И сегодня закончили слезами. Сидели на полу, ткнувшись в лбы друг дружки, выли, сквозь рёв, прося прощения наперебой и клянясь в вечной любви и дружбе. Жанка, теребя затылок, место лишения нескольких волос, признала, что она стерва, мне, вытирая ей и себе слёзы, пришлось признать, что и я хороша — задавала и вредина. В общем, та ещё сценка. Подобно деревенским мужикам, распившим горькую, ещё недавно кидавшимся друг на друга с ружьями, а после сидевшими за столом и мутно твердя «ты меня уважаешь?» и каждый утверждал, что он уважает гораздо крепче.

По итогу мы имели: разорванную футболку — одна штука, выдранный клок волос и сломанный ноготь — по одной штуке, зато клятвы в сестринской любви — две и, слава богам, обошлось без синяков и других видимых увечий.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Успокоившись, Жанна умылась и решила это дело перекурить, я сменила футболку и поставила чайник. В желудке противно урчало, со стола манили забытые сырники. Жанна покурила, села за стол и не преминула воспользоваться ситуацией.

— Ты точно не брала пакет? — спросила она. Я лишь на секунду задумалась, но приняла твердое решение не поддаваться эмоциями и спокойно, но уверенно подтвердила:

— Точно.

И мысленно себя укорила: «вруша», а ещё в любви и верности сестре клялась. И чем ты, спрашивается, от неё отличаешься? Хотя, та уже через полчаса благополучно забудет все клятвы, утешение такое себе, на троечку. Тогда я успокоила проснувшуюся совесть тем, что скрываю правду из лучших на то побуждений.

Мы уплетали сырники со сметаной, едва дождавшись горячего чая. Жанка слопала свою порцию, откинулась на стуле и капризно заныла:

— В душ хочу.

Ответить я не успела, потому что у меня зазвонил телефон. Помещик, отметила я, а следом подумала — отчего не Димка? Не уж то я поддалась на провокацию сестры, согласившись, что он меня кинул и теперь снова величаю его дурацким прозвищем. Для разговора я отправилась на всякий случай в комнату, а когда выслушала всё, что он мне сказал, вернулась и передала Жанне значительную часть нашей беседы.

— Дима звонил, собирать вещи велел. Сейчас за нами заедет его сотрудник и перевезет нас на новое место, тут оставаться небезопасно. У нас на сборы двадцать минут, впрочем, хватит, собирать особо нечего.

— Какое ещё новое место? — недовольно спросила сестра.

— Дом арендовал, здесь в поселке. В чем-то он прав; по селу шастает Серёга, да и муженек твой не ровен час на бабкин дом выйдет, так что, пошли собираться, — кивнула я ей головой и без перехода спросила: — Сумарокова, часом, не ты грохнула?

— Что?! — подскочила Жанка. — Какого ещё Сумарокова?

— Юрку, один из подчиненных твоего Вдовина, — пояснила я, хотя и так становилось понятно — не она. Судя по тому, как она подскочила, данная смерть для неё и вовсе сюрприз.

— Когда его того, грохнули? — спросила она. Я ответила, а Жанна что-то прикинула сама собой и закружила по кухне, приговаривая: — Господи, господи… Теперь мне точно трындец, Вдовин меня лично пристрелит.

— Нет, он обещал тебе башку открутить, — порадовала я.

За нами приехал Анатолий Степанович на своем «Рено». Не знаю, кого я ожидала в действительности, но точно не ветеринара. Употребленное Димкой «сотрудник» сбило с толку, казалось, ветеринара он назвал бы по имени, раз уж я с ним знакома. К его приезду Жанна успела подкраситься и нацепить привычно хладнокровное, с легким налетом скуки выражение лица. Не сговариваясь, мы прикрыли глаза темными очками, а я ещё и платок на голову нахлобучила, чтобы хоть немного отличаться от сестры и не так бросаться в глаза случайно встреченным селянам.

Вопросами ветеринар нам не докучал и вообще сегодня он был на редкость молчалив. Из чего я сделала выводы: ранее мужчина попадался мне лишь подшофе, оттого вел себя более раскрепощено, и укорила себя — нельзя думать о людях плохо. Может у него сегодня настроение такое, погрустить, а может, недоволен своим поручением, он всё-таки доктор, а не таксист.

