Ведь никто не знает, что на самом деле она чувствовала к Виоле. Как и того, как была причастна к ее последнему решению, к ее поступку, за который возненавидела ее, не перестав при этом любить.
Неожиданно мой взгляд, понимаясь вверх, замечает и другие интересные, красноречивые в своей странности детали. Например то, что Крис, в отличие от всех на пляже, полностью одета. Нет, при всей ее ершистости, глупо было бы ожидать, что она, вбив зонтик в двадцати метрах от нас, сразу же разденется и пойдёт играть в бадминтон или другие игры. Хотя, при ее мальчуковой хрупкости, она могла бы быть очень подвижна — но я слишком хорошо знаю о том, что творится у неё внутри, чтобы предположить это.
Но быть настолько захлопнутой… Для меня это сюрприз. Кристина не только сидит в тени от зонтика, не желая никого к себе подпускать. Она всем своим видом кричит — не подходите. И ее одежда только подчёркивает это — плотная, до самого горла футболка не по размеру, такая длинная, что рукава закрывают локти, а низ доходит чуть ли не до колен, длинные свободные шорты и хлопчатобумажные носки. Последнее меня удивляет больше всего. На пляже — и в носках. Она не может позволить себе даже посидеть босиком. Застегнутая на все замки, хмурая, закрытая. Снова одна в тихой оппозиции ко всему происходящему.
Зачем она только пришла сюда, раз ей так некомфортно?
— О, Кристи… Ты ее тоже увидела? — слышу совсем рядом Эмелькин голос и оборачиваюсь к ней. — Она, между прочим, о тебе спрашивала.
— Да ты что? — мои брови ползут вверх. Кажется, впечатлившись новым поворотом истории девчонок, я совсем забыла о том, что Крис — не только одинокая болезненно уязвимая девочка, но и та, кто считает нас с Вэлом злобными уродами и хочет вывести на чистую воду.
— Да… Пришла тут такая. Села. И давай спрашивать — а что там завтра. А много народу будет. А давно ли я тебя знаю. И что думаю, чего это ты и Вэл сюда понаехали. И что вообще, да как… — хмурится Эмель, стараясь вспомнить Кристинины расспросы, которые, уверена, были более завуалированными и хитрыми, чем она думает. Ну да, к счастью, она не из тех, кто посвящён в мои тайны, в отличие от Дэна и Вэла. А, значит, не сможет выдать меня, даже если захочет.
— И что? А ты что ей рассказала?
— Да ничего, теть Поль. Мое отношение к ней ты знаешь. Я как-то раз с ней посидела, пропила кофе в парке. А потом она меня высмеяла при всех за то, о чем мы с ней разговаривали. Я не понимаю, она вроде бы не дурочка, а так тупо себя вести! — совершено искренне недоумевает Эмель. — Сначала в подружки набивается, потом издевается при всех, а потом опять, как ничего и не было, поболтать садится. Ага, сейчас. Может, я и не такая умная, как она, но память у меня хорошая. Так что больше она из меня и слова не вытянет.
Вот так вот, Крис, с неожиданным злорадством думаю я. Помни первое правило охотника за информацией — не настраивай людей против себя и не старайся показать, что ты умнее. Чтобы быть хорошим слушателем, перво-направо, нужно снять невидимую корону, которая на твоей макушке красуется очень давно.
— А она придёт завтра? — стараясь не выдать себя, спрашиваю почти без интереса.
— Да не знаю… Она, вообще, любит такие мероприятия. Кристи же у нас типа прогрессивная, блогер, а тут Вэл — тоже блогер, причём гораздо круче, чем она. Ты тоже, знаменитость, она фотка от тебя может вон что сделать. Ну, она и завидует, наверное. Бесится, — с улыбкой говорит Эмель, поднимая внезапно задребезжавший смартфон с одеяла. — Ой, теть Поль, я сейчас… Мне ответить надо. Если получится — такой сюрприз сейчас будет!
Не надо мне никаких сюрпризов, тут и без них достаточно впечатлений, думаю, я продолжая наблюдать за Крис, которая совершенно не ловит мой взгляд, продолжая рассматривать Вэла — хотя я цепляю ее очень откровенно, без слов, одними глазами — вот же я, здесь, посмотри на меня.
Но ее по-детски круглое личико по-прежнему сосредоточено и это придаёт ей схожесть со странным ребёнком — внешне очень юным, а внутри будто покрытым толстым слоем темной пыли. Тяжёлой, вековой.
