Театрализованное нагнетание продолжалось не долго. Накачанный мужчина, похоже, решил, что ему хватит. Схватив валяющийся под ногами нож, он рванул к противнику. Причем двигался довольно резво, с несвойственной обычным людям скоростью. Но и шипастый парнишка не отставал — так же молниеносно подхватил свое оружие и бросился на соперника. Я думал, что с такой–то скоростью они прямо сходу сшибутся и вцепятся друг другу в глотки. Но нет, затормозив в последний момент, каждый сделал несколько взмахов и уколов, одновременно пытаясь увернуться. Тела и песок арены окрасились первой кровью.

Эти двое явно не привыкли драться с таким оружием. Мне доводилось видеть, как с ножами управляются профессионалы. Настоящий ножевой бой больше походит на своеобразный статический танец. Очень много движений рук, мало движений ног. Потому как обычно гораздо важнее не поразить противника, а самому избежать ранения. Одна рука ищет брешь в защите, вторая отбивает и отводит руку противника, держащую нож. Здесь же — полный хаос и неразбериха.

Шипастый пропустил удар в бедро, зато сам резанул плечо конкуренту. Тут же сделал резкий прямой выпад, но мускулистый среагировал быстрее, поймав руку противника в жесткий захват. Видно, что у человека есть опыт тесного боя. Но не с ножами. Он крутанулся, желая повалить шипастого на землю. Однако тот оказался тоже не лыком шит. Вцепился в мускулистого не хуже обезьяны, потащив за собой в песок. Завязалась возня с рычанием, жестким клинчем и попытками пырнуть противника в бок. Словно грызущиеся псы, устроившие потасовку в песочнице. Вот только псы скулят и воют от боли. А бойцы внизу словно вообще ее не ощущали. Либо просто не замечали. Теперь я начинал понимать, почему поединок с Геком закончился моим фиаско. Что же это за препарат у них такой?

Внезапно, бой внизу достиг кульминации. После очередного кульбита, шипастый оказался сверху с глубоко вбитым в плечо ножом противника. Не обращая внимания на помеху, парень с размаху врезал лбом по лицу конкурента, размозжив тому нос. После чего вывернулся и вогнал свой нож под мышку мускулистого бойца. Мужчина попытался дотянуться до своего оружия, но тут же получил еще один удар в грудь. И еще, и еще. Удары сыпались один за другим, и продолжились даже после того, как лежащий боец перестал подавать признаки жизни. Толпа ликовала, гул и свист стояли просто оглушительные.

— Пойдем, — крикнул Скок, потянув меня за плечо, — тут больше не на что смотреть.

Сложно было не согласиться. Я по самое горло насладился местным колоритом. Еще долго, удаляясь по запутанным улицам–коридорам, я слышал доносящееся буйство толпы. Неужели шипастый до сих пор дырявит своего противника? Зверинец какой–то!

Похоже Скок отлично знал все местные пути–дороги, потому как до тюремного блока мы добрались за считанные минуты. Там меня под руку взял незнакомый мне сектант, видимо дежурный. Он же затолкал меня в камеру и пристегнул к цепи на старом месте под задумчивым, но все таким же раздраженным взглядом Длани.

— Где Таран? — спросил его Хоттабыч, явно недовольный тем, что я вернулся один.

Покрытый татуировками сектант зло ухмыльнулся:

— Им плотно занялся Пастырь. Сейчас они с нашим шеф–поваром решают, с каким соусом подать твоего дружка, чтоб жрачка всем пришлась по вкусу. Ведь намечается банкет, по поводу нашего нового собрата, — ткнул он в меня пальцем.

— Но ведь… — попытался оправдаться я.

Однако бородач меня опередил:

— Заткнись! И сиди молча, — после чего вновь обратился к Скоку. — Передай Пастырю, что я желаю ему подавится первым же куском.

— Увы, — засмеялся Длань, — наш лидер такую падаль, как вы, не жрет. Но я ему передам, что ты мечтаешь превратиться в новенький жилет для одного из догматов.

