— Да… Сначала тебе Красная Мгла подсобила, теперь — этот заморозок, — обернулся Бен к Лидии. — Любит тебя, видно, тундровый бог. Веди нас.

Шли гуськом, медленно и аккуратно. Шедший последним Бен выдергивал ставшие ненужными вешки — облегчать задачу преследователям они не собирались.

Но еще больше, чем погони след в след, беглецы страшились опасности, подстерегающей их со стороны реки. Благо, дорога почти никогда не подходила вплотную к берегу, оставаясь отделенной от него заросшей полосой суши. Однако, к концу первого дня пути они впервые услышали приближающийся справа шум мотора. Дружно, как по команде, присели на корточки, вымочив в болотной воде полы курток, и укрылись среди болотных трав. Так и есть — дикари организовали погоню на моторной лодке. Но на этот раз обошлось: даже вздумай маугли обследовать берег, у них не было ни единого шанса — полуденное солнце растопило лед, и дорога, которой следовали беглецы, снова стала невидимой для людских глаз.

— Дай-ка свою «Катюшу», — шепнул Бен.

Он взвел пистолет и начал выцеливать преследователей прямо сквозь зависшую над землей влажную дымку и полуоблетевший кустарник. Так, в неподвижной сосредоточенности, прошло несколько минут. Лидия не сомневалась, стоит маугли высадиться на берег, и Бен возьмет невидимых преследователей на прицел, а стоит тем повернуть в их сторону, как раздадутся выстрелы. Но ничего подобно не произошло. Постепенно все стихло.

*****

Так и шли они день за днем, скорее медленно, чем быстро. Благодаря знаниям Бена, ловкости и выносливости девушек все встречающиеся на их пути преграды оказались преодолены. К концу третьего дня пути все слегка приободрились: дорога исправно вела их на юг, да и дикари больше не появлялись. Болото осталось позади, и дорога углубилась в чащу угнетенного северного леса. Путники двигались по полузаросшей просеке, иногда натыкаясь на березки, торчащие прямо между истлевших шпал. Продвигаться вперед стало сложнее, зато никаких тебе проблем с ориентированием.

На ночлег устроились на сухой поляне — чуть в стороне от просеки, среди хрупких березок. Лида впервые отвлеклась от тяжких мыслей, отогнала от себя воспоминания и о Красной Мгле, и о приятеле детства Сереге, не погнушавшимся чужими сапогами. И как только страх немного отпустил, окружающий мир предстал перед ней совсем в другом свете. Да, эта земля пережила катастрофу, но не погибла. Топи и сейчас были домом для болотных птиц, и первые дни пути они отовсюду слышали птичьи голоса и хлопанье крыльев. Уцелевшие деревья казались трогательно беззащитными былинками, затерявшимися на бескрайних пространствах Севера.

— Бен, вы ведь знаете эти места? — оторвал ее от раздумий голос Катерины. — Вы здесь бывали. Иначе как бы вы смогли вывести нас к дороге…

— Что тебе ответить… И да, и нет. Да, потому что я бывал здесь, и не один раз. Но это было во времена моей молодости, до того, как все вокруг изменилось, и изменился я сам. То, что творится здесь сейчас, я знаю не слишком хорошо, вижу ровно то же, что и вы. В свое время я узнал про эти места многое, и это обошлось мне дорого. Был я молод, недурен собой, хотя сейчас в это трудно поверить.

— Ну что ты, я же тебя помню, — возразила Лидия.

— Я был романтиком, но это была романтика самого дешевого разлива. Гитара, палатка, песни у костра — и самому приятно, и на девушек требуемое впечатление производит… В городке нашем с развлечениями, сама знаешь, было не густо, и все короткое лето мы посвящали походам. То коротким, на выходные, то основательным — на весь отпуск. А у нас, северян, отпуска тогда были немаленькие… «Водка, лодка и молодка…» И в один из таких вот многодневных походов добрались-таки мы до заброшенной дороги.

— Ты никогда об этом не рассказывал, — мягко укорила его Лида.

— Мала ты еще была, чтобы все тебе рассказывать, жила как маленькая птичка. Думал, потом. Но не сложилось. А я всегда любопытный был, сопоставил: что видел, о чем читал, да что старожилы рассказывали. Так понемногу мне и открылась история Дороги. Я такое узнал, после чего было невозможно жить по-прежнему, да и сам я уж прежним не был.

