Что за новая чертовщина! Или сознание, несмотря на мое намерение удержать его в рамках, всё-таки играет со мной злую шутку, или… так и есть на самом деле!

Камера, беспокойно бегающей по полю Эмельки выхватывает женскую фигуру, стремительно приближающуюся к ней, и в следующую секунду картинка переворачивается, как бывает, когда уронил фотоаппарат — а сопровождающий это глухой стук наводит только на одну мысль. Телефон у Эмельки из рук просто-напросто выбили. Причём никто другой, как Наташка, не узнать которую не могла, точно как и Эмелька, успевшая пискнуть: «Мам! Не надо!»

Это какой-то конец света. Что там делает Наташка? Героически прибежала тушить пустырь у моего дома? Слабо верится… И как Эмелька, каких-нибудь сорок минут бегавшая у промзоны, снова оказалась рядом с Денисом, когда он мне звонил?…Так, Денис же! Что он сказал — бегом домой! Мало ли, что там происходит, может Артуру надо помочь тушить эту злосчастную траву, вон и родственники его уже там нашли, а значит — снова выносят мозг, не обращая внимая на то, что творится вокруг…

Так, так Полина, не тупи! Хватит пытаться угадать, что там происходит, ты уже не раз попадала пальцем в небо вместо того, чтобы просто взять и начать действовать. И, уже не пытаясь дозвониться Артуру, я набираю телефон первой попавшейся службы такси и требую самый срочный вызов, по самому высокому тарифу, лишь бы быстрее.

Думать буду потом. В машине позвоню Дэну, а сейчас… Сейчас надо выскочить из больницы любым возможным способом. Пусть только попробуют меня остановить… Несмотря на то, что всего несколько часов назад я чувствовала себя слабой после вчерашней потасовки и лошадиных доз обезболивающего, всколыхнувшийся адреналин придаёт мне столько сил, что, кажется, я готова свернуть шею любому, что попытается помешать мне выйти.

Залетая пулей обратно в палату, я только и успеваю, что набросить казённый халат, схватить рюкзак, который не разбирала с момента поступления сюда, и… Снова какой-то обрывок старой информации подсказывает мне, что надо взять с собой воды — на всякий случай, вдруг от этого дыма и гари мне станет плохо. А так хотя бы прикрою лицо, смочу какую-то тряпку… какую — найду потом.

— Ты чего? Чего бегаешь, как чумная, деточка? Что случилось? Что случилось-то? — жена главного энергетика тут же обращает внимание на мою панику.

— Воды! Мне надо воды!

— Так это… Возьми, попей, — она тут же проявляет участливость. Здесь мы все — сёстры по палате, все делятся между собой. Может… попросить у них помощи еще и в том, чтобы выйти отсюда без драк и скандалов?

— Девочки, — говорю без доли притворства, не скрывая больше от них свои планы и даже не думая о том, что они могут меня заложить медперсоналу. — Мне надо срочно уйти. У меня там… У меня там такой пипец. Там пожар возле моего дома. Горит пустырь, а он там в сотне метров буквально.

— Что?

— Пожар? Как пожар?

— Господи сохрани, опять началось! Июль пришёл, спека ударила, вот опять и горим, — всплескивая руками, жена энергетика садится на кровать, глядя на меня сочувствующим взглядом. — Какая беда, деточка! Ты беги, беги, спасай свое жилье, может и пожалеет огонь, мимо пройдёт… А мы тебя прикроем тут… Чтоб не искали медсестрички, они как раз сменились только, так что придумаем что-то. Если спросят — скажем, ушла на процедуры… А ты к ночи и вернёшься! Вернёшься же? Только возвращайся обязательно, недолеченная не ходи, такое аукнется всегда!

Всё-таки я ошибалась, считая, что не найду понимания здесь ни с кем, кроме Дениса и еще парочки его приятелей в плане исключения. Мои больничные подружки, несмотря на то, что знаем мы друг друга меньше двенадцати часов, как будто пытаются реанимировать для меня образ нашего городка, чтобы оставить в душе хоть каплю приятных впечатлений о людях. И это простое человеческое тепло, эта безотговорочная поддержка мне как никогда нужна сейчас.

— Вот так оно и вышло, — все так же спокойно, только сдвинув брови, вдруг произносит Люда. — А я говорила. Я сразу говорила.