Сектанты покинули камеру, а я, под звук удаляющихся шагов, пытался подобрать слова:

— Хоттабыч, слушай…

— Не надо, — поднял руку бородач. — Я все понимаю. Этот мудак просто пытался натравить нас друг на друга. Прими ты предложение Пастыря, сейчас бы бегал по низинному городу со звездой во лбу, а не гнил здесь вместе с нами. Так что без обид.

Я молча кивнул, на этом и порешили. Время текло незаметно, по ощущениям — как в лаборатории. Вот только там меня к стенке не пристегивали. К ночи Тарана так и не привели. Либо он не смог сопротивляться голосу лидера общины, либо бывалого солдата и правда пустили на ужин. И еще неизвестно, какой вариант хуже. Лично я для себя пока не определился.

Последующие несколько дней посетителей не наблюдалось, не считая дежурных охранников, пополнявших нам запас воды, и приносивших два раза в день по тарелке жидкой дряни из порошковой смеси. Без специй и изысков. Но есть приходилось, иначе был риск остаться без сил. А я еще собирался побарахтаться. Все мы собирались. Обсуждали мыслимые и немыслимые планы побега, пытались сочинить хоть что–то, имеющее шансы на успех.

Как оказалось, вояки отлично знали о том, на что способен Пастырь. Каждому из них довелось испытать на себе воздействие его способности. Он, как гипнотизер со стажем, опутывал своих жертв тонким коконом слов, постепенно перехватывая контроль над чужой волей. Но, по словам Хоттабыча, эффект держался всего несколько часов. При одном исключении: стоило принять Синеву, и воздействие становилось перманентным. В этом вопросе солдатам Узла повезло. Похоже, Пастырь ставил на них эксперимент, сделав вояк своими подопытными кроликами. Он изучал, какой результат даст многократно повторяющееся воздействие навыка. Пытался заставить принять наркотик по своей воле, либо подчиниться и вовсе без него.

Тем удивительнее для нас стал день, когда ни воды, ни пищи не принесли. Сектанты пропустили утреннюю кормежку, затем вечернюю. И если первый пропуск мы восприняли, как наказание за отказ вступать в ряды местной общины, то второй уже основательно так поднапряг. Начали строится теории и предположения. Что нам еще оставалось? За дверью не слышалось почти ничего. Иногда за стеной рычали и булькали измененные, но в остальном среди тюремных отсеков царила тишина.

Уже ночью, когда мы, обессилев от ожидания, провалились в беспокойный сон, раздался знакомый сигнал, и двери камеры открылись. Щурясь на относительно яркий свет, поначалу я увидел только фигуру одного из наших тюремщиков. Правда стоял он как–то криво. А потом раздался хруст сворачиваемой шеи, беднягу отпустили, и его мертвое тело ввалилось в камеру через порог. Оказалось, что за ним стоит другой сектант — щуплый, сутулый, голый по пояс, и перемазанный чужой кровью. В его дикой улыбке и широко распахнутых глазах плясало концентрированное безумие.

Я мельком глянул на своих сокамерников. Хоттабыч побледнел и весь подобрался. Вжавшийся в стену Брас тоже мог бледностью потягаться с молоком.

— Карп… Ну, теперь нам точно пиз**ц! — с уверенностью заявил он.

— Вы его знаете? — спросил я, приподнимаясь.

Застывший в дверях человек смотрел куда–то в пустоту широко раскрытыми глазами.

— Это тот из нас, кто попробовал прикинуться благоверным… а потом хотел отобедать Брасом, — тихо ответил Хоттабыч.

Значит член их отряда. Какого лешего он ту забыл? Слова бородача будто пробудили гостя, заставив еще страшнее улыбнуться и перешагнуть через труп. На какой–то момент взгляд парня даже стал осознанным.

— Разрешите доложить, Командир, — обратился он к Хоттабычу, как–то тяжело дыша, — Этот тип никак… не хотел открывать дверь. А без биомаркера не выйдет. Пришлось повозиться.

Но бородач не спешил радоваться:

— Карп, как ты тут оказался? За тобой постоянно следил один из сектантов.

— Как?..

Гость тупо завис от такого вопроса, потом глянул за спину, и снова на офицера. С ним явно что–то творилось, и это совсем не походило на поведение других представителей общины. Те, хоть и были каннибалами, но мозгов своих не подрастеряли. В основном.