— Поли-Ира! — внезапно кричит Вэл, как только они оба — Дэн и Артур подхватывают его под руки. — Ты где! Помоги…те! Меня пох… пох…

— Слушай, друг, ты чего? — недовольно обращается к нему Дэн в ответ на то, что Вэл поджимает ноги и вместо того, чтобы идти к выходу, просто повисает у них на плечах. — Это ж мы! Ты че, не узнал?

— Пох… Ему сейчас на всё пох. Поорет и успокоится, — на Артура нервное мычание дизайнера не оказывает особого влияния.

Тем временем Вэл, трагично закинувший голову назад, становится похож на жертву или святого мученика, — такого, какими их обычно изображали на фресках эпохи Возрождения. Смотрю на него и понимаю, что ему бы понравилась эта аналогия. И я точно расскажу ему об этом, как только способность соображать вновь вернётся к нему.

А пока… Горестно вздыхаю, почти как Вэл, понимая, что именно мне придётся тащить его вместо Дэна или Артура.

— Пох…хищают! — нервно стонет дизайнер и опять дергается, словно мученик в конвульсиях. — И — Ира!! — снова кричит он, видимо, от меня помощи не дождавшись. — Я здесь! Спаси меня! Я н…не хочу… умирать!

— Всё-всё, Дэн, отойди, — отталкиваю я Дениса, стоящего ближе ко мне, и подхватываю Вэла под второе плечо. — Он на самом деле нервничает. Он вас ещё плохо знает, вот и хочет увидеть кого-то из своих. Вэл, тихо-тихо… Никто тебя не похищает. Это я, Полина, я прослежу, чтобы тебя отвезли домой, а не в лес на расчлененку. Всё хорошо. Не переживай, ничего с тобой не случится.

Вслух уточнять, насколько перепугался дизайнер, раз вместе со мной позвал и свою прекрасную даму сердца, я не буду. В такие моменты Вэл кажется мне особо уязвимым, так что не стоит еще сильнее обнажать его душевные тайны.

— Давай, вот так, вот так, — параллельно киваю я Артуру, который подстраиваясь под наш с Вэлом шаг, ловит мой взгляд и, получив подтверждение, сворачивает к выходу из подсобки.

— Не тяжело тебе? — спрашивает он, когда, пересекая большой, залитый утренним светом зал, мы медленно приближаемся к порогу кафе. Вэл все еще что-то бормочет и иногда, спотыкаясь, снова повисает на нас.

— Да ну, о чем ты, — я отрицательно качаю головой. — Ты только посмотри на этого эстетета, какой он худой. И, кроме того, у меня богатый опыт по тасканию его по лестницам клубов. Уронила я его только раз.

— Да, уронила! А я себе чуть шею не свернул! — снова приходя в себя, радостно сообщает Вэл и, глядя то влево, то вправо, окидывает меня и Артура практически осмысленным взглядом. — Ребя-я-ятушки… — тянет он своё вечное. — Вы пришли за мной… А знаете что, — оживляется он. — Знаете… Я вас люблю!

— О как… Ну, круто, что тут скажешь, — Артур пытается толкнуть плечом дверь от себя, но мы с Вэлом никак не можем пристроиться, чтобы закрывающиеся по инерции двери не треснули нас по лбу.

— Арту-уро! — торжественно говориз Вэл, подражая Дэну, пока, тот, поняв намерение друга, проскакивает наружу и придерживает для нас дверь. Пользуясь его помощью, мы, пусть и с трудом, но вытаскиваем Вэла на улицу. Он же, продолжая вертеть головой, посылает нам самые ясные, самые солнечные улыбки, на которые только способен.

— Братан! — снова повторяет он. — Каюсь! Не прав был насчёт тебя! Совсем не прав! Хочешь знать, что я сразу о тебе подумал?

— Нет, — лаконично обрывает его Артур, резко подтягивая к себе — расслабившись, Вэл снова начинает съезжать вниз.

Правда, дизайнера мало волнует нежелание выслушивать его откровения.

— Кароч… Я решил, что ты тако-ое быдло! А ты… Нет. Ты хор. роший. Хоть и… скрывать не буду… есть в тебе, чуток неотесанности. Эд…эдакий душок провинциального мужланства. Но он тебе даже идёт. Такой себе, знаешь… Давид из Хацапетовки!

И тут же получает от меня чувствительный пинок под рёбра.

— Эй, Вэл, ты потише на поворотах! — фыркаю на него с неожиданной обидой, как будто это меня обвинили в неотесанности и душке мужланства. — Какой ещё Давид? Что, напился до такого состояния, что уже имена путаешь?

