Я кивнула. Он сжал мой подбородок сильнее.

— Я не шучу сейчас, — сказал резче. — Ты вышла замуж девочкой. И тебе, возможно, захочется еще чего-то.

Я испуганно покачала головой.

— Будет пздц. Я не шучу, — он смотрел в мои глаза и чеканил слова. — Я любого живем зарою. Не сомневайся даже. Это я тебе цветочки дарю и попу твою сладкую целую. Кто тронет тебя — уничтожу.

Волоски на моей коже встали дыбом.

— Вов, ты меня пугаешь, — прошептала я.

Он тут же отпустил меня, сел на пол и откинулся на стену.

— Прости. Я просто не думал. Что может быть так с…

— Женой? — спросила я. Подползла к нему и уткнулась лицом в его грудь.

— Я домой бегом бегу, — проговорил он задумчиво. — У меня такого в жизни не было еще. Я всё подвоха жду. По привычке задницы какой-то.

— У меня тоже, любимый, такого раньше не было, чтобы домой с радостью бежать. Я очень люблю тебя, — прошептала я примирительно.

Мне показалось, что ему кто-то испортил настроение. Может, историю какую-то рассказал, чем-то на нашу похожую. Как мне тогда с цветами. Я принялась его гладить и успокаивать. Вот глупый, мне он один нужен. Владимир, кстати, часто дарит мне цветы. На драгоценности у него денег нет, мы делаем ремонт. А иначе он не догадывается, как выразить свою благодарность за уют и ласку, которыми я его окружаю. Об этом я тоже уже сама догадалась. На самом деле мне хватило бы просто доброго слова и комплимента.

Звонок в дверь, я закрываю альбом с фотографиями, поднимаюсь на ноги и спешу встречать. Владимир открывает своим ключом и заходит в квартиру.

— Привет, Кокос, — говорит он бодро. — Как день прошел?

— Привет! Ты хлеб и сливки купил?

— Ч-черт, — тянет он. — Ты же писала.

— Я соус не доделала, — пожимаю плечами. — Можно без, но будет не так вкусно.

— Сейчас схожу, — он вновь поворачивается к двери. — Не проблема.

— Костя звонил, — говорю я ему вслед. Я думаю, это важно, лучше сообщить как можно скорее.

Владимир резко останавливается. Возвращается в квартиру и закрывает дверь. Перемена в его настроении разительна.

— Что ему надо?

Я честно рассказываю. Владимир слушает внимательно.

— Понял. Сейчас за сливками сбегаю. Что-то еще нужно?

— Хлеб. Мне что-то нужно знать о той аварии? Новое? Владимир?

— Нет. Но то, что твои переполошились, — подозрительно.

— Ты знаешь, а ведь мы поначалу не верили в ваш брак, — говорит Лера.

Мы едим мороженое, сидя на лавочке в том самом парке, где Владимир играет в футбол. Дети носятся по детской площадке.

— Почему? — спрашиваю.

— Вы оба были такими… отстраненными. Да и спали в разных комнатах. Мы терялись в догадках, что вообще происходит.

— Эм. Ничего-то от вас не скрыть, — пожимаю плечами я, улыбнувшись. — Мы просто… Так было привычнее. Поначалу.

— Вы так друг на друга смотрите, что у меня волоски дыбом, — Лера поднимает руку и показывает предплечье. — Видишь? Видишь же? Ох! Это всё ваш поцелуй перед игрой. Вспоминаю наши отношения с Денисом. Как всё начиналось… Кажется, что с тех пор прошла целая вечность.

— Лера, а сейчас что про нас говорят? После переезда.

— Да ничего особо. Мы рады, что у вас наладилось. Жаль, видимся реже.

— Дарина сказала… В общем, что был скандал. Твои родители пришли в ужас, когда узнали, что Вова на мне женится. И что их теплота — мнимая.

— Да это же давно было, Лика, — отмахивается Лера. — Ты ведь знаешь, что наши семьи в ссоре. Как Монтекки и Капулетти! А тут Вова прилетел и заявляет: «Женюсь».

— А твой отец что?

— Ты только не принимай на свой счет. Мы ведь тебя не знали.

— Всё в порядке, я понимаю. Сама поначалу боялась. Рассказывай смело свою версию. Дарина мне свою уже рассказала, — досадливо прикусываю губу.