— Что ты говорила? Что опять придумываешь, Людок? — переспрашивает одна из соседок, пока они вместе торопливо отыскивают в своих вещах пластиковые бутылки и суют мне их, одна за другой, в руки. Я выбира две самые большие, за остальные благодарю, но не знаю, куда мне их совать. Теперь только добраться о больничного туалета, наполнить их водой и на выход… Знать бы только, где здесь запасной, не центральный — проблем было бы гораздо меньше. Я бы и таксиста попросила туда подъехать… Но, не успеваю я додумать, как голос Люды снова перебивает всю нашу возню:

— Тамарка это. Плохой человек она. Вот, приходила сегодня к малой — а теперь у нее дом загорелся. Точно извести ее хочет. Это ж ее метод.

— Да типун тебе на язык, Люда! — совсем по-нашему, по-суеверному кричу я на нее. — Не дом горит, а пустырь вокруг дома! С самим домом все в порядке! Он из кирпича, ему хоть бы хны!

— А крыша, а окна деревянные, а крылечко, а двери? — меланхолично раскачиваясь, повторяет Люда, от чего у меня начинает темнеть в глазах — то ли от ее расшатывания, то ли от понимания того, что снова оценила происходящее слишком беспечно. — Я так тоже думала, когда гараж своему охламону подпалила — по Тамаркиному совету. Тряпицы керосином пропитала, под дверь подсунула, спичкой чирк! Оно и вспыхнуло моментально. Всё, что внутри было — всё погорело. Стены-то остались, а внутри все черным-черно. Кто ж его знал, что там щеночки были, охламон мой приютил… С людьми — такой изверг, а животинку вот, любит, оказывается…

Из молчаливого столбняка, в который я впадаю от ужаса, меня выводит только дребезжание телефона в руке и голос жены энергетика:

— Да прекрати ты пугать девочку, на ней и так лица нет! Тоже мне — поддержала! Ты на эту Тамарку злая, вот везде и видишь происки! А я тебе говорю — суховеи это наши, они беду разносят! Одной искры достаточно, вспомни как три года назад пол-дачного посёлка нашего сгорело! Кто-то шашлык жарил так, что чуть соседей не попалил! Хорошо только сгоревшими домами обошлось, а не людьми! Тоже Тамаркины происки?

— Насчёт того — не знаю, — серьезно, как всегда, отвечает Люда. — А вот тут прямо чувствую — её рука.

«А там ведь была Наташка. Вряд ли она первая прибежала помогать» — оторопело думаю я, пока водитель, позвонив мне на мобильный, интересуется, куда подъезжать.

— Сейчас, погодите минуточку, — язык меня сейчас совсем не слушается, даже простейшие слова даются с трудом. — Девчонки… Такси приехало. Я могу попросить… забрать меня у чёрного входа? Там есть заезд? И… кто знает, как туда выйти?

— Говори, пусть заезжает. Я проведу, — медленно, держась за поясницу, Люда поднимается с кровати и кивает мне, как будто скрепляет наш с ней союз на не совсем законную авантюру. В рамках больничных правил так оно и есть — сейчас мы с ней сообщники по побегу, от которого зависит вся моя остальная жизнь.

Надеюсь, что только моя.

— Я тут всё знаю, все переходы… Из отделения в отделение, от главного до заднего входа. Всё знаю. А хочешь — в подвал можем спуститься, там тоже всякое есть… — негромко приговаривает Люда, пока мы идём с ней по этажу, а я все переживаю, как бы кто не пристал к нам с ненужными расспросами. Медсестры продолжают бодро шнырять от двери к двери, разнося какие-то кусочки хлеба, галетное печенье и компот на железных подносах-каталках, и я понимаю, что они так спешат, чтобы успеть до начала часа посещений.

Надеюсь, на нас у них времени не хватит.

— Нет, Люда, не надо в подвал. Мне в машину и к себе… — хочу добавить «дом спасать», но даже язык не поворачивается сказать такое. Моему дому ничего не грозит. И никому не грозит. Да и как я буду его спасать? Единственное, что я знаю о пожаре, это то, что лицо надо закрыть тканью, смоченной водой — и все.

На первом этаже Люда заводит меня в уборную и я быстро наполняю водой две добытые у соседок пластиковые бутылки, которые прячу в рюкзак. Его же, в свою очередь, я зажимаю подмышкой и сверху прикрываю халатом, чтобы не привлекать внимание.