Выводы предыдущей главы побуждают меня обсудить вопрос решения, которое принимает аналитик: включает ли оно перевод мысли в действие или какой-то аналогичный процесс, – например, перевод мысли в фиксированную идею, т. е. перевод переменной, какой она была до того, в константу? Поскольку аналитик постоянно вынужден решать, осуществлять ли ему интерпретативное вмешательство, это решение и такие его составляющие, как одиночество и самонаблюдение, должны рассматриваться как элементы психоанализа, по крайней мере, с точки зрения аналитика и, возможно, также и с точки зрения анализанта.

Каждый аналитик может прибегать к интроспекции используемых им клише. Зачастую это означает, что проблемой анализа становится понимание того, какая из возможных интерпретаций является правильной в данный момент. Такое понимание возникает не только на основе ряда идей, выраженных в аналитических статьях, но часто вытекает из разнообразия человеческого поведения в повседневной жизни. На самом деле, это не так уж и странно: аналитические интерпретации могут рассматриваться как усвоенные аналитикой теории, объясняющие модели, а также как теории, которые пациент воспринял от аналитика. Принято считать, что терапевтический эффект вызывают верные по сути и по форме теории аналитика. Я считаю, что большинству аналитиков интроспекция покажет, что используемых ими теорий не так много и что их, по-видимому, можно отнести к следующим категориям:

1 Определение. Грубо говоря, интерпретации данного типа по своей форме представляют собой суждения о том, что пациент посредством своих ассоциаций показывает, что он, например, подавлен. Интерпретация может быть сформулирована в виде определяющей гипотезы: «То, что вы (пациент) переживаете в данный момент, я и, как мне кажется, большинство людей назвали бы депрессией». Если такая интерпретация проясняет для пациента то, что аналитик подразумевает в своем определении, она не встретит возражений, поскольку критика была бы возможна единственно в том случае, если бы утверждение выглядело абсурдным вследствие своей внутренней противоречивости.

2 Утверждения, представляющие реализацию таким образом, что страх аналитика перед неизвестностью ситуации и угрозой, которую она может нести в себе, отрицается посредством интерпретации, используемой аналитиком для того, чтобы доказать себе самому и пациенту, что угрозы нет. Любой практикующий аналитик знает, что страхи такого рода относятся к области контрпереноса и требуют анализа самого аналитика. Но так как даже аналитики не способны анализировать все, они могут тяготеть к теории, которая будет использоваться как барьер перед неизвестным для защиты и аналитика, и пациента.

3 Утверждения, представляющие собой образы настоящих и прошлых реализаций. Примером такого утверждения может быть краткое напоминание пациенту о чем-то, что, по мнению аналитика, уже имело место раньше. Соответствующую функцию Фрейд обозначил термином обозначение[25].

4 Утверждения, представляющие научную дедуктивную систему в той мере, в какой она может быть описана обычным разговорным языком. Такое утверждение похоже на суждение 3-го типа тем, что в нем указывается реализация, из которой оно было выведено. Однако существенно то, что его функция подобна функции внимания, описанной Фрейдом[26]. Утверждение данного типа обычно предваряется следующим клише аналитика: «Я бы хотел обратить ваше внимание на…» Оно похоже на суждения следующего, 5-го, типа, но является более пассивным, чутким и связанным с мечтанием. Утверждение данного типа является теоретической формулировкой, выраженной с той научной строгостью, какую допускают условия аналитической практики, и выполняет функцию исследования окружения. В этом отношении оно сходно с преконцепцией. Это важно для процесса разграничения. Одна из функций утверждения данного типа – восприимчивость к избранному факту. (Под избранным фактом я понимаю факт, делающий возможным согласование и осмысление других уже известных фактов, связь между которыми до сих пор была не видна.)

5 Утверждения данного типа похожи на 1, 2, 3 и 4 в том, что касается формулировки – все они формулируются одинаковым образом, или, другими словами, в каждом случае словесное выражение интерпретации может быть одним и тем же, – но являются теорией, используемой для исследования неизвестного. Наиболее очевидный пример такого утверждения – миф об Эдипе, абстрагированный и представленный Фрейдом в форме психоаналитической теории. Теоретические формулировки данного типа выполняют ту же функцию, что и интерпретации, призванные прояснить материал (который в противном случае остался бы без внимания) с целью помочь пациенту осознать последующий. Главная цель – получить материал для удовлетворения стремления пациента и аналитика к исследованию. Заметим, что пробный характер таких интерпретаций помогает объяснить отличия между реакциями на них пациента и теми реакциями, которые могут возникать в ответ на интерпретации типа 1 или 4; этот их аспект не связан с содержанием.

6 Наконец, последний выделяемый мною тип – это утверждение, которое, несмотря на внешнее сходство с репрезентациями всех других типов, используется в качестве оператора. Смысл этой коммуникации заключается прежде всего в том, что она призвана дать пациенту возможность найти решение проблем собственного развития. (Пациент, конечно, может использовать интерпретации данного типа для решения прежде всего своих текущих проблем, а не проблем развития, то есть воспринимать их как советы, однако я не намерен обсуждать здесь данную или другие реакции пациента.) Интерпретации данного типа, а следовательно, и интерпретации в данном конкретном аспекте, выполняют функции, аналогичные действиям в рамках других форм человеческой деятельности. Для аналитика переход от мысли к вербальной формулировке типа 6 близок к принятию решения и преобразованию мысли в действие. Из сказанного мной в главе 4 ясно, что в случае действий данного типа чувства одиночества и изолированности, по-видимому, особенно выражены.

Данные категории не являются исчерпывающими и единственно возможными. Надо надеяться, что опыт работы с ними сможет привести к их замене другими, лучшими категориями. Важно сдерживать стремление чрезмерно расширять количество категорий отчасти потому, что этим слишком легко увлечься, но также и потому, что на данный момент мне необходимо, чтобы основных категорий было как можно меньше.

Я должен подчеркнуть, что хотя в практической работе интерпретации могут облекаться в самые различные формулировки, теоретически одна и та же интерпретация, сформулированная в одних и тех же терминах, легко может выполнять любую из этих шести (и даже более) функций в ходе одной и той же сессии. Данные категории выделены мною по основанию той задачи, которую они призваны выполнять, а не по содержанию или форме представления теории. Забегая вперед, скажу, что если пациент и аналитик определили категории, то эти категории используются так, как используются «мысли». В этой главе был затронут специфический аспект того, что шире можно назвать мыслями, переданными словами или комбинациями слов.

Таким образом «I» категоризируется (гл. 1, с. 14) в соответствии с тем, как могут использоваться репрезентации I. Такое описание I является схематическим и исключает временну́ю составляющую, которая играет существенную роль в генетическом или эволюционном описании. Ввиду той важности, которая должна быть признана за I как кандидатом на то, чтобы быть элементом психоанализа, я намерен посвятить следующие несколько страниц генетическому (в противоположность схематическому) описанию I, хотя это и будет повторением некоторых идей, представленных в моей статье о мышлении[27].