— Давай ко мне, — на ходу бросает Артур, сворачивая в ту часть дома, которая ведёт к его комнате. — Нам сейчас лишних глаз не надо.
— Т…тут нет н. чего твоего, — важно вращая глазами, продолжает извергать откровения дизайнер. — Кг-гда ты хз-зяин всего на планете, глуп-по огр…огрнчиваться… какой-то хаткой… Тут все — наше! И все наше — твое!
— Хорошо, что тебя дед не слышит сейчас, — несмотря на озабоченность, Артур не может сдержать смешок. — Он бы тебе рассказал, где тут чьё. Полин, ключ под газетами, открывай. А я пока держу… его. Вэл, слушай, ты хоть помнишь, как ты боялся сюда ехать, как шарахался на дороге без вай-фая?
— А и хр-руль… хрень… хрель…
— Хрен! — подсказываю я, от волнения только с третьего раза попадая ключом в замок. Все очень плохо. Вэл куда-то собрался и забывает матерные слова. Такого с ним еще не было.
— Хрен с ним… с вай-фаем! Теп-прь у меня связь со всем мр-ром… О-о, кроватка! — восторженно кричит он, едва мы затаскиваем его внутрь, быстро прикрывая за собой дверь во избежание нежелательных свидетелей. Оба — и я, и Артур слишком хорошо помним, к чему могут привести неконтролируемые излияния Вэла, и к проблемам с Эмелькой не хотим прибавить проблем с кем-то из местных.
— Да, Вэл, кровать. Как раз то, что тебе надо. Давай… Полин, сюда, вот так… да оставь обувь, и так проспится… Все, готов! — Артур довольно похлопывает ладонью о ладонь, после чего смотрит на меня.
— И что с ним будем делать? — глядя на улыбающегося и чмокающего губами Вэла, крепко обнявшего подушку, говорю я.
— Честно? Не знаю.
И мы оба от накатившего нервяка, начинаем хохотать как идиоты, прикрывая руками рты — я утыкаюсь лбом Артуру в грудь, чувствуя, как внутри него так же клокочет-рвётся наружу еле сдерживаемый смех.
— Ребя-ят… — приоткрывая один глаз, Вэл снова привлекает наше внимание. — Я такой… охуенный… Вам так повз…зло что вы знк… знкомы со мной… Всем пис! — и попытавшись изобразить рукой знак пацифика, не справляется с этим, и тут же вырубается.
— Зашибись погуляли, — глядя на радостное даже во сне лицо дизайнера, комментирую я, успев заметить, что часы на стене показывают девять тридцать утра. Если день так начинается, даже страшно предположить, как он кончится.
— Да ничего. Разгребем, — успокаивает меня Артур, которому надо гораздо меньше времени, чтобы сообразить, что делать дальше. — Так, Полин… Я к Олянке. Пусть хоть она объяснит, что случилось и куда он намылился. Ты со мной или остаёшься здесь?
— С тобой! — даже мысль о том, что мои прогулки по двору с хозяйскими внуком могут выглядеть подозрительно, не останавливает меня от того, чтобы не отходить от него ни на шаг.
Нас спасает то, что утро — самое занятое время в усадьбе, и те немногие, кого мы видим, разыскивая Оляну, торопятся по своим делам— даже Катерина, спешащая нам навстречу с охапкой свежего белья, бросает короткое «Привет, Артурку!», подчёркнуто не здороваясь со мной. Самого хозяина, Гордея Архипович пока не видно, чему я несказанно рада. С меня пока что достаточно и нашего вчерашнего общения.
Оляну мы находим за дальней конюшней — видимо, закончив какие-то свои дела, она сидит, отставив в сторону небольшие вилы, и я в очередно раз удивлюсь — сколько в ней силы и выносливости, раз после ночи без сна, проведённой, как я помню, в поисках папоротника, который никогда не цветет, она ухитряется работать, причём тяжело, а не просто компьютерную мышку по столику возить.
— Олян! — негромко зовёт ее Артур, и она оборачивается в нашу сторону, после чего молча возвращается к своему занятию — сосредоточенному курению, которое, как я подозреваю, скрывает тут ото всех.
Сейчас она кажется такой маленькой и беззащитной, в отличие от того, какой я увидела ее впервые всего лишь вчера днем. Успев сменить вечернюю одежду на рабочие майку, шорты и невысокие резиновые сапожки, она медленно выпускает дым и хмурится — кажется, наш визит ее ни капи не порадовал.
— Явились, не запылились, — тут же подтверждает мои догадки она. — Что, уложили этого малахольного?