— Ничего не путаю! — Вэл сердится, упрямясь, и снова повисает, поджав под себя ноги нам на зло. — И н…не надо меня толкать! Если ты не понимаешь, это ты дура, а не я! Я же о М… Микеланджело… Микел-ланджело Буонарроти! Понимаешь?! О его Давиде! А он потом вообще царем стал! Слышь, Артутро! Совсем как ты! Был такой себе Дав…вид… Обычный пацан, с пращей… Молодой простачок, от которого никто ничего не ждал. А потом взял — и бомбанул. Голиафа завалил — с… со всей своей простотой. А потом — раз и царь! Отец премудрого Соломона! Такой простой, охуенный парень из народа. Н..на самом деле счастливчик-помазанник. Вот ты кого мне напоминаешь!

— Вэл… — только и говорит Артур в ответ на поток его символических аллюзий. — Бордюр, осторожно.

— Нет, я серьезно. Есть в тебе какая-то фиш-шка! Какой-то стиль! — продолжает распинаться дизайнер, пока мы бесцеремонно протаскиваем его к машине.

От навалившегося на плечо Вэла мне становится жарко, волосы растрепались и клочьями свисают над глазами, и ещё я безумно хочу пить. Если бы не Артур, одна с Вэлом я бы точно не справилась. Не знаю, либо с момента его клубных подвигов он всё-таки поднабрал в весе, либо же это у меня подходит к концу запас сил и выносливости.

— Т…так что слушай меня! — доносится как будто издалека его голос. — Вэл Донцов не против простоты, запомни, Артуро! Вэл Донцов протестует против… гр-рубого примитив-визма! Ты пацан простецкий… Бос-сяк! Но не примитивный! Вот тем и цепляешь, понял? Ещё и в элли… эл-литный спорт играешь, как боженька. И у тебя есть свой… э-э… стиль! И вкус к жизни. Полинка бы никогда на тебя так не запала, если бы у тебя не было стиля и вкуса, поверь мне! Никто ее, мою Полечку не понимает, как я, — под спутанными волосами мои глаза лезут на лоб, и желание ругать и пинать Вэла идет на убыль.

И при этом мне снова становится страшно. Только в состоянии крайнего опьянения, которое, не факт, что пройдёт к полудню, Вэл способен называть меня «своей Полечкой».

— Я все, ш-што у неё на сердце творится, вижу! Как художник у художника! — тем временем провозглашает дизайнер. — Пусть она всего лишь фотограф… — и я опять хочу ему врезать за снисхождение. Умеет же Вэлиал Донцов будить самые противоречивые чувства буквально в одну секунду. — Но она — охуенный фотограф! И если бы в тебе не было стиля — хер бы она обратила на тебя внимание! Пусть она не мож…жет менять и ломать этот мир под себя… Как я! Не всем такое дано, соглашусь. Но экс… эксклюзв-зив и уникальность она просекает на раз. Поэтому она пз…пз-здец как страдала, когда вы с ней посрались! Поэтому и втюрилась в тебя как ду-ура-а…

Громкое покашливание, прерывающее пафосный монолог Вэла, который мы уже и не надеемся унять, звучит как гром среди ясного неба. На секунду мы втроём замираем, будто превращаясь в соляные столбы из погибшей Гоморры — и это мгновение тянется вечно, становясь невыносимым. После чего я, не понимая, чего во мне больше — желания увидеть того, кто стал случайным свидетелем этого разговора — или же не видеть и не знать этого никогда, откидываю волосы со лба и снова не знаю, радоваться или падать в обморок.

По другую сторону от машины Артура, с глазами, похожими на огромные чайные блюдца стоит Эмелька. Одно выражение ее лица говорит о том, что разговор она слышала весь и списать его на пьяный бред у нас не получится. В руках у неё какое-то сложное сооружение — двухъярусная то ли кастрюлька, то ли ланчбокс, от которого распространяется одуряющий аромат, который тут же замечает и Вэл, в секунду забывая о конфузе.

— О! — кричит он. — Супчик! Куриный супчик! Это для меня? — с надеждой в голосе спрашивает он, но Эмель не шевелится, не говорит ничего — только ее глаза начинают хаотически бегать туда-сюда, с моего лица на лицо Артура, и наоборот.

Все ясно, с горечью думаю я. Теперь мне все ясно, хоть ни капли от этого и не легче. Супчик. Бульончик для поправки здоровья. Только предназначается он не Вэлу, а Денису — не он ли сам говорил об этом только что в подсобке. Так какого черта не предупредил, что звонил Эмельке и просил принести ему завтрак?!!