После пролистывания бесконечно длинной ленты комментариев, нахожу зацепку — нет, в паблике никаких новых постов, но раз за разом упоминается какой-то канал… Или группа. Какая-то внешняя ссылка, по которой есть что-то новенькое, но я никак не пойму, что.

Таисия Петровна немного запаздывает, и я уже не хочу, чтобы она приходила вовремя — мое любопытство опять задето, мне срочно надо узнать, о чем все говорят.

В итоге, забравшись в одну из веток комментариев нахожу его — переход в мессенджер, и тут же кликаю по ней, не заботясь о том, что захожу со своего номера. Только бы это был не чат, а канал, где можно читать новости без запроса на доступ. Я почему-то не хочу, чтобы Крис знала, что я слежу за ее постами. Пусть не радуется, думая, что окончательно меня уела.

Правда, я быстро забываю о своём напускном пафосе, как только вижу, что творится по ссылке.

— Хренассе… — только и могу сказать я, когда вижу в крупный канал, на который подписалось уже пять тысяч человек. Причём, канал относительно новый — первое закреплённое сообщение обозначено позавчерашней датой — тем самым днём, когда Крис начала публиковать свои разоблачения. Первые публикации — копии тех самых постов из ее паблика, но приправленных более вольными авторскими комментариями, выдающими раздражение и злость.

Честно, уж лучше бы Крис этого не писала. В своей группе она взяла более верный, бьющий в цель тон — отстранённого наблюдателя, который ни против кого лично не борется, а только за правду. Тут же я нахожу в меру душещипательные рассказы о том, как я ее, оказывается унижала с самого первого дня — сначала обсмеяла на сцене актового зада, а потом следила и вскрыла ее личные странички.

— Да не над тобой я смеялась, дурочка… — устало вздыхаю я, понимая, что в этом канале Крис больше похожа на саму себя, чем в паблике. Посты щедро приправлены голосовыми сообщениями, в которых она, не стесняясь в выражениях, снова жалуется на несправедливость и непонимание, на то, что опять ее кто-то гнобит на пустом месте, и даже говорит о готовящейся против неё провокации. В общем, делает почти то же, что делала в своём дневнике — только теперь на аудиторию в пять тысяч человек. Видимо, эта смена стиля и едва ли не панибратство — новая стратегия удержания подписчиков. Как сказал бы Вэл, сплетни и срачи — лучший друг smm-щика.

А ещё мне вдруг вспоминаются ее слова про популярность: «Если надо больше публичности, я её сделаю. Надо миллион подписчиков, чтоб слушали только меня — сделаю миллион. Ничего, я ещё вырасту. И раздам вчем таких пиздюлей…»

— Ну, у тебя неплохо получается. Растёшь, — продолжаю тихо комментировать то, что вижу, забыв, как это странно смотрится из-под больничной простыни, в которую я закуталась как в кокон.

Снова листаю вниз — ей-богу, за время пребывания здесь я заслужила звание интернет-сыщика, столько инфы пришлось выудить из сети — и, наконец, натыкаюсь на последнюю новость. Кажется, именно о ней говорили в сегодняшних обсуждениях, только такой новый вброс может заново качнуть возмущение людей после того, что они уже видели.

— Нет… Вот только не это… Ну… нет, — в первые секунды мне хочется рассмеяться, так всё нелепо выглядит. — Это же бред! — и Люда, которой все не надоест наблюдать за мной сквозь простыню, снова шикает на меня, намекая, чтобы я не забывалась.

— Боже, ну что за бред… — совсем тихо повторяю я, потому что молчать, глядя на такое, нет сил.

В качестве эксклюзива своего канала Кристина решила выставить «тайные фотки моей жизни» — и я прекрасно знаю, когда они были сделаны. Когда она была у меня один-единственный раз, и просила разрешения снять козла Антона как референс для своих работ.

А вот и он, мой милый Антошенька, устрашающе таращится из железной рамы, окружённый промышленным реквизитом. Нет, что бы там ни говорила Крис, передать фирменный дух Вэлового шедевра ей не удастся, не тот уровень, как сказал бы сам автор инсталляции.

С удивлением смотрю и на другие фото уголков моей квартиры, но даже этот слив не удивляет меня так, как постоянный акцент на бедном Антошке и особенно подпись под ним: «Новый Бафомет — символ сатанизма».

