Мои пальцы едва заметно дрожат от нетерпения.

— Чего тебе стоила эта информация? — спрашиваю я.

— Это неважно, — она смеется неестественно громко. Касается моей руки. — Я всю жизнь буду тебе благодарна. Ты относился ко мне как к принцессе.

— Я тебя скрывал.

— Ерунда. Да и я долгое время была не готова к нормальным отношениям. Боролась со своими травмами, ПТСР и прочим. Со мной было сложно, я понимаю это. Ты тоже хлебнул. Самое главное, что, когда мы были вдвоем, ты был моим. Просто любовь — это далеко не всё, что нужно людям.

— Спасибо, — говорю я.

— Будь осторожен. Возможно, ее там нет. Я не знаю. Но больше помочь ничем не могу. Прости, если обидела когда-то. Я старалась за тебя бороться. Глупо.

Откуда-то я знаю точно, что она говорит правду. Как бы там ни было, она мой человек, близкий по духу. Искренний, добрый. Да, с пороками. Но Яния никогда не была дерьмом.

— И ты меня прости, — говорю я.

Мы обнимаемся крепко, по-дружески. Как близкие люди, но уже не любовники. Я целую ее в лоб. Яния выходит из машины и садится в такси. А я еду в дом к Гловачу. Надеюсь, он, наконец, протрезвел.

Нахожу тестя выходящим из ванной. Он принял душ, немного взбодрился.

— Возможно, я знаю, где Анжелика, — говорю я. — Поедешь со мной на разведку? Или дальше будешь бояться, бухать и страдать?

Мы смотрим друг другу в глаза. Гловач срывается с места и бежит к сейфу в кабинете.

Анжелика

На стену, что находится напротив моей кровати, падает луч света. Я тут же открываю глаза. Свет от фар. Кто-то приехал.

Сердце, как по команде, начинает колотиться ускоренно, бешено, до тупой страшной боли. Мое бедное истерзанное сердце. Позавчера я услышала случайно, что Вова жив, в этот момент впервые за все дни совершила вдох полной грудью. Голова закружилась от гипервентиляции и облегчения.

«Старый Дымарский улетел, а молодой сученыш всё еще здесь. Роет», — сказал один из моих охранников другому. Они курили на улице. Я к окну тогда прибилась, затаилась и обратилась в слух.

Чуть не упала с подоконника от счастья! Живой. Боже, я так боялась, что он глаза не откроет в больнице! А он мало того, что жив, так еще и в Республике!

Меня ищет. Сердечко сладко сжалось, и я ощутила прилив надежды!

Верить я себе давно уже запретила, не дура ведь. Лица видела всех похитителей. Агапова, Салтыкова, их подручных. Никто не скрывался от меня. После такого не отпускают.

Ворота хлопают. Я притягиваю колени к груди и начинаю молиться. Приехали, значит. Почти неделю никого не было. Я сидела в этой комнате-камере с решетками на окнах. Мне приносили еду, водили в туалет по времени.

Не трогали. Ждали приказ боссов. Я не могла понять, что происходит. А позавчера про мужа услышала, и картинка сложилась! Он прилетел и навел кипиш. Испугались, твари. Затаились, выждали. А он всё не уезжал. Искал меня. Возможно, организовал слежку.

Я ждала чуда. Не могла не ждать. Я ведь живая.

Соскакиваю с кровати и подбегаю к окну. Открываю его и пытаюсь услышать хоть что-то. Увы, это не полиция. Я много раз представляла, что мою комнатку взорвет вой сирен, что черный лес вокруг вспыхнет сотней мигалок приближающихся машин.

Сегодня приехали на белом внедорожнике.

Голоса звучат приглушенные, не разобрать чьи, но однозначно — спокойные. Значит, не спасение.

Через секунду слышу щелчок замка и оборачиваюсь. Дверь в мою комнату-камеру распахивается, на пороге бритый бородатый охранник. Он молчаливый, но не жестокий. Каждый день он приносил мне яблоко.

— Боссы приехали, умойся. Будем спускаться в гостиную. Ужинать.

Я сглатываю. Раз они приехали, значит, Вова улетел? Боже. У него не получилось.

Отрицательно качаю головой. Другой причины, почему эти двое здесь, я придумать не могу. Всё кончено?

