— Видимо, да, — согласился Родослав. — Скорее всего добыли какую-то древнюю книгу, что-то в ней вычитали, нашли моего кровного родственника, Алексея Куракина, подвели его к артефакту и обеспечили перенос. Но на тот момент тело Макса Громова, то есть твое, являлось моим телом-носителем в твоем мире, который я некогда выбрал для перемещения. Наши с тобой личности настолько склеились, что перенеслись в тело Алексея Куракина вместе. И вот, мы тут.

— Поздравляю. — Макс невесело усмехнулся. — А дальше что? Ты что-нибудь наколдуешь, чтобы нас вытащить?

— Нет. Я великий маг, я быстро набираю силу в родном мире, я уже смог разделить наши личности и пообщаться с тобой, но тело, в которое мы попали, не инициировано. Я не могу творить заклинания, тем более, боевые.

— Так, приплыли. То есть, нам надо сделать артефакт хитрой формы, и ждать еще триста лет, пока он зарядится от энергии пространства?

— Конечно, нет. В этом мире, есть готовый артефакт первого вида, с уже приклеенным набором заклинаний.

— Золотая пластина?

— Да. С ее помощью абсолютно любой человек, зная магическую последовательность, сможет меня инициировать. Так что план простой. Выбраться, забрать пластину у Клеща и найти надежного человека, который инициирует меня в теле Алексея Куракина. Затем я тебя отправлю домой, в родное тело, а сам останусь тут, возрождать магию.

— План отличный, но есть несколько тонкостей, — с издевкой заметил Макс. — Во-первых, отсюда хрен выберешься. Во-вторых, я не представляю, где найти надежного человека. А в-третьих, моему телу в моем родном мире пипец, оно там сдохло от взрыва ракеты, если ты забыл.

— А, да. Магический склероз еще не до конца развеялся. Но да, я помню.

— И что, нам с тобой теперь в одном мозгу все время жить, как петушкам в одной камере?

— Ну, нет. Выберешь себе тело, я тебя в него перенесу. Или в фонарный столб, в зависимости от поведения. Но только после активации. Раньше никак.

— Зашибись. И как нам это все провернуть?

— Понятия не имею, — честно признался Родомир.

— Попали, так попали, — вслух произнес Макс. — Попаданцы хреновы, ежа нам обоим в трусы. Тем более, что трусы у нас одни на двоих. У меня одни на двоих трусы с мужиком. Убиццо провалиццо.

Голос Родослвава в голове не умолкал, постоянно тарахтел, рассказывая, насколько он крутой волхв, как он сражался с архатами и прочей нечистью, и как быстро у него получится восстановить магию, занять значимое место в социальной структуре Империи, и так далее, и тому подобное. Макс вспомнил, как Батый какое-то время назад научился ловить гражданское радио своим сканером, настраивался на юмористический канал и так всех задалбывал тупорылым стэндапом, что хотелось кинуть говнодав в сканер. Ну, или в башку Батыю, в зависимости от накала внутренней страсти. Теперь же хотелось заткнуть Родослава, но нужен был какой-то другой способ, альтернативный, без броска говнодава себе в башку. Башка тоже пока одна на двоих.

Макс сделал ментальное усилие с намерением подавить Родослава волей, загнать его куда-нибудь поглубже в подсознание и там запереть, хотя бы на время, чтобы поразмыслить в тишине над выходом из создавшейся ситуации. Как ни странно, это принесло результат — Родослав умолк, затем попытался что-то вякнуть, но уже как-то невразумительно, затем его голос донесся, как сквозь вату, и затих вовсе. Макс вздохнул с облегчением.