— Ох, как тебе повезло, что Вэл уехал, он бы так тебе навалял из-за Бафомета, — снова шепчу я, обращаясь через экран к Кристине. — Больше всего он ненавидит буквальнее трактовки его высоких идей. Ну зачем так банально, Крис?

Для начала она, как бы ни на что не намекая, щедро сыпет цитатами из википедии про знаки зла, пентаграммы и голову Бафомета как символ поклонения дьяволу, а мне уже плакать хочется от смеха, который пытаюсь подавить, зажав себе рот.

За Кристину по мере прочтения мне не становится даже обидно — с уровня хлесткого разоблачения, взорвавшего весь городок, она стремительно скатывается в желтуху, в уровень газет для впечатлительных бабушек. В таких ещё печатают молитвы от сглаза и заговоры, чтоб петрушка на огороде лучше росла в полнолуние.

Хотя… Та же Наташка, придя ко мне в первый раз, тоже что-то говорила о сатанизме и о том, что Антон — антихрист. На этом месте мне становится так за него обидно, что я думаю попросить Артура снять Антошку со стены и взять с собой в дорогу. В конце концов, он так много пережил вместе с нами.

И только когда среди голосовых сообщений, сопровождающих каждое фото (здесь Крис рассказывает, как была у меня дома, как я снисходительно пообещала сделать на ней сенсацию, и что Виоле я ни капли не сочувствую, мне нужен всего лишь новый материал для хайпа, а ещё — новые души) я все понимаю.

Да, именно так — новые души. Суеверия. Антихрист. Новый Бафомет, роль которого исполняет невинно убиенный на промзоне Антон — даже он оказался втянут в эти закулисные игры.

И дальше, встык — ещё одно сообщение, с записью моего голоса — ответа на ее вопрос:

«Серьезно, Полина Александровна. Вы что, сатанистка?»

«Конечно, Кристина, так и есть. Вот ты меня и рассекретила. Только этим и занимаюсь — заговорами, наговорами и проклятиями. А еще — пью кровь невинных младенцев и бегаю голой под Луной на промзоне. Иначе, как бы мне удалось быстро освоиться тут, еще и привлечь так много людей на сегодняшнюю акцию? Только колдовство и князь тьмы! Он, кстати, будет мне благодарен за сегодняшнее. Я привела ему целую толпу новых адептов».

— Бля-я… Только этого ещё не хватало, — опуская смартфон, пару секунд я смотрю перед собой невидящим взглядом, пытаясь оценить масштабы новой катастрофы.

Вроде бы и ничего страшного. И какая-то совершенная белиберда, принижающая больше Крис, не гнушающуюся такими зашкварными приёмами. Что толку волноваться? Ведь это же бред и нонсенс, сказки бабушки Агафьи. Ну кто поведётся на пришествие Бафомета в двадцать первом веке? Мы же не в средневековье живем, где еретиков сжигают на кострах?

Так бы точно подумала Полина из прошлого, только-только приехавшая в родной город, не видевшая, какой быстрой и яркой истерией вспыхивают здесь люди, если играют на их чувствах. Особенно, если это чувство — страх. Особенно, если страх суеверный.

Крис при всем своём презрении к горожанам знает их лучше меня — последние десять лет она прожила здесь, и отлично понимает, за какие дёргать ниточки. Сначала она сыграла на родительских чувствах — семья как традиционная ценность очень сильна здесь. Потом — на теме морали и непотребного поведения. А это ещё один столп, на котором держится здешнее общество. И последний козырь — сильнее него, понимаю, не может быть, — это религиозность и суеверия.

Полный набор ценностей общества, которое гордится, что никаких вот этих вот новомодных веяний к ним не проникло и не проникнет. Они для этого сделают всё. Ведь пустили же приезжих журналистов из столицы на похороны Виолы. Ведь разбили же мне камеру и чуть не разбили голову, когда, по их мнению я поиздевалась над местными детьми. А за козла Бафомета… тьфу ты, Антона, кто знает, что может быть… Хоть бы погром мне не устроили, чтобы рассчитаться с дьявольским отродьем.

Черт… Там же Артур… Думаю, он позвонил бы, если бы что-то пошло не так…