Я уже всерьез подумывала начать разговор — пауза до неприличного затянулась — и подбирала правильный вопрос, как Анатолий Степанович опустил плечи и тихо выдохнул:

— Не вас я ждал, не вас.

Что тут ответишь? И переспрашивать — а кого? — нелепо. Я уж точно не стану. Я подхватила чашку и вслед за Димкой пить стала, маленькими глоточками. Смотреть на ветеринара неловко, а занять себя больше нечем.

— Работы видать у них много, у полиции. Да и бумажками их сейчас, слышал, загружают, — поделился ветеринар. Он сцепил ладони замком, сложил их на свои колени и покачался всем телом. Вперед-назад. А потом вскинул голову: — Догадались, значит. Как не спрашиваю, всё равно мне. Не вы, так эти, с погонами, придут. У меня и вещи собраны.

Он поднялся, ушел в комнату, через минуту вернулся. В руках тетрадный лист, на нем округлым, абсолютно не врачебным почерком выведена имя, фамилия. Эту не мудреную визитку он опустил на стол перед Димкой и вернулся на свое место. Рогулин Семен Борисович, прочитала я, ниже номер телефона.

— Семен Борисович хороший специалист и будет рад переехать на природу. Семья его решение поддержала, он ждёт вашего звонка, Дмитрий Сергеевич.

— Вы уже и замену себе подыскали? — удивился Димка.

— Извините, — смутился ветеринар. И непонятно отчего, толи от того, что без ведома нашел Димке нового сотрудника, толи от того, что натворил. Он опять опустил плечи и затих.

— Расскажите? — осторожно спросил Димка. Без суеты, не настаивая. Мол, если не хотите, можете не делиться своими тайнами.

— Не собирался я его, не искал, в смысле, специально, и планы никакие не вынашивал… Оно само как-то вышло. Когда сидел, много времени подумать было, осмыслить. Даже простить помышлял, в церковь при тюрьме ходил, успокоения искал… не нашел. Не простил, не получилось. Оно, конечно, ему моё прощение даром не нужно, сам хотел, по-христиански вроде, — рассудил Анатолий Степанович и горько так ухмыльнулся: — Непутевый из меня христианин вышел. Третьего числа дочке пятнадцать исполнилось бы, я на кладбище ездил, выходной брал, помните?

Я уставилась на Диму, как будто от его подтверждения что-то зависело. Понятно и без того, ветеринар не врет. Димка кивком подтвердил, а потом добавил «помню». Анатолий прижал кулаки к глазам и зубы стиснул.

— Я на могилках убрался, цветы полил, у меня там анютины глазки да настурция высажены, отдохнуть сел, девочкам своим про житье-бытье рассказать. И уйти не могу, не отпускает. Жмёт в груди. Она бы паспорт получила, понимаете? Мы бы непременно вместе пошли. Татьяна, я и Анечка. Анечка бы забегала вперед и оборачивалась всякий раз, поторапливала. Хотя, четырнадцать уже, наверное, просто шла. А в уши себе наушники вложила, песни слушала. Они сейчас все с ними ходят, я подметил. Небезопасно ведь это, да? Мы с Татьяной отчитывать стали, просили дорогу переходить без постороннего шума в ушах, а она сделала вид, что послушна…

Видеть его было невыносимо. Я украдкой смахнула непрошенную слезу и отвернулась к окну. Настоять или попросить «ближе к теме», ни один из нас не рискнул. Ветеринар делился своей иллюзией, своей утопией. Казалось, он окончательно заговорится и сбежит от нас в только ему известную, параллельную реальность.

— До темноты почти у них просидел, — в какой-то момент произнес он, а я вновь повернулась. Он провел рукой по волосам и резко опустил её, словно силы держать иссякли. Рука покачнулась маятником. — Они считают им дозволено многое, раз у них деньги есть. Покупают, продают, за руль пьяными садятся. Мне ноги зажало, понимаете, а она ещё жива была, Анечка, я слышал. Я ему кричу — скорую вызови, друг, а «друг» мне виски в горло заливает, как бы я не сплевывал. Так-то… Экспертиза показала два с половиной промилле, пьян. Да я и был пьян, до одурения, только не от виски их паршивого, а от горя. До самого суда как во сне. А потом тюкнуло: у них документы все чистые, включая экспертизу, свидетелей каких-то нашли, только не было там людей на объездной, позже уже пара машин тормознуло, перед приездом скорой. Тюкнуло, да поздно, слушать меня никто не стал, наговариваю, мол, в тюрьму не хочется. А мне, что в тюрьму, что в ад. Вас он искал, по ферме шастал. В офис сунулся — я закрыл уже к тому. Я у колеса сидел, пробило, и домкрат наготове, он меня не сразу заметил даже. Увидел, вас спрашивает и не узнал. Не узнал, представляете? Всё потому что плевали они. И думать уже забыл он душах загубленных, и во сне ему никто не является, и спит он спокойно, мягко, кусок поперек не встает, и кушает вдоволь… Домкратом я его, он и не ожидал. Не узнал, говорю же.

