Чёрт, дикость какая-то. Буквально сегодня утром я держал в руках учебный планшет, да, работающий на магии, но, чёрт возьми, полноценный планшет. Какая-то плохонькая, но операционка на нём стоит, программы, организован поиск информации. Сама школа укомплектована — не сразу найдёшь отличия от моего мира. Нормальный такой двадцать первый век. Ну, чуть недотягивает. Но совсем чуть-чуть.

Тут же самые обычные средневековые мужики-охотники. Одетые и вооружённые аутентично. И судя по реакции остальных наших, ничего необычного. Дикие же.

— Огнестрела нет, не вижу и не чую, — тихонько шепнул Крыло, — похоже, простые охотники.

Из остальных как будто выпустили воздух. Выдох облегчения был слышен, наверное, даже диким.

Вопросов у меня только добавилось. Но я прекрасно понимал, что сейчас для них не время и не место.

— Игла, сколько можешь заклов дать? — не отводя взгляда от готовящихся к схватке диких, прошептал Крыло, — вот тех самых, чтобы «удивить». Забудь всё, что я тебе говорил про возможно и невозможно. По ощущениям. Сколько сможешь накидать?

— Не знаю, — так же тихонько шепнула в ответ девушка, — вообще не знала, что это проблема. Кину столько, сколько нужно.

— Отлично! — оскалился Крыло, — кинешь в Стержня, как только они рванут на нас и войдут в воду, а в меня, как только мы рванём на них.

— Сделаю.

— Алекс, в бой не лезь, смотри, запоминай. С твоей памятью это будет интересный опыт, — обратился Крыло уже ко мне и, отходя в сторону Стержня, пробормотал себе под нос, но ветерок донёс до меня его слова, — для нас, ссаный хаос, это тоже будет интересный опыт.

Пока дикие двигались к реке, готовили оружие, орали что-то воинственное, потрясая копьями, Крыло подошёл к Стержню и что-то ему сказал. Завязалась небольшая словесная перепалка, которую Крыло пресёк мощным подзатыльником. Стержень недовольно потёр голову, и, кинув злобный взгляд на Иглу, убрал нож в ножны, сел на землю, прямо на глазах диких, сложил руки в какую-то фигуру и замер.

Данное действие вызвало рёв со стороны атакующих и я услышал шёпот Иглы, поясняющей мне происходящее:

— Поза медитации. Максимальное расслабление и успокоение. Так проще принять первое слово-силие. Минимизация рисков. Диким, как плевок в лицо. Вроде, мы их ни во что не ставим. Не боимся.

В этот момент ревущая толпа здоровенных мужиков, одетая в кожаную броню с мехом, потрясая копьями, рванула в нашу сторону.

Катя не торопясь, нараспев проговаривая заклинания, бросила первый прокаст. Я видел, как двигались пять сгустков, один за одним, с минимальной дистанцией. Они пульсировали, светились, переливались. Они отличались от тех, что Катя бросала в Стержня. Они трепетали от вложенной энергии, которая яростно рвалась на свободу.

Тихое «Ой», услышанное сзади не предвещало ничего хорошего. Слышал я уже такие «Ой»…

Сгустки магии один за другим единой очередью ударились в спину Стержня и не впитались, как было с Крылом, а взорвались яркой расходящейся волной. Я только успел увидеть, как парня выгнуло дугой, а потом волна света от взрыва достигла меня, и сознание затянуло кровавой пеленой, пытаясь вытеснить разум куда-то за край.

И начался какой-то бред, похожий на галлюцинации повреждённого рассудка.

Атакующая волна диких рывком приблизилась, враз преодолевая водное препятствие. Ломаными движениями с земли встаёт Стержень, упавший и бившийся в конвульсиях в первые секунды после попадания магии. Крыло, низко пригнувшись врывается в ряды противника.

Я вижу, как Крыло одним взмахом ножа отхватывает руку, держащую копьё и продолжением движения вонзает клинок под подбородок, затыкая яростный рёв дикого. Я вижу, как Стержень вгрызается в шею другого дикого, зубами вырывая кусок плоти, и с яростным оскалом бросается к следующему, стремительно и ловко уходя от удара копьём.

