Иштван скрипнул зубами, встал и приоткрыл дверь. Дом спал, наполненный плотной тишиной. Даже мадам Эпине еще не звенела посудой на кухне. Малодушно решив, что дожидаться завтрака не хочет, Иштван быстро и бесшумно собрался и улизнул из «Жасмина».

Идти так рано в гимназию было не за чем, а больше некуда, разве что искать следы убежавшего оборотня. Иштван вышел на бульвар и сразу наткнулся на стоящую карету с дремлющей, свесив гриву, Дьюлой. Борош, напротив, продемонстрировал непривычные бодрость и свежесть.

— Утречка вам, учитель, — замахал он радостно. — А я вас туточки дожидаюсь!

— Жаль, что не в Кленовом логе, — проворчал Иштван, раздумывая, в какую сторону двинуться.

— Прощения просим, господин учитель, — понурился Борош. — Никак вчерась не поспеть было в лог-то приехать. Такая тут заварушка случилась, что ой-ей-ей! То болезного того к лекарям вези, то пожарщиков катай, то полицейщиков… В общем, зареквизировали нас с Дьюлой подчистую на нужды мэрии, — прибавил он с достоинством.

— А что за заварушка-то? — спросил Иштван; вроде мадам Эпине, основной новостной рупор «Белого жасмина», ничего такого вечером не упоминала, или он прослушал.

— Что ли не слыхали? — удивился Борош. — Ратуша же обвалилася! Ну, то исть не сама, а вся энта финтифлюндия, что строительщики вокруг наляпали, влезницы их и решетницы, все, как есть, рухнуло.

— Леса строительные? — расшифровал Иштван. — И жертвы есть?

— Малярщик, что башню полез белить, с верхотуры и сверзнулся.

— Жив?

— Да они живучие, малярщики-то… Краски своей надышатся, и башня им по колено. Ногу поломал, а так ничо. Орал, правда, шибко, покуда я его к лекарям вез. Все на смотрителя ратушного матерился. Говорил, тот в окно-то высунулся и давай гнать, что, мол, белила не так намешаны, то колер ему не тот, то гущина. Ну, малярщик-то на его кистью махнул и послал по короткому адресу. А смотритель, как пепельный старец, взбеленился, как заорет: «Да провалитесь вы совсем с такой реконструетой!» Тут оно все и обвалилося.

— Хм, — задумался Иштван. — А пожарных зачем вызвали?

— Так чтоб стены и мостовую отмывать. Там же цельная бочка белил намешанных грохнулась. Брызги аж до дома графского долетели.

— А старик пепельный, потому что малярщик на него кистью махнул?

— Пепельный старец — это призрак наш бьорский, — объяснил Борош с гордостью. — Как появится на Ратуше, знать, плохо дело — жди в городе пожара али урагана, аль еще какого бедствия. Примета верная. А полицейщики дознавать прикатили, не умышлял ли кто злонамеренно беспорядки, доски там подпилив.

— Дознали?

— А уж это мне не докладывали, — развел руками Борош и спохватился: — Разболтался я, а про главное и забыл, — он пошарил в кармане и вытащил три форина. — Вот, значит, плату вашу неистраченную возвращаю, и истраченную тоже, стало быть, за урон ожидательный. Уж не обессудьте, такой вот катаклизьм вышел.

Иштван растрогался.

— Вы благородный человек, Борош, — признал он. — Давайте сделаем так, я плачу вам еще пять форинов, а вы отвезете в Кленовый лог моих учеников. Доставите их туда и, никуда не уезжая, непременно-непременно дождетесь и вернете обратно. Договорились?

— А чего ж не отвезти, — кивнул Борош солидно. — Отвезем со всем нашим удовольствием.

— Тогда я пришлю их после занятий, — пообещал Иштван. — Марцеля вы вчера видели, он вас сам разыщет.

Иного способа поддерживать связь с замурованной принцессой он не смог придумать.

В гимназии он подкараулил Марцеля, явившегося, как и положено перфекционисту, минут за пятнадцать до звонка к первой паре, и тут же принявшегося каяться в том, что не смог увести мадам Вессне подальше от берлоги учителя.

Сам Иштван наделал куда больше косяков за свой недолгий опыт общения с боевой мадам, поэтому великодушно Марцеля простил и передал ему пожелание Аннели видеть трубадуров в Кленовом логе, как только они смогут ее посетить.

