Пристроившись в самый конец очереди, вижу как с другой стороны дороги, там, где тоже расположена остановка, показывается еще они автобус — ага, значит, приехал из города. Отлично, хоть какое-то оживление среди этого молчаливого и зловещего зноя и хутора, отрезанного от остального мира. Всё-таки есть связь, есть сообщение с городом — а значит и сотовое соединение вскоре появится. Все будет хорошо. Артур переговорит с Гордеем Архиповичем без меня, он сам не раз давал понять, что с дедом у него полное взаимопонимание. Я не буду им мешать, не буду накалять ситуацию своим присутствием и доводить ее до конфликта. А просто буду ждать его в городе, в моем временном доме тихо и спокойно… Пусть даже не попрощавшись с Никишиными — сейчас мне кажется, что это не такая уж большая проблема.

Наташка без меня явно не скучает в обществе первых светских дам нашего городка, да и вообще, события последних дней дали понять, что наша детская дружба осталась в прошлом. И все, что было с первого дня нашей встречи — только прекрасная ностальгия по тем, кем мы были раньше и чувство благодарности за то, что вместе пережили столько приключений в юности. Не больше.

Надеюсь, мы действительно не увидимся с ней за то время, что мне осталось здесь. Пусть для неё, как и для этого хутора, я тоже буду вертихвосткой, которая неожиданно возникла в ее дворе с криками: «Помоги мне купить мультиварку!» и также неожиданно исчезла.

Попрыгунья стрекоза, что с меня возьмёшь. Ведь именно так в глубине души меня воспринимает Наташка — и я не буду разрушать этот образ. В конце концов, рано или поздно, ее мнение обо мне станет совсем паршивым — когда она узнаёт, куда и к кому ушёл из семьи ее брат. Но это еще совсем не скоро. Главное, чтобы только не сейчас.

— Подождите немного! — кричу водителю ПАЗика, заскакивая в душный салон, несмотря на то, что все верхние форточки окон и люк широко распахнуты. — Не отъезжайте сейчас, еще минутку!

Почему-то мне кажется, что эту же просьбу я выкрикиваю абстрактно в мир, как будто прошу время остановиться и дать нам возможность передохнуть перед самым главным отъездом, который все никак не наступает и не наступает. Как будто это какое-то проклятие. Как будто родной город запустил в меня свои щупальца и зачем-то держит, по одному ему известной причине.

— Фух! От спасибо! Спасибо, мала! Вже думав, шо не вспию! Дай бог тоби здоровья, гарна ты людина!

Мой попутчик поневоле, которого я оставила позади себя, протискивается в салон с объемным мешком или клунком, как их у нас называют, шумно дыша и на ходу расплачивалась с водителем. А заодно и выводит меня из состояния какой-то сомнамбулической заторможенности, пока я прохожу и сажусь на сиденье у окна, до конца не веря, что еще секунда — и мы тронемся. И хутор останется позади.

А значит, бояться нечего. Так же, очень скоро, как только Артур вернётся в город, мы тронемся и на север, в столицу. И нет никакого проклятия, это моя вечная мешанина мыслей в голове и недосып вызывают такие идиотские суеверные подозрения. И вообще, я гарна людина, уже второй человек за сегодня мне это говорит, пусть и не зная меня. И все равно, это хороший знак — вот я и начала верить в знаки. С хорошими людьми ведь не случается ничего плохого.

Спустя секунду после того, как мы медленно отъезжаем от остановки, я, глядя в окно, рассеянно перебираю вещи в рюкзаке и понимаю что ухитрилась ничего не забыть и все самое главное под рукой — камера в чехле, еще один чехол со всеми зарядными, кошелёк, картхолдер и полная связка ключей от моего промышленного лофта. Взгляд вдруг цепляется за группку пассажиров, высыпающих из автобуса, припарковавшегося напротив. Среди многих незнакомых лиц я неожиданно вижу одно знакомое, и зажмурившись, резко открываю глаза, чтобы понять — не обманывает ли меня зрение. Потому что мне упорно кажется, что я только что видела… Тамару Гордеевну.

Мать Артура? Здесь? Она что, приехала из города? А… А зачем?

