«Вишня в коньяке. Просто конфеты. Я же не идиот, Полин».
Я прекрасно помню эти минуты, несмотря на то, что до сих пор события того переполненного впечатлениями дня кажутся фантасмагорией, воспринимающейся вспышками, хаотично. А тогда — был какой-то просвет. У нас обоих все получилось: у меня — вытянуть съёмку, висевшую на волоске, у него — найти достойного покупателя своего дела, в которое он вложил так много. И это дикое желание свободы, такого скорого нового будущего — и друг друга, сейчас и в новой жизни, когда не надо будет терпеть и оглядываться — оно видно. Оно так явно читается на этих злосчастных, не самого лучшего качества снимках, сделанных впопыхах, дрожащей рукой, что на секунду я удивляюсь, как нам, вообще, удалось скрываться так долго. Ведь главное они передают отлично, для этого хватило пары минут и случайных смазанных кадров. То, какими привыкли видеть нас здесь — фикция. Наша жизнь, наши размеренные правила, даже мой образ немного взбалмошной, но пытающейся вписаться в здешние рамки гостьи — все это фикция. А настоящие мы — вот такие, в те самые минуты, когда нас никто не видит, и мы без ума друг от друга. Может не навсегда, может, потом мы назовём это самой большой ошибкой или самым лучшим из того, что случилось с нами, кто знает. Но сейчас это так, и это не вызывает сомнений. Ни у нас, ни, к сожалению, у тех, кто тоже видел эти снимки. А видели их, кажется, многие. Очень многие.
Особенно способна впечатлить последняя фотография — никогда не поверю, что Крис случайно сверстала всё в такой последовательности. Это я тоже хорошо помню — как дурачась, на волне залихватского азарта и возбуждения, пыталась снять с Артура футболку и вытащить ремень из джинсов зубами, а он очень нехотя меня останавливал.
«Блин, ты только не трезвей! Давай я тебе такси вызову, чтоб ты сразу к себе ехала. Только не задерживайся! Бери у Дэна шампанское или что ты там пила… И все это дома повторишь, ладно?»
Я и сейчас улыбаюсь, вспоминая это. Только вряд ли родня Артура, увидев эту фотку, так радовалась, наслаждаясь кадром — опустившись на одно колено прямо на пыльную землю и глядя на него снизу вверх, прикусив, я тяну на себя край его футболки, а он одной рукой придерживает меня за подбородок, и не сказать, что слишком возражает против того, что творится. Прямо-таки знойная одалиска у ног господина — и у меня снова вырывается нервный смешок. Только в моем случае одалиску потрепало морально за день, и в ее глазах светится не томное обожание, а безудержная дурь, иначе… как же она, то есть, я могла на заметить, что нас кто-то снимает!
— Какая жопа, как же мы вляпались, мамочки…
Я даже не могу понять, говорю я это вслух или думаю про себя, что меня больше беспокоит — то, что в глазах всего города я испохабила светлые образы детей или бесстыдно совратила сына и брата тех, кто мне доверял и любил, как свою. В преподнесении Крис даже Артур выглядит жертвой моей разгульной бессмысленной жизни, полной пустых развлечений, случайного успеха и весьма сомнительных моральных ценностей.
Теперь я жалею, очень жалею, что сбежала на автобус раньше, чем дождалась Артура — ну встретилась бы я лицом к лицу с Тамарой Гордеевной, и что? Ну не стала бы она убивать меня в присутствии отца, который никогда не допустил бы, чтобы в его усадьбе творился какой-либо беспорядок. А так — одному Артуру пришлось испытать на себе весь шквал эмоций матери, не только узнавшей о его «шашнях» и потерявшей все поводы это скрывать, но и увидевшей воочию некоторые красноречивые эпизоды его тайной жизни.
— Да ладно, это не самое страшное. Не самое… Ну не голые же мы здесь… И вообще, это не какое-нибудь интимное видео… С видео было бы гораздо хуже, — едва сдерживаясь от новых нервных смешков, пытаюсь успокоить себя я, но получается довольно вяло. Не потому, что утешения не работают, а потому, что я нахожусь в таком ступоре, что даже не могу испугаться или разозлиться в полную силу. И механически кликнув на последнюю страницу статьи, понимаю, что опять поторопилась с выводами. Потому что самое страшное — вот же оно. То, самое, что Крис оставила на закуску.