Бритый подходит, хватает меня за волосы, накручивает их на кулак — это больно! И тащит к запертой двери. Там небольшая ванная комнатка — унитаз, душ. Было зеркало, но я его разбила. Пихает ключ в замочную скважину.

Охранник крепко держит меня за волосы, я шиплю от боли, но не плачу. Не дождется, сволочь. Подтаскивает к раковине и включает воду. Я начинаю умываться сама, иначе умывать будет он, так уже было. Чуть не захлебнулась.

— Я хочу в туалет. Выйди, — говорю я. — Я просто хочу пописать.

Он смотрит на меня, щурится.

— Платье надень, — швыряет в меня пакет. — Не наденешь — голой пойдешь, — смеется.

Выходит и закрывает дверь. Я догадалась, что охранники сами до конца не понимают, как со мной обращаться. То ли как с пленницей, которую не жалко. То ли как с девушкой боссов, которую нужно беречь.

Страха во мне почти не осталось. Сколько можно бояться?

Я прижимаю руку к груди. К своему шраму, где было слово «Resist». Сопротивляйся. Что бы ни случилось, если тебе плохо, если хочешь что-то изменить, — сопротивляйся. Так учил меня мой муж. Затаись, дождись нужного момента и дай отпор!

Когда мы с Тарасом зашли в нашу с Вовой съемную квартиру, я совершила попытку к побегу номер один. Там была моя территория, я знала, где что лежит. Если и драться, то дома.

Сначала пыталась поговорить, конечно, убедить его, разжалобить. Всё же мы встречались долго, доверяли друг другу. Я хотела объяснить, что его действия — ошибка. Я бежать не хочу, мужа полюбила. Но было бесполезно! Он выглядел плохо. Словно в лихорадке, перевозбужден. Агрессивен.

Я его такого боялась.

Сделала вид, что заторможена лекарствами сильнее, чем есть на самом деле, а когда Тарас отвлекся, схватила сковородку и шарахнула его по голове изо всех сил! Он упал и отключился.

Телефона у Орлова с собой не было, я быстро проверила.

А потом рванула к двери! Надо было добраться до соседей! Позвонить оттуда, вызвать полицию! Позвонить свекру. Распахнула входную дверь, а там уже стоял тот самый гад, который меня душил в такси.

— Так и знал, что Орлов накосячит, — хмыкнул он, заходя в квартиру. Огромный, мощный мужчина. Он загородил дверной проем почти полностью.

Я думала, он меня убьет. Ударил несколько раз по бокам так, что я взвыла от боли, скорчилась. Еще он заставил переписать записку. Тарас велел мне скопировать текст с бумажки, но я добавила от себя: «Спасибо за розы, ты знаешь, как сильно я люблю эти цветы». Тарас решил, что это уместно, не обратил внимания. Но второй понял, что это какой-то знак.

Орлов начал приходить в себя. Пока он очухивался, бандит сказал, что выбора у меня нет. Что я рычаг давления на отца. И Дымарские тут ни при чем. Но, если я продолжу вырываться, Владимир из больницы живым не выйдет. А у него есть еще сестра, у нее маленькие дети.

Я принесла беду в его семью. Если бы не я, с ним бы ничего не случилось.

С моим Вовой. Моим любимым Вовой!

Возможно, это действие успокоительных. Или же я всё еще была в состоянии шока и ужаса. Мои руки были в крови. Я спасала Владимира на набережной и… продолжила спасать дальше. Как могла.

Вышла из квартиры с Тарасом. Мы встретили Алексея, я так хотела дать ему знак! Но тот лишь мазнул по мне взглядом.

Потом бандиты потребовали выписку из банкомата и велели снять все деньги.

Я плакала, когда мы ехали в фургоне. Понимала, как ситуация выглядит со стороны. Во Владимира стреляли, а я пользуюсь моментом и бегу с бывшим! Все дни после я представляла, как он, очнувшись в больнице, читает записку и хмурится. Представляла и скулила от боли. Но это потом, а сначала…

Едва мы сели в фургон, мне вкололи какие-то лекарства, которые подействовали в течение нескольких минут, и я отключилась.

Пришла в себя от криков. Мы остановились где-то за городом, на отшибе. Пахло болотом и свалкой.

Орлов орал, что так не пойдет. Планы были другими. Что мы с ним не должны ехать в Республику.