Побегать приходилось.

В лесу рядом с Груваалем случился какой-то переполох: Мо подстрелил пьяного дровосека, посчитав того завывающим монстром. В итоге латали, доставали пулю, лечили и прочее, прочее. Тут же после этого в окрестностях Анэмиваэля девочка пропала, и её я тоже искал. Из странностей отметил только, что и там, и там были рыцари Беллатора, но времени и желания выяснять, что им было нужно, у меня не было. Так что только к вечеру я появился в своей башне и долго, по шагам, разбирал прошедший бой.

Кроме прочего я параллельно прорабатывал заклинание замедления падения, пока только на бумажке, не удосужившись воплотить его в жизнь. В голове так же был пункт навестить Анатор и Радю, поближе познакомиться с верхушкой местной знати и узнать всё же, как у нас обстановка по демонам.

Планов было предостаточно.

Утро выдалось солнечным и свежим. Я открыл окно, выпуская затхлость и впуская свежий горный воздух, вдыхая его полной грудью. Была пара мыслишек, которые стоило бы проверить перед тем, как идти на утреннюю пробежку и тренировку, и я побрёл вылавливать Леголаса, который в это время обычно шёл на охоту, чтобы устроить с ним ещё один небольшой спарринг.

Внизу солнечный лучик слепил Сильфиде лицо, но она делала вид, что её царскую персону это не касается. Она сидела необычно довольная и мотала туда-сюда босой ножкой.

— Привет, Гарри.

Я улыбнулся ей в качестве приветствия, проходя рядами статуй, которых было восемнадцать. Каждую из них я успел рассмотреть и не прекращал поражаться, на сколько они все здесь были разные. Один минотавр с разными рогами чего стоил: большой, воинственный, но по меркам минотавров немного корявый, однако вот он — статуя.

Леголас вышел вместе с Сеамни, та его обняла, что-то шепнула, а он направился к выходу.

— Я… — начал я, однако тут же прервался.

Леголас остановился, глядя на меня круглыми глазами.

Эмоции, словно ком, прорывались в сознание. Чужие эмоции. Спустя мгновение они разразились сотнями голосов.

— Эдмунд де Мон Саро —

— 8-ой день ханты Деток —

Эдмунд почти всю ночь не спал. Он не знал, что требовалось четвёрке рыцарей и шести сквайерам в Груваале, и сколько бы он ни думал, ответ не приходил. Он молился Беллатору как мог, взывал к его мудрости и раз ему даже показалось, что что-то понял, но мысль ускользнула от него, юркнула в тёмные уголки его сознания, да там и осталась.

Утро зачиналось солнечное и тёплое.

Сидя за столом, он успокаивал себя, что ничего не произошло, и, возможно, так и не произойдёт. Граф де Банис не давал ему лично никаких предписаний, отдав дело в руки лично Вильгельму, который приятелем Эдмунду не был, оттого и не посвящал в планы.

Долгое время ожидания, долгие переходы и непонятные задания были для Эдмунда хуже любого самого жестокого сражения, которых он на своём веку успел повидать, но в подробностях ни одного не помнил.

Сердце Эдмунда не знало покоя.

— Беллатор не даст злу свершиться, — напомнил себе рыцарь и страх ушёл.

В дверь постучали.

— Сэр Эдмунд, если Вы спите, то очень зря. Жду через долю на площади! — крикнул Вильгельм сквозь дверь не дожидаясь ответа.

Ну вот всё и решится, — обрадовался Эдмунд.

До главной площади Вильгельм шагал широкими шагами при полном параде: меч, свиток, щит за плечами, полный латный доспех. Ему кланялись выскочившие на улицу и подтягивающиеся к главной площади люди и низушки. А площадь кишела народом. Вся деревня собралась здесь по призыву доблестного сэра Вильгельма. Что-то должно было быть освещено, и всем жутко интересно было, что именно.

Эдмунд стал рядом со своими товарищами. Оруженосцы со щитами переминались с ноги на ногу, ожидая команды.

— Тишина! — выкрикнул Вильгельм и толпа постепенно утихла.

Женщины, мужчины, дети. Низушки вместе с людьми. Прилично одетые, кутающиеся от холода в плащи. Дети жмутся к родителям, а некоторые играют друг с другом и балуются. Родители перешёптываются, но всё тише и тише. Вдруг тишина нависает такая, что слышны стали далёкие трели птиц — все внемлют.