— Съезди к ней, — попросил он. — Разведай, как там обстановка, и что задумала наша прекрасная дама. Аннель скучает, а скучающая принцесса — это только в балладах романтично, а в реальности чревато какими-нибудь глупостями. Хочешь, Якоба возьми, только приглядывай там за ним. С Борошем я договорился и оплату вперед внес, он отвезет и обратно доставит.

— А вы не поедете? — уточнил Марцель, осознав важность спихиваемой на него миссии. — Очередной урок и все такое?

— Граф Шекай меня уволил, — признался Иштван. — Вчера. Считает, что все, что мог, я уже для Аннели сделал, — про отказ дать разрешение для академии и угрозу отправить дочь в закрытый фрейлинский корпус он пока решил не говорить: Марцель ему был нужен в спокойном состоянии. — Не знаю, известил ли граф Аннель о моем увольнении, но я на всякий случай сам ей написал, — Иштван вынул подготовленную записку и, в свою очередь, попросил ученика: — Передай ей, — и подчеркнул, зная его щепетильность: — И сам предварительно прочти. И, пожалуйста, будь там исключительно любезен, как ты умеешь, а принцессе скажи, что я велел ей ждать, не дергаться и писать эссе. С графом, если что, не спорьте. Нам сейчас главное сохранить возможность поддерживать с Аннелью хоть какую-то связь. И еще, Марцель, — добавил он, не отпуская ученика, хотя звонок к первой паре уже прозвенел, — в городе что-то непонятное происходит: этой ночью странную собаку видел, похожа на оборотня, но ведет себя неправильно, даже Зефирку не сожрала, не говоря уж обо мне.

— А вы, учитель, по ночам с Зефиркой гуляете? — заулыбался ученик.

— Не только, — буркнул Иштван и призвал к серьезности: — Это действительно может быть опасно!

— Я не гуляю по ночам, — пожал плечами Марцель. — Гимназистам по уставу нельзя после двадцати одного часа на улице появляться.

— Вот и не появляйся, — одобрил Иштван. — И Якобу нужно сказать… Хотя, нет, лучше не говорить, еще специально отправится оборотня ловить.

— Вы верите в оборотней? — удивился Марцель и усмехнулся. — Может и в сглаз тоже? Мне как раз сегодня наша кухарка жаловалась, что ее курицу соседка сглазила и прокляла.

— Верю, верю, — буркнул Иштван хмуро. — И в сглаз, и в проклятья, и в Пепельного старца. Иди уже на свою пару, скептик непуганый.

Самого Иштвана ожидал очередной зачет у шестиклассников. И, привычно выуживая очередную порцию непереваренной грамматики из очередной лопоухой головы, он все обдумывал и обдумывал увиденное и услышанное за последние дни, пытаясь составить связную картину происходящего. Картина целиком не складывалась, но и отдельные фрагменты ее выглядели настораживающе и тревожно.

Минут за десять до звонка, в класс постучался секретарь гимназии.

— Учитель Йонаш, вас хочет видеть господин директор, — сообщил он напряженным голосом. — Срочно!

— До конца урока никак не отложить? — раздраженно поинтересовался Иштван, не любивший, когда его прерывали.

— Никак, — подтвердил секретарь, проскользнув в помещение. — Вы ступайте, ступайте, я побуду с классом до перемены.

Даже не пытаясь догадаться, что вдруг понадобилось от него начальству, Иштван промаршировал к кабинету директора. Приемная перед ним была пуста, поскольку секретарь сидел с шестым классом, и доложить о прибытии Иштвана оказалось некому. Он сам стукнул в директорскую дверь и приоткрыл ее.

В кабинете начальства спиной к окну стояли двое полицейских. Надо же, удивился Иштван, Мия уже успела заявить о неправильном ночном псе.

— Добрый день, вы по поводу собаки? — уточнил он, входя в кабинет.

— И собаки тоже, — подтвердил один полицейский и шагнул вперед, протягивая руку: — Здравствуйте, господин Йонаш.

Иштван машинально проделал встречное движение, и тут же рука его оказалась вывернута за спину профессиональным захватом, а сам он согнут и прижат к директорскому столу. Клацнув наручниками, один полицейский стянул ему запястья, а второй пояснил действия напарника:

— Иштван Йонаш, вы арестованы по обвинению в организации беспорядков в Бьоре.