— Ну что, давайте уже, пейте. А вам, девочки, лучше бы воды… У вас есть вода? Нет? — с удивлением обнаруживаю, что кроме газировки, сладкого и чебуреков, у нас ничего нет. — Вы что, на такой-то жарище?

— Я не люблю воду, — презрительно скривившись, говорит одно из юных созданий. — Она невкусная.

— Мы лучше пепси. Или спрайт! Эмель! Закажи лучше спрайт!

— Хорошо, — соглашается Эмель и, снова что-то торопливо говорит в трубку: — Да, и водички захвати нам! Что значит «некогда»? Ну пожа-алуйста! Ну, пожа-алуйста-пожалуйста! На пять минуток заскочи! Не больше! Раз ты все равно недалеко! А то у нас тут только наливки остались. Что значит «не вздумай»? А что мне еще пить? Не пойду же я одна за газировкой через весь пляж в ларёк? Тут знаешь, сколько пьяных?

Усмехаясь этим нехитрым приёмам манипуляции, которые Эмель уже вовсю применяет в общении с Дэном, снова ищу глазами Кристину, которую заслонил усевшийся прямо напротив меня Вэл, — и вижу ее, сосредоточенно что-то пишущую в блокноте. На голову она успела надеть огромные тяжёлые наушники — одного взгляда мне хватает, чтобы понять, что это профессиональная диджейская техника, которая полностью подавляют шум и передаёт мельчайшие нюансы и частоты музыки. Все это нужно не только, чтобы послушать трек, а ещё и подстроить его звучание на пульте.

Видимо, подарок от матери, которая за границей счастливо живет с новой семьей, а дочке шлёт дорогие вещи, крутость которых тут никто не может оценить. Только даже самые крутые диджейские «уши» не могут перекрыть того, что мать живет не с ней и иногда оговаривается в ее имени — пусть не специально. Но, понимая, насколько Крис обидчива, могу предположить, как сильно это ее ранит.

Мне снова не удаётся поймать ее взгляд — и я начинаю злиться, чувствуя себя ловцом улиток, который безрезультатно тычет палочкой в закрытую раковину. Чёрт бы побрал эту вечно исчезающую Крис. С ее привычками, мне тяжело предугадать, придёт ли она на завтрашнее мероприятие в кафе Дэна… А мне бы очень хотелось этого. Очень хотелось.

— Да ничо со мной не будет! — тем временем, уминая румяный чебурек, агрессивно провозглашает Вэл и даже губами причмокивает от удовольствия. — Я на завтра буду как огурчик! Вэл Донцов — прежде всего профессионал! Если у него запланирован ивент — для него нет похмелья и никакие триждыблядские микробы из фарша его не сломят, понятно всем?

— Пихни этого профессионала, напомни, что он не один. Здесь еще и девушки слишком юных лет, — наклоняюсь к Эмельке и выпускаю из поля зрения Кристину, при этом замечая, как прикрыв рот, сдавленно хихикают девчонки, впечатленные красноречием Вэла.

Пусть я не слишком забочусь о своей репутации в этом городке, но мне не нужно, чтобы разгневанные родители явились завтра на наш «ивент» и отметелили одного из главных спикеров за то, что научил детей всяким непотребствам. Тут даже алко-спонсоры не спасут своего партнера. Разгневанные матери пострашнее будут.

— Да сейчас мы его успокоим. Не переживай, теть Поль. Сейчас к нам тут кое-кто подойдёт, кто умеет с таким справляться. А Вэл сам говорил сегодня, что очень его уважает.

Ох, не переоценила бы она силу влияния Дениса на дизайнера. Я понимаю, что в пылу влюблённости Дэн представляется Эмель рыцарем в блестящих доспехах, бесстрашным и всемогущим. Но до сих пор единственными людьми, способным укротить его неугомонный нрав, были только Тамара Гордеевна, которой он безмерно восхищался, и Наташка, которую он откровенно побаивался.

А вдруг… Вдруг это совсем не Дэн должен прийти к нам сейчас с водой и газировкой? Вдруг это Наташка? Эта догадка заставляет меня вздрогнуть — но не так сильно, как мысль о том, что вместо дочери сюда может явиться Тамара Гордеевна, которую боюсь уже я.

— Эмель? — забывая и о Кристине, и о Вэле, и обо всех остальных, тихо спрашиваю ее я. — А кого ты ждёшь? Кто должен прийти?

— Сорпри-из, — тянет Эмелька и весело подмигивает, но мне совсем не нравится ни ее настроение, ни то, что она говорит. — Сейчас увидишь, теть Поль. Подожди. О, вот прямо сейчас! — повторяет она, резко хватая смартфон, который, лежа экраном вниз, снова начинает вибрировать — только я не могу видеть, кто ее набирает.