К арендованному дому Анатолий Степанович подъехал вплотную, а во время поездки не сводил глаз с зеркала заднего вида, из чего я сделал вывод, инструктаж от Димки он получил. Из машины ветеринар вышел первый, отпер дверь в дом, осмотрелся по сторонам и только после махнул нам рукой, приглашая присоединиться к нему.

Новое место обитания снаружи выглядело добротно, внутри оказалось ещё и уютным. Две спальни, по-современному кухня-гостиная, маленькая прихожая и теплый туалет в доме с треугольной раковиной в углу. Анатолий Степанович уехал раньше, не дожидаясь нашей экскурсии по дому, занес в дом два огромных пакета, доверху набитых продуктами, передал мне ключи и отчалил. Жанна обследовала доставшиеся нам апартаменты и досадливо простонала, не обнаружив ванной комнаты. Я глянула на отблескивающих на стене солнечных зайцев — погода таки разгулялась — подумала, что могла сейчас загорать у речки и раздраженно заметила ей:

— В вашем шикарном доме наверняка две ванных комнаты. Или три. Стоит ли торчать тут?

— Лучше не начинай, — предупредила сестрица. — Будешь вредничать, опять поругаемся.

— А ты не ной, раз уж сама виновата, никто тебя тут не держит. Возвращайся к мужу, делов-то. Мне, между прочим, скоро на работу.

— Если бы так просто было вернуться, — горько вздохнула она и задумалась.

— А чего сбегала тогда? — Жанка не ответила сразу, мне пришлось повторить вопрос, она словно вырвала себя из водоворота мыслей, резко повела плечами и привычно, но без злобы, огрызнулась:

— Тебя забыла спросить.

Бог с тобой, золотая рыбка, подумала я и занялась разбором пакетов. Продуктов хватит на добрую неделю осады. А готова ли я торчать тут безвылазно неделю? Я пришла к выводу — не готова и ушла на двор, обследовать доставшееся хозяйство и убить время. Серьезный разговор с сестрой вновь отложился на неопределенное время.

Двор был крытый, посторонних любопытных глаз можно не опасаться, и такой же ухоженный, как и сам домик. Полочки, связки, устланный самодельными дорожками пол, каждая вещь в отведенном для неё месте. У задней двери, служащей выходом в прилегающий к дому огород, обнаружился сруб, как и все дворовые постройки, заведенный под общую крышу. Я толкнула в него дверь, проверить догадку, так и есть — баня. Нос пощекотал особый запах дыма и древесины, а ещё едва уловимый, показавшийся таким знакомым, но так и охарактеризовавшийся. Вода из летнего водопровода заведена в баню, я повернула кран и наполнила ведро. Перелила его в кадку, потом ещё одно и ещё. Поленница ровных, как на подбор, дров нашлась за срубом. Надеюсь, хозяев не возмутит, если я затоплю эту чудесную баню.

Когда я убедилась, что огонь горит, дым поступает куда следует, в трубу, и вернулась в дом, Жанна спала. Я позвонила Димке, тем более предлог для звонка нашелся.

— Дима, можно затопить баню? — запоздало поинтересовалась я. — Как думаешь, хозяева не против?

— Разумеется, можно, — ответил он и спросил: — Как вы, всё нормально?

— Да, всё хорошо, — заверила я и замолчала, не решаясь задать следующий вопрос. Он словно предугадал его или почувствовал и сказал:

— Я приеду при первой же возможности, но не обещаю, что такая возможность представится скоро.

Мы простились и я, наконец, поняла, чего мне так не хватает. Мне не хватало утра. Безмятежного, наполненного чем-то легким, воздушным, едва ощутимым, маленьким счастьем, в целом. Утра, которое следует за проведенной вместе ночью. Не случайной. Когда не нужно стыдливо прятать глаза, в глубине души жалея о содеянном, когда ты просто просыпаешься в объятиях и чувствуешь себя счастливой. Позволить себе поваляться немного дольше, чем обычно, в постели, насладиться первым в жизни совместным утром и верить, что за ним будут и последующие. Но первое — самое важное. Жанна лишила меня этого. А ещё она лишила меня возможности заглянуть в Димкины глаза, чтобы понять: какое оно, его утро. Одинаковое ли оно для нас?