— Уложили, — Артур присаживается рядом с ней на небольшой каменный выступ, а я стою переминаясь с ноги на ногу. Сейчас мне почему-то становится очень неудобно — я вспоминаю, что Оляна знает о наших отношениях, и одного взгляда мне хватает, чтобы понять, что она знает, что я знаю. Такой слишком быстрый эффект откровенности заставляет меня краснеть и прятать глаза. Еще вчера утром я и не подозревала о ее существовании, а теперь у нас с ней на двоих одна большая тайна.
— Да сядь ты, в ногах правды нет, — шикает она на меня, добавляя: — Если не хочешь, конечно, чтоб сюда любопытные набежали. Что, не поняла еще, как у нас тут живётся? Не отсвечивай. И не торчи тут как тополь на Плющихе.
Послушно киваю и сажусь рядом с Артуром, отодвинувшись от него на почтенное расстояние — мне все еще очень неловко при Оляне вести себя свободно и открыто.
— Рассказывай, — просто говорит Артур. — Где Руслан?
— Да в стойле уже. Почистила, покормила, все лучшим образом, ты ж знаешь. По ходу еще пару денников убрала. Хорошо от похмелья помогает, — она посмеивается, но как-то не весело.
— Совсем не спала сегодня?
— Ни минутки. А ты?
— Я — два часа. Нормально, пока хватит. Я привык в последнее время.
— А, понятно, — Оляна бросает быстрый взгляд в мою сторону. — Везуха.
— Ты давай сегодня тоже не геройствуй. Я тебя отпрошу у деда, если понадобишься. Подремай немного. Главное, что Руслан на месте, никто ничего не заметил.
— Да как же никто? Ты ж заметил.
— Я — первым делом. Еще когда светало.
— Ну и что? Претензии свои высказывать будешь?
— Да какие претензии, Олян, — рука Артуа тянется к пачке Оляны и вытаскивает оттуда сигарету. — Понятное дело, что Руслан мой только на словах и когда приезжаю. А так — он твой. Так что не мне тебе что-то предъявлять.
— Ого! Не ожидала, что признаёшь, — она молча передаёт ему зажигалку, а потом, глянув на меня — предлагает закурить и мне. — Что, проблемы с новой жизнью, раз так раскурился?
— А ты как думаешь? Каждую минуту ждёшь, что облажаешься. Но пока что фартит. Главное, чтоб до последнего так было, — устало выдыхая дым, говорит Артур, и я на мгновение чувствую себя лишней в их разговоре — так просто и без притворства они общаются. Поэтому продолжаю молчать, и даже затягиваюсь как-то скромно, почти воровато.
— Хочешь узнать, где мы были? — обращается Оляна снова больше к нему, чем к нам обоим.
— Ну, это да. Хотелось бы, — слегка прищурившись, улыбается он. — И, главное, что с Василём случилось?
— Ой, блядь… Не говоре мне об этом мудозвоне, — Оляна недовольно морщится и становится вдруг… неуловимо похожа на Вэла, буквально на долю мгновения. А я понимаю, что несмотря на показную браваду, он ей очень понравился, даже сильнее, чем она хотела бы признавать. Только манеру и выражения того, кто вызывает в нас безотчетную симпатию, мы копируем так слепо, что сами того не замечаем. А вот другие — замечают.
— Что? — негромко смеётся Артур. — Что он натворил?
— Да хуйню какую-то, извини, шо матюкаюсь…
— Не извиняйся. Вэл любого до этого доведёт. Как-то на него страшно материлась образцовая библиотекарша, прямо при мне. А на вид была вся такая: «Дети — язык это колыбель духовности. Не оскверняйте язык сквернословием, дети!» Мы случайно на лекцию попали, так он ее за двадцать минут до трехэтажного мата довёл, — впервые подаю голос я, не боясь показаться неуместной. Теперь мы заходим на мою территорию — Вэлиал Донцов и его, как он сам говорит, выебонцы.
— Шо, серьезно? — подавившись дымом, кашляет и утирает слезы Оляна. — Ну тогда я легко отделалась типа. Короче, он это… Только не ругайся, Артурку, вспомни, что ты мне перед этим сказал.
— Что именно?
— Что Руслан и мой наполовину.
— Ну? — его брови приподнимаются — Артур заинтригован, и я понимаю, что Оляна играет с ним по правилам, которые давно усвоила и знает — спровоцируй Артура на азарт, на интерес, и он не будет злиться, только следить за тем, как разматывается клубочек недосказанностей.