Черт… Очень неприятное предчувствие охватывает меня, заставляя ладони вспотеть, а сердце — отчаянно ухнуть в груди. Хоть бы это был Дэн. Пусть это будет Дэн или Наташка, пожалуйста.

Ну пожалуйста-пожалуйста, как сказала бы Эмелька. Только не Тамара Гордеевна. Я же не смогу врать под ее пристальным взглядом. А здесь сейчас так много посторонних людей, лишних ушей и глаз — я не должна засыпаться со своим враньем на виду у всех.

— Да-да, все правильно! Правильно идёшь! Вот там, где ларёк с чебуреками, да! Ну, да, воняет немного, — хихикает в трубку Эмелька. — А вот твоему другу Вэлу ничего не воняет, он знаешь, как наши чебуреки наворачивает! Спрайт с тобой? И вода?

Другу Вэлу? Наверное, это всё-таки, Наташка, вряд ли бы Эмель так фамильярно разговаривал с бабушкой. Хотя… Почему тогда она ни разу не назвала ее «ма», как это обычно бывает? И вряд ли бы ей пришлось рассказывать Наташке, что ее дочери опасно ходить одной по пляжу, переполненному пьяными людьми, если только это не…

Догадка в сто раз хуже и ужаснее предыдущей прошибает меня в ту саму секунду, когда Эмель радостно объявляет в трубку:

— Да, да, мы здесь! Так вот же, я тебя вижу! Ты нашёл нас, давай, подходи! — и, нажав на кнопку отбоя, отбрасывает телефон. — Мы здесь! — громко кричит она и машет рукой кому-то за моей спиной.

Мне больше не надо догадываться, кто это. Все самые худшие мысли подтверждает внезапно протрезвевший Вэл, на чьё вытянувшееся лицо я смотрю, будто в замедленной съемке, и вижу, как открывается его рот и оттуда вырывается одно только слово:

— Бля-я-я-я-я…

В довершение драматизма дизайнер натужно икает, хватает булку с наливкой и делает несколько нервных глотков прямо из горла. Радмилины подружки продолжают смеяться, глядя на него, но при этом дружно выпрямляют спинки и принимают вид юных соблазнительных сирен, сидящих пусть не на камнях отмели, а на одеялах, и тело их покрыто не птичьими перьями, а минимальной одеждой в виде купальников и парео.

Вряд ли бы они так реагировали на появление Тамары Гордеевны. Вряд ли бы Вэл так реагировал на появление Дениса. Поэтому я, понимая всё, просто сижу без движения, боясь шелохнуться, в то время как Эмель, привстав и делая еще более активные взмахи рукой, снова кричит, стараясь перебить громкую музыку:

— Ну! Дядя! Ты чего стал? Иди сюда, вот же мы, ну, ты что?!

Мне даже не нужно поворачиваться, чтобы представить то, что творится за моей спиной — Артур, слишком поздно, чтобы свернуть назад, видит полный состав нашей компании и останавливается, не зная, что делать. Так же, как и я. Только ему сложнее. Ему намного сложнее — он стоит к нам лицом и на него все смотрят, в отличие от меня.

Так… Возьми себя в руки, Полина. Это всё-таки случилось. Ты давно опасалась, что вы где-то столкнётесь, неожиданно и без предупреждений — так оно и вышло. И что ты думала сделать в таком случае? Вспомни и сделай — хоть что-нибудь.

Тихо отсчитываю от трёх до нуля, делаю глубокий вдох и оборачиваюсь. Так и есть. Все точно так, как я думала, и даже хуже.

Артур стоит в десятке шагов от нас и его взгляд упирается прямо мне в лоб, пригвождая к месту. Он просто сморит, а в его лице я вижу одно — оцепенение, уход в себя, резкую защелкнулось на все замки. Такому отстранённому выражению позавидовала бы даже Кристина — эта мысль мелькает у меня, когда отвлекаясь на секунду и осматриваясь, чтобы понять, кто наблюдает за нами, я встречаюсь глазами именно с ней.

Черт побери! Столько прятаться от меня — и вот, наконец, мы схлестнулись в тот самый момент, когда я нахожусь в таком раздрае, что двух слов сказать не могу!

Громко сглатываю, стараясь вернуть какое-то подобие самоконтроля — не хватало еще, чтобы Кристина видела меня такой — и понимаю, что она изучает меня внимательно и спокойно, с прямолинейной откровенностью, совсем не так затравленно и колюче, как тогда, на выпускном, когда она подумала, что мы с Эмель смеёмся над ней. Нет, сейчас это взгляд человека, рассматривающего предмет своего любопытства как будто через лупу, задающего один вопрос в лоб: «Что я могу узнать о тебе из того, что не знает никто?»