с улыбкой. — Так ты полагаешь, Эдвард Дюваль бросил жену?

Эмми энергично закивала, поскольку увлеченно жевала шоколадно-миндальное пирожное, которые бессовестные хозяева кондитерской выставили на столы «за счет заведения», нисколько не заботясь о талиях посетителей и особенно посетительниц.

— Мне кажется, — ответила она, покончив с пирожным, — что он терпеливо ждал все эти годы, пока Примроуз получит наследство, чтобы раздобыть денег на свой исследовательский центр или что-то там еще. А теперь, когда леди Бэллок умерла, а жена заявила, что не даст ему ни цента, его терпение лопнуло и он, так сказать, отчалил. Ты думаешь, почему она ждала адвоката?

— Чтобы обсудить развод?

— Представить себе не могу, чтобы Примроуз прельщала подобная перспектива, — призналась Эмми. — Я абсолютно уверена, что она ставит последние точки над i, чтобы никто на свете не смог завладеть ее деньгами. — Немного помолчав, она добавила: — Бедный Эдвард.

— Что значит «бедный Эдвард»?

— Ну… если… — нерешительно проговорила она, — если он и имел какое-то отношение к смерти Кристэл, то от этого он ничего не выиграл.

— А ты думаешь, он как-то в этом замешан?

Эмми энергично взмахнула рукой:

— Слушай, по-моему, сыщик ты, а не я.

Их разговор был прерван появлением официантки, принесшей на изящном подносе две чашки кофе. Показав на пустую тарелку для пирожных, Генри укоризненно заметил:

— Вот видите, моя жена не смогла устоять перед вашими шедеврами.

Официантка расплылась в улыбке.

— Все дамы просто обожают нашу продукцию, — проворковала она и отпустила Эмми дежурный казенный комплимент: — Мадам очень повезло, что ей не приходится волноваться о своей фигуре. Не то что некоторым. Вчера сюда зашла одна американка — очень пышной комплекции, смею заметить, — так она уговорила целое блюдо пирожных, а затем заказала огромный торт, чтобы увезти с собой в Вашингтон. Разумеется, наши торты славятся на весь мир.

— Сущая правда, — согласился Генри. — Буквально на прошлой неделе мы лакомились одним из них в Англии.

— В Англии? Как интересно! — Близился полдень, и посетителей становилось все меньше, так что официантка не спешила.

— Это был особенный торт, — заметил Генри. — Юбилейный.

Официантка просияла:

— Это тот, что заказывала мадам Дюваль? Для своей матушки, госпожи герцогини?

— Тот самый, — ответил Генри. Он счел неэтичным оповещать какую-то официантку обо всех титулах Кристэл. — Полагаю, вы каждый год выпекаете для нее такой торт?

— Совершенно верно, месье. Наш шеф-кондитер очень этим гордится. В этом году я сама упаковала торт и донесла его до такси мадам Дюваль. Она очень торопилась в аэропорт.

— Торт удался на славу, — добавила Эмми.

— Благодарю вас, мадам.

— Думаю, доктору Дювалю он тоже очень понравился, — заметил Генри то ли утвердительно, то ли вопросительно.

Официантка посмотрела на него с неподдельным удивлением:

— Доктор Дюваль? Мадам сказала, что он не сможет присутствовать на торжестве…

— Именно так, но когда он зашел, чтобы взглянуть на торт…

От удивления не осталось и следа — оно сменилось твердой уверенностью.

— Он не заходил, месье. Точно вам говорю.

— Возможно, вы в тот день не работали.

— Нет-нет, месье. Мне это точно известно, потому что в тот день у нас случились… произошла маленькая неприятность. Один из кондитеров заболел, и все очень волновались, будет ли торт готов к назначенному времени. Когда приехала мадам Дюваль, я пошла на кухню и увидела, как сам шеф-кондитер заканчивал украшать его глазурью, так что мы успели, как говорится, тютелька в тютельку. Нет-нет, больше никто не видел торт, пока его не привезли в Англию. Надеюсь, госпоже герцогине он понравился?