Шелест развернувшегося пергамента в тишине был подобен далёкому грому.

— Поклянитесь говорить от чистого сердца и только правду, ведь Беллатор — владыка сердец и узреет ложь!

Вильгельм поднял руку и выкрикнул «Клянусь!». За ним последовал дружный рёв толпы. Приор дождался абсолютной тишины.

— Те чада, кто верит в Беллатора всем сердцем и разумением, поднимите руки, — зачитал он с пергамента часть протокола.

Где-то треть подняли руки.

— Вы можете идти. Остальные, прошу, вот сюда, — он указал на середину площади.

Толпа послушно повиновалась. Эдмунд был беспокоен. «Беллатор не допустит зла».

— Теперь те из вас, кто верит и поклоняется Гарри, поднимите руки.

В толпе поднялось восемнадцать рук — Эдмунд сосредоточенно считал их все. Семь низушков, шесть женщин, четыре мужчины и один ребёнок. «Беллатор не допустит зла».

— Оставайтесь здесь. Остальные отойдите к первым, — скомандовал Вильгельм и долго ждал, пока останется лишь восемнадцать сбитых тесной толпой уже немного испуганных аэльев.

Вильгельм дал команду окружить и Эдмунд снял щит, достал меч, вместе со всеми взял восемнадцать аэльев в кольцо. Вильгельм тем временем продолжил:

— Вот этот документ, — показал Вильгельм сжатый в руке свиток, — даёт основания считать, что Гарри является демоном.

Толпа зашушукалась.

— Все, кто поклоняются демону являются демонопоклонниками, а следовательно обязаны быть преданы суду. Наказание — смерть через повешение, — зачитал Вильгельм.

— Этого быть не может! — выкрикнул мужской голос из толпы.

— Вилли, Вилли мой! — запричитала какая-то женщина из первой толпы тех, кто к Гарри отношения не имеет.

— Я требую адвоката! — засуетился Вилли — статный мужчина средних лет.

Мальчик стоял насупившись.

— Однако! — поднял руку вверх Вильгельм, но тишины не дождался. — Однако те же, кто публично раскаятся и примут Беллатора как единственного заступника и защитника будут помилованы, а наказание заменено ссылкой на рудники.

Сразу шестеро из толпы упали на колени и устремило свой взор к небу. За ними последовали ещё трое. Девять осталось стоять. Ещё четверо отказались среди них. В кругу остались лишь женщина с ребёнком со шрамами на лице, мужчина с женой и ещё одна заплаканная дама.

«Глупые, отрекитесь! Беллатор не допустит зла!».

— Гарри нас всех цпасёт, — произнёс мальчик, нахмурившись.

Эдмунд сжал челюсть так, что хрустнули зубы.

Мама потянула его за рукав и плюхнулась на колени.

Мальчик со шрамами на лице остался стоять.

— Ким! — шикнула она на него.

— Нет! — крикнул пацан. Он был совсем ещё маленький, такому даже печь топить не доверишь. — Гарри нас цпасёт, вцтавай, мама!

На лице женщины появились слёзы.

Эдмунд не выдержал и вмешался:

— Ким, тебе будет больно. Верь в Беллатора и спасёшься.

Ладно взрослые, они знают, что творят. Но дети-то тут при чём?

— Гарри хороший, он не демон. Мама, вцтавай! — разозлился Ким и дёрнул её за рукав, но мать его была непреклонна, лишь полными слёз глазами смотрела в лицо сыну.

— Выходи из круга, — скомандовал Вильгельм женщине.

Та встала, потянула Кима.

— Ребёнка оставь, он сделал свой выбор, — грозно заявил рыцарь.

Толпа разразилась криками и стенаниями, но осталась на месте.

Женщина вцепилась в рукав ребёнка, стала быстро ему шептать что-то на ухо.

— Ты не понимаешь, мама, — серьёзно нахмурился мальчик.

— Уведите её! — крикнул раздражённый Вильгельм.

Женщину потянули, дали по рукам.

— Ки-им! — закричала одна, забила руками рыцаря, её схватившего. — Малыш, прошу тебя, послушайся маму!

Мальчик стоял хмурый и смотрел на всех исподлобья. Они остались втроём: мальчик по имени Ким, заплаканная женщина и её муж. Мать ребёнка, рыдающую и брыкающуюся уволокли прочь.