«Ущелье этой впадины так глубоко, что в неё не проникает солнечный свет, и на дне ее царит вечная чернота» — вспоминаются мне слова из «Клуба путешественников», передачи, которую смотрела ещё в детстве. И я понимаю, почему они пришли мне на ум именно сейчас.
— Значит, мы решили, ребятушки! — снова выводит меня из задумчивости голос Вэла, который, получив от «ребятушек» целый пакет чебуреков, направляется к нам вихляющей походкой, которая, в его понимании, придаёт ему еще больше импозантности. — Завтра все в силе! Устроим мировую пати! Да что там… — Вэл останавливает и, увидев меня, приветственно размахивает чебуреками так, что масло, стекающее на дно целлофанового пакета, разбрызгивается ему на футболку. — Сверхмировую! — объявляет он и, не обращая внимания ни на острые, полные неприязни, взгляды Крис, ни на запачканную одежду, несётся к нам с самым довольным видом.
— О! Приперлась! — довольно объявляет он, с размаху плюхаясь на одеяло и едва не заваливаясь на бок. — А я от тебя сбежал!
— Вижу, вижу, — примирительно говорю я, чувствуя на себе взгляды всей компании — от тонкого Сережки, хранящего все это время философское молчание, до Радмилиных подружек, тихо хихикающих и постоянно перешёптывающихся между собой. — Как ты? Все хорошо? Новых спонсоров нашёл? Зачем тебе это, Вэл?
— Потому что я хочу так тряхнуть этот всратый городишко, чтобы тут еще лет десять гудели о том, как можно организовывать ивенты! Понятно? Понятно вам всем? — обращается Вэл к присутствующим, в то время как лицо его озаряет безмятежная и по-детски счастливая улыбка. И никто из тех, кто услышал его слова, не обидается на «всратый городишко».
Это же Вэл. Кажется, ему здесь прощается все.
— Хорошо, хорошо, — снова повторяю я, надеясь немного утихомирить дизайнера. Но он утихомириваться не желает и тут же обращается к тонкому Сережке.
— Рестик! Я принёс закусь! Давай бухло! Пр-родолжаем! — и, откидывая вьющиеся волосы назад одним резким движением, принимает вид по-гусарски осанистый и важный. — А вам нельзя! — шикает он на Радмилу и подружек, которые под шумок пытаются поставить стаканы в общую кучу.
— Так у нас закончилась пепси! — обиженно надув губки, говорит одна из девочек. — Что, не угостите нас хоть чуть-чуть? Вам что, жалко?
— Нет! — еще раз встряхивая головой, от чего его ведёт и он снова начинает крениться на бок, агрессивно возражает Вэл. — Вы несоверш-шенн-летние! Вам нельзя пить! За это — статья!
— За это нет статьи, Вэл, — поправляет его тонкий Сережка, поддерживая за плечо, чтобы тот не свалился. — Вот если продавать им спиртное — тогда админка, штраф и лицензию отберут. А если вот так, просто наливать им…
— Ты на что меня толкаешь, друг? — фигурно изгибая бровь, переспрашивает Вэл. — Это нарушение моих принципов! Я не пью с малолетними! Я — европейский! Законпс…послушный человек! Я уважаю…
— Кого? — устав ждать, пока неожиданно впавший в прострацию Вэл с улыбкой смотрит поверх его головы, переспрашивает Сережка-Рестик.
— Тебя! — вдруг объявляет он и, хохоча, приподнимает свой стаканчик. — За это и выпьем! А малолетки пусть купят себе газировки!
— Так бежа-ать надо… Так далеко, — не менее обиженно добавляет вторая подружка Радмилы, очевидно не привыкшая к такой щепетильности. — Мне мама уже давала пробовать. На Новый год, и на восьмое марта!
— Ты и сама пробовала, не только на восьмое марта, — низким грудным голосом поправляет подругу Радмила, от чего та смущенно краснеет, а девочки дружно смеются, очевидно, вспоминая подвиги подружки.
— Ничего, сейчас нам принесут газировки, — заговорщически говорит Эмель и подмигивает. — Сейчас все будет, — и снова тянется к смартфону, глядя на меня и расплываясь в улыбке.
Ясно-понятно. Ждёт своего ненаглядного Дэна. Вот кого я действительно буду рада видеть — несмотря на привычку вечно меня задирать, Дэн — один из самых надежных людей здесь, один из тех, на кого я могу положиться. Меньше доверия у меня даже к Вэлу, подверженному креативным сменам настроения. А Дэн уже доказал не раз, что пусть слова у него иногда расходятся с делом, но как раз его делам можно верить безоговорочно.