От одной мысли о том, что мы могли бы столкнуться с ней на дороге — пусть и на противоположных ее сторонах, на висках выступает липкий пот, и жаркий воздух автобуса, горячими потоками гоняющий по салону, здесь ни при чем. Да нет, показалось — привстав и глядя назад в окно, на все удаляющуюся толпу людей, приехавших единственным вечерним рейсом из города, думаю я, параллельно пытаясь понять, что же меня так испугало.

Ты становишься задерганной истеричкой, Полина. Во-первых, Артур и не скрывал от своей семьи, что везёт Вэла покататься на лошадях, а меня — как его псевдо-девушку. Так что в мое пребывание на хуторе можно было бы обьяснить хотя бы этим. Другое дело, куда делся Вэл, и откуда взялась уверенность Гордея Архиповича, что я проживу с его внуком долгую и счастливую жизнь — вот это было бы тяжелее обьяснить, останься я в селе и дождись там Тамары Гордеевны. И это не считая вопроса, почему ее вообще сюда принесло? Может, потому что не было связи с Артуром? Но ведь она сама отослала сына с каким-то придуманным поручением, зная какая здесь ситуация — и все для того, лишь бы он был подальше от всех его соблазнов, которые его поджидали дома.

Господи, у меня сейчас голова кругом пойдет. Я не могу даже доверять собственным глазам — вот это очень неприятная новость. Это все нервы и вечный недосып. И то состояние, в котором я нахожусь, не имея возможности связаться с Артуром и сказать ему хоть слово.

Как же невыносимо молчать, когда из тебя рвётся так много невысказанного! Никогда не молчите — вынужденно или добровольно. Чаще всего это напоминает добровольную пытку.

Автобус все набирает скорость — я ощущаю это, все чаще и чаше подпрыгивая на сиденье вместе с остальными пассажирами на ямках и кочках, без которых невозможно представить ни одну нашу междугороднюю дорогу. Но, думаю, даже это мне не помешает уснуть — я слишком устала, и это монотонное покачивание, пусть и с резким потряхиванием, заставляет глаза закрываться.

Но мне нельзя засыпать, пока я не отправила сообщение Артуру, не сказала ему чего-то важного хотя бы в смс-ке. И пусть она дойдёт побыстрее, и, главное, я получу ответ на нее.

Стараясь не уснуть и собраться, набираю в поле для сообщений: «Я в автобусе, возвращаюсь в город и жду тебя дома. Все хорошо, не волнуйся, даже разговор с Гордеем Архиповичем, который состоялся без тебя, прошёл нормально. Прости, это я засыпалась и отрицать что-либо было бесполезно. Новость хорошая — твой дед за нас. Новость плохая — он за нас только на хуторе, хочет, чтобы мы остались там и жили счастливо. А это, как ты понимаешь, невозможно».

Нажимаю «отправить», запоздало жалея из-за какого-то сухого и официального тона сообщения. Так всегда, когда я хочу сказать слишком много и стараюсь выделить только главное. А ведь главное как раз то, чего не скажешь словами. Но я всё-таки постараюсь, хотя бы во втором смс.

«Надеюсь, ты не рассердишься, что я тебя не дождалась. Я не могла там оставаться, прости. Дед захочет с тобой поговорить, а я буду только мешать — ты сам говорил, что вы с ним всегда могли договориться и понять друг друга. Главное, не руби с плеча, и делай то, что считаешь нужным. А я буду ждать любого твоего решения. Люблю. Полина»

Это первый раз, когда я так открыто говорю ему о своих чувствах, о которых он и так знает. Но слова любви говорить приятно и здорово, надо только научиться и привыкнуть к этому. Вот я и учусь это делать — пока что в переписке, а скоро скажу и в лицо. Когда дождусь у нас в городе.

И, еще немного подумав, отправляю третье смс, еле различая плывущие перед глазами буквы из-за отяжелевших век: «А еще у меня была галлюцинация в виде твоей матери. Мне показалось, что я видела ее здесь, на хуторской остановке. Не думаю, что это могла быть она… Но на всякий пожарный — знай. И быстрее возвращайся. Очень жду. Очень-очень»

Не наставить кучу истеричных сердечек мне помогает только то, что практически провалившись в сон, я забываю переключить клавиатуру на эмоджи и отправляю это смс таким, как оно есть, оним текстом.