Я пьяная. Стыдно признаться, но… в хлам!

Как в кино показывают — картинка перед глазами плывет, а если зажмуриться, то карусель крутится. Мир вокруг меня или я вокруг мира.

Связалась с Серым Волком! Он, кстати, рядом сидит. Владимир практически трезвый. С одной стороны, мне неловко, что я по сравнению с ним явно перебрала. С другой — напротив, спокойно. Ведь он полностью контролирует ситуацию и доставит меня домой. Он почти мой муж.

Муж…

В жизни так много не пила. Время близится к полуночи, час назад мы ворвались в ночной клуб. Здесь грохочет модная музыка, вокруг сто-олько людей! Я даже и не знала, что ночью город не спит. Я-то всегда спала. И, как выяснилось, зря.

Владимир сидит совсем близко, наши бедра касаются. Иначе мы не расслышим друг друга. Он снял пиджак и остался в одной водолазке. Его рука покоится на спинке дивана, он будто обнимает меня. Чувствует себя вольготно. А я просто рядышком. Стараюсь особо не пялиться по сторонам.

Мы провели вместе весь вечер. Ждали на смотровой, когда зажгутся огни. Потом я пила вино в машине. На гору потянулись другие машины, я наблюдала за влюбленными парочками.

Когда его мерседес тронулся с места, мне стало тоскливо. Я не хотела домой. Но Владимир вновь меня удивил, и вот мы в самом модном ночном клубе смотрим развлекательную программу и говорим обо всем на свете.

Вернее, он задает вопросы, я отвечаю. Иногда он наклоняется и ведет губами по моему виску. У меня тогда сердце замирает, но он обещал, что поцелует меня лишь единожды. И больше не пытается.

Нам приносят текилу. Две стопки, лайм, соль. Он меня дурачит, конечно. Берет мою руку, насыпает соль между указательным и большим пальцами. Кивает на стопку.

— Давай! — подбадривает.

— Отец меня убьет! — говорю искренне. Стопку, впрочем, над столом поднимаю.

— Пусть только пальцем тронет, — чеканит Владимир, и у меня холодок пробегает вдоль позвоночника. С мыслью, что больше пить не буду никогда в жизни, я слизываю соль и опрокидываю стопку. Быстро заедаю лаймом и неистово машу ладонями, показывая, как горько!

Владимир смеется, наблюдая за мной. Мне кажется, почти искренне. Берет мою руку, вновь насыпает соль между пальцев.

— Не-не, мне хватит! Владимир, мне правда хватит! — возмущаюсь я. — Пожалуйста, я уже на ногах не стою.

— Это я себе, — он бросает на меня острый взгляд и, пока я замираю, наклоняется. Слизывает языком соль и, словно не замечая, как при этом действует на меня, опрокидывает свою стопку.

Я наблюдаю с открытым ртом, как он жует лайм.

О боже.

Я вообще ни о чем думать не могу в его присутствии. Мне даже кажется, что это лучший день в моей жизни.

После первого сентября в университете, разумеется.

Еще я вижу, как на него смотрят другие женщины. Он одет просто, но дорого. Лаконичный черный цвет, часы известной марки. Он высок и отлично сложен, достаточно молод. Его волнистые волосы привлекают внимание. Он определенно выделяется в хорошем смысле.

Всё это я начинаю замечать сейчас. И мне хочется, чтобы его внимание было приковано только ко мне. Он сказал, что я красивая. Он выбрал меня по фотографии.

Владимир наклоняется и шепчет мне на ухо.

— Как это случилось? Расскажешь мне?

Я округляю глаза, прекрасно понимая, о чем он.

Начинаю немного суетиться и ерзать на диванчике, будто устраиваясь поудобнее.

На самом деле он отреагировал идеально. Даже подозрительно. Попросил, чтобы я перед свадьбой показала ему бумагу с последними анализами, где написано, что вирус в крови не определяется, дабы точно убедиться, что я не заразна.

Это хорошо, это даже в плюс. Значит, он и с другими женщинами был осторожен.