— Ну… папа был в своем репертуаре: «Это же Гловачи! Ты умом тронулся?». Вовка: «Да, тронулся. Влюбился. Жить без нее не буду». Папа: «Влюбился он! Миля, он влюбился в дочь Гловачей! Одна баба хлеще другой!». И если раньше… — она осекается, потом быстро добавляет: — В общем, отстоял он тебя. Объявил, что ты всем понравишься, и точка. Так и случилось. Я даже думаю, возможно, отец в глубине души жалеет, что больше не дружит с твоим. У них богатая общая история. Грустно, когда многолетняя дружба прерывается.

— А почему наши отцы поругались? Ты не знаешь? В нашей семье эта тема запретная. — Я откусываю кусочек хрустящей вафли своего рожка.

— Это тебе надо у Вовы спросить. Или напрямую у папы. Я, если честно, никогда не интересовалась, это ведь давно было.

— Думаешь, он ответит? Кругом одни тайны.

— Пятьдесят на пятьдесят. Я только знаю, что это как-то связано с твоей покойной тетей Верой. Отец иногда ее упоминал раньше, когда разговор заходил о вашей семье. Она была красивой и хорошей девушкой.

— Да? Надо же. Как часто ее имя в последнее время всплывает.

Вечером мы по традиции едем в баню, чтобы отдохнуть перед новой трудовой неделей. Улучив минутку, я звоню маме и прошу прислать мне фотографии Веры. Та мешкает, а потом обещает поискать. Странно. О моей тете никто никогда не говорит, ее фотографии где-то припрятаны. При этом она, оказывается, послужила причиной ссоры двух семей.

— Сергей Владимирович, а почему вы с папой перестали общаться? — спрашиваю я решительно. Мы с Владимиром уже попарились от души и сейчас сидим в беседке, пьем пиво, болтаем. Свекор тоже с нами, ждет, пока градус в парилке повысится и настанет «его температурка».

— А как ты думаешь? Что говорил Артём? — отвечает он вопросом на вопрос. Бросает на меня внимательный, но не злой взгляд. Скорее заинтересованный. Владимир молчит. Стреляет глазами в отца. Рот мне не затыкает, но тем не менее становится не по себе.

Надо было сначала спросить у мужа. Но после футбола мы играли в парке с детьми, потом поехали к свекрам, а тут всегда кипиш. Пока готовили, пока накрывали на стол…

— Ничего не говорил. Мне… вообще редко что-то рассказывали. Только крохи информации.

— Они поссорились из-за одного нераскрытого дела, — нейтрально говорит Владимир.

— Твой отец, Лика, закрыл много дел, которым следовало дать ход, — Сергей Владимирович изучает меня, потом делает глоток пива и тянется к креветкам. Я невольно опускаю глаза.

— Папа, не нужно, — встревает Владимир. — Она ни о чем не знает.

— Верю, — соглашается Сергей Владимирович. — Лика, ты теперь наша девочка. Дымарская. Тебе же лучше, если у тебя с твоей семьей больше не будет ничего общего.

Середина июня. Жара стоит под тридцать градусов. Но по моей коже пробегает озноб. Я так и не научилась смотреть в глаза свекру. Невольно завидую Дарине, она бойко спорит со всеми. Во мне же, в самой глубине души, по-прежнему живет страх. Скользкий и липкий. Стоит только дать ему волю — он тут же свои щупальца распускает, по рукам и ногам сковывает, рот затыкает.

Я боюсь таких мужчин, как Сергей Владимирович. Могущественных, властных, жестких. И я мужа своего перестала бояться относительно недавно.

Владимир обнимает меня. Его пальцы скользят по моей коже — я ведь в купальнике. На самом деле страх, который во мне взращивала моя семья с рождения, никуда не делся. Он просыпается при каждой спорной ситуации. Я впадаю в ступор и быстро соображаю, что сказать и сделать, чтобы понравиться. В идеале — убежать и забиться в норку.

Пальцы Владимира впиваются в мою кожу. Это не больно. Он показывает, что рядом. Он отбил меня у своей семьи еще до нашего знакомства. До наших признаний друг другу. До нашей близости в постели. От рассказов Леры у меня мурашки по коже.

«Владимир, ты умом тронулся?»

«Тронулся. Влюбился».

Мне он ни разу не говорил о любви. Я даже не представляю, как он произносит эти слова. «Я влюбился». Но родителям объявил. Лера бы лгать не стала.

Невозможно измениться за один месяц. Я уже не тот человек, что была до замужества, но до цели мне еще далеко. А идти по тернистой дороге за смелостью и уверенностью в себе намного легче, когда за спиной шагает настоящий злой Серый Волк.