— С кем? Со змеями? — кажется, на Эмель эта информация не произвела должного впечатления, и вместо объяснения реакций сбрендивших от адреналина людей, испугала ещё больше.
— Да нет, змеи уже мертвые были. Или съеденные. Люди между собой совокуплялись, без оглядки на то, кто кем кому приходится. Даже родственники, — если много говорить, горло тут же пересыхает, и мне приходится снова выпить воды. Как же хорошо, что в больнице я напомнила бутылки с запасом, пусть даже водой из-под крана — сейчас мне не до сантиментов, плевать на хлор и разные примеси.
— Так ты хочешь сказать, что моя мама… И тетя… Что там сейчас групповуха будет? — испуганно шарахается Эмелька, и я понимаю, что зря я попыталась ее успокоить таким путём.
— Да нет же… Это я к тому, что люди в коллективном угаре делают вещи похуже, чем просто хотят надрать ведьме косы иди задницу… Хотя, знаешь, ещё не вечер, Эмель… Ещё не вечер, — пригибая голову, я подбираюсь к самому крыльцу — это буквально пара невысоких, выложенных из кирпича ступенек. Подозреваю, что сделаны они были больше для того, чтобы не месить грязь перед входом во время дождливой погоды — и от мыслей о дожде мне становится тоскливо. Как бы он сейчас был кстати!
Но целый день на горизонте не было и тучки, расчитывать на такую помощь свыше — пустая трата времени. Придётся все делать своими руками, думаю я, переступая через эти маленькие ступени и останавливаясь у двери. Она оказывается хлипкой и маленькой, и совсем-совсем мне не нравится. Я прожила здесь три недели и даже не подозревала, что запасной вход у меня прикрыт тонким куском пластика, который еле болтается на петельках.
Как Вэл мог допустить такое? Он же всегда хейтил пластик за неэкологичность и ещё за одно качество, от мыслей о котором у меня по коже пробегают мурашки. «Это же ни о чем!» — всегда говорил он. «Это хуже чем домик из сраных веток в сказке про поросят! Кинь спичку и он вспыхнет — но не сгорит, а будет плавиться, и смердеть, смердеть! Сплошной токсик! Пластик — это абьюзер в мире дизайнерских материалов!»
Оглядываюсь на Эмельку, растерянно топчущуюся неподалёку — теперь на неё ложится важная миссия по охране этого входа.
— Эмель! Жди меня здесь. И следи, чтобы никто сюда не подошел и не пробрался. Вот, возьми мой рюкзак, дай столько воду достану, — говорю ей, бросая пустую бутылку в сумку и вытаскивая вторую, наполненную. — И подай мне свой компресс, сначала он тебе помог, теперь твоему дяде надо.
И в ту же секунду встречаюсь с ее испуганным взглядом.
— Теть Поль, мне кажется, уже…
— Что — уже?
— Уже кто-то подошел… Кажется, за нами кто-то следит. Мы спалились, теть Поль…
— В смысле? — так же, как Эмелька, я начинаю воровато оглядываться, понимая, что если нас сейчас найдут — то все наши планы насмарку.
— Я не знаю… Кто-то смотрит. Вон там… — Эмель показывает рукой за угол дома, за которым я ничего не вижу.
— Ты уверена? — спрашиваю ее почему-то шёпотом. — Может, это дедушка? Ну, дядь Боря?
— Нет… — шепчет в ответ Эмелька, и мне приходится наклониться, чтобы слышать ее сквозь шум огня и голоса людей. — Он бы так не делал… Он бы сразу подошёл… А этот — просто стоит и пялится. Так стремно, теть Поль… Это кто?
— Не знаю, — сильнее прищурив единственный открытый глаз, я тоже что-то замечаю и понимаю, почему так струхнула Эмелька.
Если бы этот кто-то бегал, мельтешил, перемещался за угол и обратно, пытаясь нас выследить, понять, что мы хотим сделать, было бы не так пугающе. Но сквозь дым поступает маленькая, беззащитная, почти детская фигурка, и при этом — абсолютно неподвижная.
