– Свободный.

– Это кот-баюн из Дикого Леса, – пояснил Виктор, устроившийся в кресле, в котором до этого сидел бургомистр.

Он говорил снисходительно, словно сведения были общеизвестными. Образованному человеку стыдно, мол, такое не знать!

– Я зашивать буду, может, тебе палочку в зубы дать? Так легче переносить боль.

– Я сейчас усну и не буду ничего чувствовать. А ты шей, целительница. Я проснусь и посмотрю. Потом и поговорим.

Кот говорил нараспев, словно былину читал. Но я уже ничему не удивлялась. Есть миры, в которых допустимо многое.

Даже домовики и говорящие коты. И девушки, способные лечить дома, людей и котов.

– Мне бы помощницу какую по хозяйству! – только и вздохнула я, когда убрала последствия своей бурной деятельности по лечению кота  и наконец разогнулась, почувствовав, как устала спина.

Проблема, конечно, была не в спине, а в натянутых как струна нервах. «Как я буду жить дальше?» – вопрос непраздный, стоило начать предпринимать шаги в налаживании быта, как я поняла, что одна не справлюсь.

Не хватит ни сил, ни запала, ни времени.

А ещё я ляпнула бургомистру про целительскую лавку, потому как больше ничего не умею, это раз, и если лишусь ещё и дома, то станет совсем худо, это два.

В городке меня недолюбливают. Причём неважно, что и когда сделала Габи для налаживания добрых отношений с соседями.

Они всё равно презирали дочь ведьмы, даже если она без способностей. А теперь, когда бургомистр расскажет городу, что я открыла в себе магический резерв, добра и вовсе не жди.

Целительство не запрещено, наоборот, поощряется властями, а вот силы Габи, настоящий Дар, под запретом, поэтому ей и приходилось всячески подавлять его и вести себя «тише воды, ниже травы».

Удивительно, как она с ума не сошла! Теперь я понимала, что она и не старалась обучаться грамоте, потому как это бы усилило Дар.

В самом деле, как не залезть в дневник Исильды и не прочитать мысли матери! Единственное, что осталось от её души.

Память подсказывала, что мать Габриэллы старалась помогать людям, как могла. Но не всё было в её силах, весьма средних, по меркам этого мира.

– Ты так и будешь ходить в этом рванье? – спросил Виктор, появляющийся и исчезающий, когда ему самому так было удобно.

– Мне бы помыться, – снова вздохнула я, оглядев платье, вдобавок ко всему ещё и испачканное кровью. – А потом переоденусь.

Хотя кому я это говорю! Домовика уже и след простыл!

Я зашла в комнату Габриэллы, чтобы выбрать в шкафу приличное платье, но такого там не оказалось. Всё более-менее сносное было либо маловато, либо уже застирано до дыр.

Габриэлла старалась поддерживать приличный внешний вид и одновременно стать как можно незаметнее, но ни то ни другое у неё не получалось.

То ли в силу мечтательности натуры, то ли из-за того, что при матери она воспитывалась как обедневшая аристократка, но она ничего не умела в быту.

После смерти Исильды девушка оказалась на попечении троюродной тётки, которая отказалась от мысли отправить сиротку в монастырь, только когда та подписала отказ от наследства. Остался лишь дом, и то, вероятно, потому что нельзя оставить дитя на улице.

Бургомистр и его люди закрыли глаза на то, что ребёнок живёт с немой служанкой в доме на отшибе. Нанятые матерью учителя испарились, потому как некому было за них платить, да и, по мнению Городского совета, незачем. Девочка простая, хватит ей играть в леди.

Незаконнорождённая дочь преступной ведьмы, пусть помнит, кто она!

Яблоко, как говорится, от яблони укатывается недалеко.

Всё это я выкопала в памяти Габи, когда села на её скрипучую кровать и закрыла глаза, чтобы унять головную боль в висках. И снова у меня возникло стойкое ощущение, что память девушки не допускает меня до некоторых важных событий в прошлом.

– Это остаточное сопротивление, – раздался голос Виктора, вынудивший меня открыть глаза.

Начиналась мигрень. И проблемы. Хотя кто сказал, что они вообще заканчивались?