*****

Четвертый день пути начался непримечательно, разве что ветер разогнал бродившие по небу облака. Но под сенью деревьев все еще сохранялась прохлада. Они прошли часа три, не больше, когда лес впереди постепенно стал делаться светлее. Ускорив шаг, путники двинулись навстречу переменам, и вот уж свет стал ярче, он уже не струился жиденькими ручейками среди древесных ветвей, а прорывался в чащу яркими снопами. А уж потом к свету добавился еще и ослепительный блеск.

Сделав еще несколько шагов, они вышли на опушку. Лес обрывался, за ним лежала неширокая, поросшая жесткими сибирскими травами поляна, плавно переходящая в каменистый речной берег. Девушки подошли к воде. В этот час их мало волновала красота этой затерянной в диком краю речки, струящейся по равнине красивыми изгибами, им не было дела до яркого осеннего неба, отражающегося в чистой воде. Насыпь Мёртвой дороги привела их к мосту, но мост был разрушен.

Не сговариваясь, Лида и Катя обернулись к Бену. Он не удержался от смеха — уж до того девушки напомнили ему прожорливых маленьких птенцов, тянущих раззявленные клювики к родителю.

— Сухариха, — лаконично пояснил он. — Река Сухариха.

— Ты знал, что она тут будет? — мрачно спросила Катерина.

— Догадывался. Ибо эта река протекает в здешних местах предположительно с конца Ледникового периода.

— И завел нас сюда! На погибель?

— Извините, что разочаровал, барышни, но погибели пока не ожидается. Не сегодня. За этим аттракционом обращайтесь к вашим приятелям с Колонии.

Бен удовлетворенно подметил, как Катерина пошла красными пятнами. Он хмыкнул, выпростался из лямок и опустил на землю свой рюкзак, который был куда как больше прочих. Вскоре из рюкзака был извлечен тугой, увесистый резиновый сверток и несколько металлических штуковин. На глазах изумленных девушек он расправил резиновое полотно, подсоединил маленький насос, и через несколько минут на берегу уже красовалась надувная лодка. Увидев, что к чему, Лида повертела в руках металлическое устройство, без особого труда выдвинула на всю длину телескопическую рукоятку и развернула в рабочее положение веерообразную лопасть из легких металлических пластин. Весло было готово к работе.

— Как же ты тащил такую тяжесть? — спросила Лидия с укором.

— Я тебя умоляю! Сейчас не двадцатый век. На наше счастье, уже давно разработана легкая и прочная сверхтонкая резина. Весь фокус в том, что это, собственно говоря, уже и не резина. На том берегу можешь сама убедиться — она легкая.

— И ты все это время скрывал, что у нас… что у тебя есть лодка? — возмущалась Катерина. — Мы давно могли бы уйти на западный берег. Конечно, это и сейчас не поздно сделать: мы можем сплавиться по этой реке Сушке…

— Сухарихе.

— …до места ее впадения в Енисей и двинуться на запад.

— И тем самым обречь себя на верную гибель. Пусть, дорога на Уренгой несколько короче, но тем путем нам не пройти.

— Да какая разница! Что здесь, что там болота да покореженная старая насыпь.

— Так, да не так. Мы не знаем, в каком состоянии сейчас мосты на участке между Ермаково и Уренгоем. А главное, не забывайте… Впрочем, вы, наверное, этого и не знаете: между реками Таз и Пур есть участок и вовсе непроходимого бездорожья, где нет даже расползшейся насыпи. Однажды потеряв ориентир, мы будем блуждать по тамошним болотам, пока не погибнем. А болота эти здешним не чета, они не замерзают даже при сорокоградусных морозах. То ли торфяники подпитывают их своим теплом, то ли сама преисподняя. Возможно, мы погибнем и двигаясь на юг, но тут хотя бы попытаться можно. Вот так вот… По Сухарихе мы никуда не поплывем. Переправимся на южный берег, и только. Нам не то что на западный берег Енисея хода нет, нам и на восточном появляться рискованно. Пытаться переплыть на нашей лодченке Енисей, все равно, что прыгать в открытый гроб! А будешь доставать меня, Катерина, лодку ножом проткну! Насколько мне известно, насыпь идет на юг еще километров десять, дальше лишь старая полузаросшая просека. Переправимся и пойдем этим путем, а дальше — по обстановке.