Вообще-то, назвать это в прямом смысле страшным у меня язык не поворачивается, наоборот — это так прекрасно, что я готова любоваться, забыв о той заднице, в которой мы оказались. И это снова мои фото. В отличие от самых неудачных снимков, которые Кристина выложила в первой части, за эти мне не стыдно ни капельки. Наоборот, я испытываю только гордость и восторг. Мало того, именно их я могу назвать одними из лучших в своей работе даже не за последний год, а вообще — за всю карьеру фотографа.
Но в глазах тех, для кого была предназначена статья, эта подборка должна воплощать страх и тихий ужас, плевок в лицо и пощёчину устоявшимся порядкам, а семье Тамары Гордеевны — подлый удар ножом в спину. Потому что последним идёт та самая ночная фотосессия на пляже, во время которой я выложилась на максимум, и после которой думала, что ничего более крутого уже не сделаю. Что вот он, мой творческий пик, пройдя который, я буду обречена только на воспоминания — как это было, когда я сняла лучшие в своей жизни кадры. Те самые, на которых только ночь, луна и Артур, слишком красивый для любой одежды. Те, где он напоминает ожившее античное божество, в лучших традициях того времени — обнаженный, не скрывающий красоты и силы молодости, которая бьет через край. И это не только взгляд влюблённой женщины, но и взгляд профессионала, который не могут замылить даже самые яркие чувства.
Вот только я не уверена, что местные жители, читавшие статью, а особенно семья Наташки, разделяют мой эпикурейский подход.
Здесь не все, всего лишь пять фото, с самых разных ракурсов — и все они выглядят офигительно, даже без обработки, не могу заткнуть в себе гордый голос автора я. Но обычный человек, попавший в переделку, настойчиво твердит в моей голове, что несмотря на то, что снимки совсем не откровенно атомические, что это игра света и тени, только подчёркивающих привлекательность гибкого и сильного тела, и вообще, мне не было бы стыдно за них даже перед святыми или монахами — потому что это красота, а красота не может быть грехом, но… В глазах местных — это разврат, китч и провокация. Теперь я не только уродую детей всем на потеху, но и растлеваю молодёжь, сбивая ее с пути истинного, пытаясь заманить в тот треш, угар и глупую праздность, которой является моё существование. Или хуже того — просто поиграть, бросить и испоганить жизнь Артуру, опозорить его в глазах горожан. Ведь связавшись со мной, он повелся на какие-то странные эксперименты, нормальный мужик так никогда не поступит. Нормальный мужик даст леща своей женщине за один только намек на подобные фантазии, чтобы впредь у неё ума не хватило даже предложить такое. Не говоря уже о том, что он такую гулящую профурсетку не первой свежести за километр бы обходил, вон сколько порядочных и неиспорченных девочек вокруг.
На фоне переживаний об Артуре, даже эффектное завершение статьи Кристины меня совсем не трогает — в нем она в который раз повторяет, что не все то золото, что блестит, и что заезжие знаменитости на проверку могут оказаться отборным гнильем, которые только и могут что распространять вокруг себя зло и разложение. И что скромные, чистые и неиспорченные люди, на которых держится земля и вечные ценности, не всегда могут определить угрозу и зло с первого взгляда. Но если уж так вышло — надо изгонять таких без жалости, потому что одна паршивая овца может перепортить все стадо. Таким не место в нашем городе — вот тот финальный вывод, который она утверждает и мне он кажется почему-то… слабоватым. Или шок от того, что она слила наши с Артуром фото, слишком велик?
Я до сих пор не могу поверить, что она могла подстерегать нас где-то в кустах за шахматным клубом, мы же так хорошо прятались! Хотя, ощущение лёгкой опасности, конечно, кружило голову, и казалось, что кто-то где-то неподалёку ходит и сейчас как выпрыгнет на нас из этих самых зарослей. Но я грешила на каких-то бездомных собачек или птиц, отнюдь не на Кристину.