Он поднялся, сходил за сумкой. В полицию собрался, сдаваться. И я и Димка по большей части молчали, предложив лишь посидеть «на дорожку».

Шагать ему никуда не пришлось, не успели мы переступить порог его дома, подъехала машина, как по заказу. Следователь, помощник и участковый. Мы поспешили ретироваться, усиленно делая вид, что заглядывали в гости.

Ужин нас не поджидал, даже маломальского перекуса сестрица не сообразила. Видимо её подвигов хватило только на утренние блинчики. Впрочем, особого аппетита не наблюдалось, у меня-то уж точно. Я попила водички и прошлепала в комнату, которую считала здесь своей и негласно делила с Димкой. Жанка отлепилась от телевизора и полезла к Щурову с расспросами. Я слышала, как они переговариваются в кухне — Димка вводил её в курс дела — но особо в разговор не вникала, в том плане, что слух не напрягала, пытаясь уловить каждое слово.

Ветеринар спутал все карты. Во-первых, очень жаль, что этот, в сущности, милый человек оказался самым настоящим убийцей. Во-вторых, я рассчитывала, стоит узнать убийцу, все последующие действия выстроятся в четкую слаженную линию. Как минимум, я пойму, какие шаги следует предпринять. В отношении Жанны, диска и вообще всей этой истории. А теперь что же получается? Убийца найден, только мне с него, пардон, как с козла молока. Я по-прежнему ума не приложу, что делать с сестрицей и как ей выпутываться. Сдаваться мужу, бегать от него? Один вариант щекотливый, возможно, опасный, второй донельзя глупый.

В какой-то момент до меня донеслось кокетливое: «Димочка, я рассчитываю на твою защиту, хотя бы, в память о нашей пылкой дружбе». Ха! Вспомнила она! А чем закончилась та дружба, ты не забыла, часом? Я присела на край кровати, собираясь идти к ним, но сказала себе — стоп. Куда поскакала, соревноваться с ней собралась? Ну, уж нет. Он мальчик взрослый, в присмотре не нуждается.

— В память о нашей пылкой дружбе, я всё ещё не выставил тебя за эту дверь, этого более чем достаточно, — ответил ей Димка. — За мясом смотри, я баню проверю.

Я все-таки вышла в кухню и, пользуясь тем, что Димка вышел, поинтересовалась:

— Всё клинья к Димке подбиваешь, совести ни на грош?

— Нужен мне твой Димка, своих девать некуда! Диск мне до зарезу необходим.

— Диск-диск, чего ты заладила! Найдешь ты его и что станешь с ним делать? Уж не шантажом ли сама промышлять, — усмехнулась я.

— Зря смеешься, на этом можно прилично заработать.

— Ты серьезно сейчас?

— Да, шучу я, шучу, — рявкнула она, но не слишком-то убедила. Я с подозрением покосилась на неё, Жанна следом выпучила глаза и дернула подбородком, чего мол, уставилась.

— Глупая женщина, — покачала я головой и направилась обратно, в комнату.

— Эй, убогая! Где ты тут женщину увидела? — возмутилась она, оставив без внимания прилагательное. Видимо, слыть дурой ей не так обидно.

На следующее утро, едва проснувшись, я схватилась за телефон. Один пропущенный от Валерика, одно сообщение на мессенджер — «Игноришь?». Два последние два дня он набирал меня три раза и всякий раз его звонки оставались без ответа. Сообщать ему, что его предложение отвергнуто по телефону, я сочла некорректным, а праздно болтать и делать вид, что всё гуд у меня просто не получится. Я оставила сообщение непрочитанным, заглянула в интересующую меня сеть и возликовала — знак от Дюши получен, хоть одна приятная новость. Одноклассник не подвел, справился в минимальный срок. Что делать с копией диска я ещё не придумала, просто решив — так надо. Не помешает.