Этот застывший силуэт посреди творящегося вокруг хаоса — он и пугает больше всего. На секунду мне кажется, что это не человек, а жуткий ребенок-призрак, злой дух, прикрывшийся безобидным видом, когда-то живший здесь и вернувшийся мстить за себя. Как будто сама темнота вышла погулять из тени, где все время прячется — ее слишком привлекают те места, где люди забывают о здравом смысле и выпускают темноту из себя, из своего бессознательного. Тогда большая тень питается этими маленькими тенями, этой энергией разрушения — и вот она стоит перед нами, сытая и довольная, получившая своё.
Так… Стоп! Такие полёты фантазии хороши, когда создаёшь очередной концепт съёмки, но не тогда, когда надо быть сосредоточенной и действовать. Тем более, я понимаю, кто это. Не вижу, но знаю, как будто… чувствую издалека.
Я же сама ее назвала — сразу, безошибочно. Как будто тень вышла погулять… Кто тут у нас девочка-тень, не раз себя так называвшая? Кто не раз подстерегал из тихого тёмного уголка, ждал удобного момента, а потом подталкивал человека в спину, легко и аккуратно — но и этого было достаточно. Потому что тень умеет ждать, а идеально выбранный момент не требует даже применения силы.
Это же Крис, черт бы её побрал! Зуб даю, это она — стоит и наслаждается результатом своих действий и того, как блестяще она исполнила своё обещание: «Я тоже испорчу вам жизнь, Полина Александровна. Обязательно испорчу».
Да, она может быть довольна — результат оказался впечатляющим, Кристина посеяла ветер и пожала настоящую бурю, которая сейчас гремит вокруг нас, пусть никто и не догадывается, кто был её зачинщиком. Но при всем её тщеславии, могу предположить, что Крис это устраивает. Ей самой достаточно знать, что это она — нулевая отметка на оси координат, начальная точка отсчёта, око урагана, вокруг которого бушует стихия, но внутри которого — тихо и спокойно, как будто это самое безмятежное место на Земле. Обманчиво безмятежное, ведь посреди хаоса и гибели не может быть настоящего мира.
Я не могу не поддаться этому странному очарованию, магнетическому действию таланта сеять войну и раздор. Застыв на месте, я понимаю, что пусть у меня нет с собой камеры, но эта картина — щуплая девочка-подросток посреди горящего поля, полного сошедших с ума людей — пусть временно, но, все равно, по ее воле сошедших — навсегда останется в моей памяти как самый яркий и резкий снимок, страшный и прекрасный одновременно. Как символ всего, что с нами случилось, как жертва и режиссёр всех событий, как та, кто меняет реальность, но сама никогда не изменится.
— Теть Поль! Теть Поля! — Эмелька с силой трясёт меня уже за другую, левую руку — ага, запомнила, что за правую не стоит хавать. — Так что делать будем? Не спи, ты чего… как выключилась?
— Я… Нет, ничего. Все в порядке, — понимая, что присутствие Крис прямо-таки пригвоздило меня к месту, я встряхиваю головой, чтобы прийти в себя.
В который раз мы с ней играем в гляделки — сначала на выпускном, потом во время встречи на городском пляже, позже — на нашем с Вэлом флешмобе — и, наконец, сейчас. Думаю, на этом все и закончится — Кристина может быть довольна, за все свои обиды она дала блестящий ответ. Пусть насладится моментом триумфа — я даже не чувствую досады из-за этого. Единственное, что я хочу— это забрать Артура и уехать отсюда. А все остальное, в том числе и наши игры-бодалки мне уже… банально надоели.
— Все, все, Эмель… Я здесь. А теперь слушай меня внимательно, — я снова поворачиваюсь к двери. — Я захожу внутрь, прямо сейчас. Никто нам не помешает, главное мы почти сделали. Ты только смотри за моими вещами и жди меня. Просто жди, все будет нормально.
Черт, какой же неудобный это маленький кустарный замок, который Вэл не догадался сменить вместе с дверью… Ещё и глазомер сбит — кто бы знал, что одним глазом так сложно прицелится — рукой я все время попадаю мимо, приходится пропихивать ключ почти наощупь.
— Жди меня и следи за дверью! — всё-таки попав и провернув ключ два раза вправо, я даю последнее напустите Эмельке и тяну ручку на себя.
Дверь тут же уступает и легко открывается, а я снова кашляю от того, что из глубины дома на меня так жарко дохнуло дымом. Да, именно клубы дыма выходят изнутри, и смочив два компресса водой еще раз, я подхватываю бутылку под мышку, прикладываю ткань к лицу и делаю шаг внутрь.