Игла, неестественно изогнувшись, обтекает оружие очередного дикого, пропуская тусклое острие буквально в миллиметрах от себя, одним прыжком запрыгивает охреневшему от происходящего дикому на спину, вырывает у него из ножен нож и вбивает ему его лезвие в шею, перерубая позвоночник.

Чёрт! Я стою столбом и не рвусь в драку, только потому, что пытаюсь бороться с волной ярости, затапливающей моё сознание. А потом враги просто заканчиваются, разорванные в клочья остальными.

Полный кровавый сюр, творящийся на берегу ручья, прекращается слаженным залпом из ружей. Грохочет знатно, ближайшие кусты затягивает дымом. Проскакивает мысль про дымный порох и всё уходит на второй план, от боли, разорвавшей мне бок.

Боль прочищает сознание, и я с ясностью осознаю, что никакая магия против огнестрела не пляшет. Вот так, ба-бах! И толпа крутых пробафанных магов валится в кровавую грязь. Ну ладно, не крутых магов, а лишь детей, учащихся мясной школы, но…

Умирать не хочется. Ведь у меня тоже есть магия, к которой я и тянусь, всеми силами желая чего-то дальнобойного, чего-то, способного достать эту засаду, засевшую в кустах и перестрелявшую нас, словно куропаток.

Головой понимаю, что ничего дальнобойного я не могу. В заклинаниях я дуб дубом, и вся моя магия — это когда я разваливаю пополам зачарованного металлического болванчика палкой, которую держу в руке.

Шёпот магии раздражает. Магия не может мне помочь. Не хватает сил, сродства. Окружающее пространство не готово к появлению настолько отличных от него явлений. Моя магия моими глазами ищет выход и не видит его. Не видит точку приложения. Точку сопряжения пространств.

Как же так? Ведь грифону, прущему моё мёртвое тело, чем-то досталось? Ведь манекены в спортзале разрезались надвое? Способ же есть?

Способ есть, приходит понимание, но нужен контакт. Прямой контакт. Иначе никак. Пока иначе никак.

Ярость, так и не отступившая до конца, подстёгнутая слово-силием Иглы, затапливает сознание. Какой, к хаосу, «пока»?

Я! Сейчас! Подохну!

Второй залп я однозначно не переживу!

Если для магии нужен контакт со мной, значит я сам — достаточно подготовлен для своей магии. Колдуйся, падла, прямо через меня! Прямо во мне!

Что значит, могу умереть? Если ничего не сделать, то умру однозначно!

Колдуйся! Падла!

Я тянусь внутрь себя, туда, где клубится дымка, туда, где концентрируется магия, жадный и бескомпромиссным желанием найти, достать, вытащить что-то, способное мне помочь. Что-то, способное достать этих стрелков, засевших в кустах. Ныряю, черпая максимум возможного.

Громкость шёпота вырастает на порядок, глушит, давит на сознание.

Что-то внутри меня лопается, рвётся, трескается, боль расползается по всему телу.

Мир окрашивается в зелёный, становится чётче. Ярче. Проще.

Цель должна умереть! Вижу цель — убиваю цель.

Чудовищная слабость затапливает сознание, зелёный мир меркнет перед глазами и всё поглощает тьма.

Старший дознаватель, инквизитор второй когорты Парфёнов, задумчиво прохаживался между трупами, живописно разбросанными на берегу небольшого ручья. Хмурое выражение на лице, отсутствующий взгляд, ровные размеренные шаги. Господин Парфёнов изволил думать. Картинка не складывалась.

Тренированный разум инквизитора сопоставлял факты, соотносил первичные доклады экспертов, уже осмотревших место боя, связывал в единую картину мелкие детали, которые видел его намётанный глаз.

Картина складывалась плохо. Не целиком.

Уж больно этот случай был странным.

Сигнал тревоги, прозвучавший на двадцать пятом сторожевом посту, прикрывавшем южное направление города, оторвал группу быстрого реагирования от праздного ничегонеделания. Всё-таки, первые полгода после вторжения — самые лёгкие, народ уже привык расслабляться в это время. Все дежурства — дань порядку. Реальных дел и опасностей — практически нет. Так, если где зверь какой пошалит, или дикие устроят какое безобразие.

Именно на диких и подумали, оценив модуляцию тревожного сигнала. Но, пока группа экипировалась, штатные пять минут на сборы — жёстко прописаны в уставе — сигнал тревоги сменил тональность.