Боевой настрой я как-то растеряла. Он кончился, как квас в кегах под конец жаркого летнего дня. Но унывать я не собиралась, заставив себя вспомнить, что если бы я не оказалась здесь, то быть мне мёртвой во всех смыслах.

– Что это такое? – поморщившись от прострела в голове, спросила я.

– Она ушла, а ты ещё не овладела её телом в полной мере. Вот оно и сопротивляется. А дом тебе уже поддался. Смотри, что я для тебя ещё достал!

И мне на колени плюхнулся бумажный пакет, перевязанный серой атласной лентой.

– Из-под носа хозяина модной лавки увёл. У меня с тамошним домовиком уговор.

Я только улыбнулась и покачала головой. Бесполезно учить Виктора, этого маленького щеголя, ожидающего похвалы за ловко провёрнутое дельце, не воровать и не привлекать тем самым ко мне лишнего внимания.

Он здесь давно, мир знает неплохо, глаза хитрющие, как у лисы, а новое платье мне весьма кстати. Не пойду же я в Управление в лохмотьях?

А с хозяином модной лавки расплачусь потом. Когда стану на ноги.

Денег у Габи почти не было, она зарабатывала на жизнь, работая на кухне в «Сером замке». Ну, как работая: кухарка жалела сироту и держала её при себе, стараясь не нагружать тяжёлой работой. Поэтому руки у Габи были хоть и не мягкими, как у аристократки, но и не в мозолях от постоянных трудов.

Горничной из неё тоже не получилась. Рассеянная, пугливая, мечтательная, работа в её руках не спорилась. А на всякое замечание она принималась плакать и вздыхать.

– Так, где тут чернила и перо? – спросила я Виктора и тот тут же вернулся с письменными принадлежностями.

– В комнате Исильды были. Правда, чернила высохли, но ты сама сможешь вернуть им жизнь.

И домовик выразительно посмотрел на мои руки. Стоило подумать о чернилах и о том, насколько необходимо записать все траты и долги, я представила, что вот они,  в серебряной чернильнице с причудливым орнаментом, жидкие, чёрные как нефть, и на кончиках пальцев снова появилось голубоватое свечение.

Второй раз задействовать магию было почти приятно. Я уже было даже подумала, что и с основным заданием справлюсь быстрее, чем полагала, но это оказалось ошибкой.

Правда, поняла я её гораздо позже. Когда всё резко изменилось в худшую сторону.

А пока я открыла одну из чистых книг для ведения хозяйственных расчётов излюбленного мной формата А4 и, макая кончик металлического пера в обновлённые чернила, написала заголовок на первой странице:

«Мои долги».

Потом задумалась, забыла, что в руке-то не шариковая ручка, а перо, и посадила жирную кляксу.

На первой же странице.

Хотела было выдрать её да передумала. Книги в этом мире – дорогое удовольствие, нечего бумагу переводить. Промокнула специальной тряпочкой и, перевернув страницу, принялась писать снова.

– Буду записывать, кому должна, чтобы не позабыть. И вычёркивать потом, когда отдам долг.

– А уложишься в одну книгу? – хитро прищурился Виктор и тихонько рассмеялся. Совсем не по-доброму.

– Посмотрим. А теперь взглянем на твой подарочек.

Мне были неприятны намёки домовика, равно как и то, что приходилось пользоваться краденным, но сейчас и впрямь другого способа привести себя в порядок не было.

Вот примерю прекрасное палевое платье, более приличествующее юной аристократке на первом балу, чем сиротке, вынужденной зубами выгрызать себе право жить под солнцем припеваючи, и решу, что да как!

Сказать по-честному, я и не собиралась всерьёз заниматься судьбой Габи, поскольку как только выполню задание, она исчезнет.

Почему-то я была уверена, что выполню миссию Смерти.

И вот сейчас из единственного зеркала, находившегося в комнате Исильды, на меня смотрела запуганная девушка, не понимавшая как ей удалось примерить такой красивый наряд.

Он ей не шёл. Я бы предпочла одеть Габи в тёмные цвета. И макияж сделать поярче, чтобы все вокруг сразу понимали: перед ними ведьма. Та, кто вылечить сможет, но и отправить обидчиков восвояси тоже.