В действительности я, конечно, была готова ко всему — к страху, отвращению, неприятию. Окружающие зачастую мало что знают об этой болезни, поэтому боятся и брезгуют. Когда я училась классе в шестом, в нашем городишке нашли ВИЧ у одной женщины. Она сдавала кровь в обычной поликлинике, ей гарантировали анонимность. Но на следующий день об этом знал весь город! Ее вынудили уволиться, а потом наш мэр попросил ее переехать.

Почему я так хорошо знаю эту историю? Она жила в том же подъезде, что и Виолетта Степановна. Мы с бабушкой ходили мыть поручни после этой женщины. Она заболела, и ее за это возненавидели.

Меня осеняет мысль. Может, мои родственники так сильно не хотели оставлять меня наедине с Владимиром именно потому, что я могла проболтаться? Продали красивую куклу. Боялись, что он откажется? Что начнет сбивать цену?

Становится так обидно! До глубины души!

Владимир, заметив, что я смущаюсь, говорит совершенно серьезным тоном:

— Не волнуйся. Я просто хочу знать. Это был какой-то наркоман-музыкант?

Я прыскаю в ладонь, представляя, как встречаюсь с рок-звездой. А потом смеюсь, откинув голову. Звонко и искренне. Боже, мне точно надо меньше пить! Тайный роман с музыкантом. Виолетта Степановна бы… как сказал Дымарский? Облезла!

Пока я смеюсь, он смотрит на мою грудь, на мою шею. Я замечаю это.

— Увы, но нет, — говорю ему на ухо. Потом отстраняюсь. — Авария. Мне тогда семнадцать было. Одиннадцатый класс, октябрь месяц. Мы с папой ехали домой по трассе. Везли какие-то железные палки. Арматура, или что это… я не разбираюсь. Папа тогда переделывал баню. Я плохо помню, что случилось, но машина вылетела в кювет и перевернулась. Я была пристегнута, сработала подушка, но эта железная арматура… — я быстро вытаскиваю заправленную в брюки блузку и задираю ее. Блин, всё равно не видно! Уже не отдавая себя отчета в том, что делаю, я расстегиваю ремень, молнию, чуть спускаю с талии черную ткань и показываю Дымарскому свой пупок, тазовую косточку и белый тонкий шрам. — На спине такой же. Эта железная палка проткнула меня насквозь, — говорю ему с энтузиазмом. — Папа отключился, а когда пришел в себя, сразу вызвал скорую. Зажал рану. Но я потеряла много крови. Мне делали переливание. Я не знаю, как так получилось. Или проверенной крови не хватило, или… инструменты плохо продезинфицировали. Я не понимаю. Но уже в январе на медосмотре анализ показал вирус. И… ну и всё. В двадцать один год я девственница. Да еще и с сюрпризом, — пожимаю плечами. — Но я бы не хотела умереть девственницей, как Виолетта Степановна. О боже, мне больше не наливать! — говорю я, закрывая салфеткой рот.

— Не волнуйся, девственницей ты не умрешь точно, — задумчиво произносит Владимир, рассматривая мой шрам. Потом без спроса касается его большим пальцем, ведет по коже. Его ладонь оказывается на моем животе. Она теплая, большая. Я снова задерживаю дыхание. Мне приятно.

Владимир

Ближе к часу ночи Анжелика, наконец, осваивается в клубе и идет танцевать.

Вообще, осваивается она довольно быстро в любой ситуации, это я уже понял. Поначалу молчит и словно прислушивается. Кого-то она мне напоминает. Какую-то будто зверушку. М-м-м… Зайца, что ли?

Где опасность? Кто-нибудь или что-нибудь угрожает? Сбежать или спрятаться? Замереть и притвориться пустым местом?

Но, едва определив, что бояться нечего, позволяет себе расслабиться и быть очаровательной.

Весь вечер за ней наблюдаю и испытываю смешанные чувства. Либо она действительно настолько скромна и невинна, либо искусно притворяется. И первое и второе, впрочем, вероятно, зная Гловача. Не удивлюсь, если у него своя собственная методика воспитания детей. Один тот факт, что он сбагривает чужому человеку больную дочь на вот таких условиях — прекрасно характеризует этого персонажа.

Она разве что не извинилась за свой «сюрприз».

Что-то у нее должно быть от отца. Во внешности, в повадках, в характере. Она ведь росла под его крышей, она его кровь и плоть. Лживость, подхалимство, жестокость. Какие-то пороки.