Он никак не мог отделаться от ощущения, что делит мозги не с древним могучим волхвом, а с прыщавым подростком, изо всех сил пытающимся выдать себя за могучего волхва. Отчасти дело было в языке. С одной стороны понятно, что Родослав использовал только известные Максу слова и обороты, с другой стороны сам Макс так не говорил. Дело не в словарном запасе, а в том, о чем идет разговор. Весь опыт Макса кричал, что чем больше в человеке реальной крути, тем он меньше хвастается, больше помалкивает, а если говорит, то по делу. Родослав же тарахтел так, словно боялся, что его не воспримут всерьез. Это было странно, это настораживало, это следовало обдумать, чтобы самому не попасть впросак. Но как о таком думать, если тот, о проведении которого ты размышляешь, использует для мышления тот же мозг? Но вот если его заткнуть — дело другое. Впрочем, все равно никакой стройной теории не рождалось. Просто ощущение создавалось — подросток, и все тут. Он не мог не быть волхвом, так как слишком много в его истории соответствовало наблюдаемым фактам, но при этом голос в голове совершенно не вязался с образом белобородого старца в длинной рубахе.

Макс задумался. В принципе, Родомир ничего не говорил о своем возрасте на момент перехода в другой мир. Он рассказал лишь, что родился в третьем поколении, как результат некой родовой евгеники, селекции, искусственного отбора. Речь ведь действительно могла идти о подростке, который с рождения обладает магической мощью. С нечистью подросток тоже мог сражаться, почему нет? Кстати, интересно, раз она была в этом мире, осталась до сих пор или нет?

Эту мысль Макс додумать не успел, так как снаружи, за дверью каморки, раздался шум, весьма похожий на короткую драку. Затем лязгнул засов, дверь со скрипом отворилась, и в тусклом ночном свете, проникающем через выбитое окно подвала, Макс разглядел здоровенного бомжа с обрезком водопроводной трубы в руке. Двое других, те, что привели сюда Макса и заперли, валялись на пыльном полу. У одного из затылка густо текла кровь. Но Макса удивил не столько поворот ситуации, сколько ночь на улице. Ему казалось, он провел в заключении не больше четырех часов, а оказалось, что почти сутки. Похоже, диалог внутри головы как-то повлиял на восприятие времени. Это надо учитывать.

— Двигаем отсюда, живо! — велел бомж.

— Ты кто такой вообще? — спросил Макс.

Он вспомнил, что видел этого здоровяка на улице, он был одним из тех, кто взял его в кольцо по команде Клеща.

— Меня зовут Батон, — ответил бомж. — Надо валить, а то нас тут накроют, и обоим тогда хана.

— Ты мне бежать предлагаешь? — еще больше удивился Макс.

— Нет, лететь, сцуко, на крыльях любви в даль светлую. Уходим, потом все объясню. А то эти очнутся, и будет дел.

Упускать столь удобный случай для побега Макс не собирался. Но и доверять нежданному спасителю тоже. Батон чем угодно мог быть мотивирован, от идеи спасти благородного и получить награду от его семьи, до каких-нибудь темных замут, от которых беды не миновать. Но с этим надо было разобраться в более спокойном месте.

Батон, чуть пригнувшись, первым выбрался из подвала, осмотрелся, махнул Максу, мол, чисто, выходи, пересек пространство между домами и скрылся в густых зарослях ивняка на пустыре.

— Тут можно осесть, — произнес Батон, усаживаясь в траву. — Если хватятся, услышим и слиняем. У Клеща людей маловато, чтобы прочесывать местность.

— Можно дальше уйти. — Макс пожал плечами. — Что держит?

— Держит меня, дорогой друг Лёха, полная неизвестность. — Батон отложил обрезок трубы. — Я понимаю, что на тебе можно навариться, но не понимаю как. То есть мне нужна твоя помощь в обмен на мою. То, что я тебя выпустил, будем считать актом доброй воли и первичной инвестицией с моей стороны в наше совместное предприятие.

— Я что, вывешивал объявление, типа, требуются инвесторы?

— Над дверью каморки, в которой тебя заперли, висела неоновая надпись: «Спасите меня, мне пипец». Я внял.

— Ну, допустим. — Макс посчитал, что глупо отрицать очевидное. — Только боюсь, не неоновая вывеска побудила тебя к активным действиям, ты еще до входа в подвал все решил.

— Ясен красен. — Батон ухмыльнулся. — Я подслушал, о чем Клещ с Яриком терли, решая твою судьбу. И у меня в голове возник рискованный, но перспективный инвестиционный план, который я теперь привожу в исполнение.

— Поделишься?

— Ясен красен. Суть в том, что ни фига ты не Алексей Куракин.