Аннель схватила бумагу, пробежала глазами и со счастливой улыбкой прижала ее к груди:

— Спасибо, папа!

— Так, мне надо еще объясниться с маркизом Келеменом, сообщить ему, что помолвка не состоится, потому что ты поступаешь в Академию, — граф заторопился из комнаты. На пороге он вдруг остановился, обернулся и пристально посмотрел на Иштвана, словно припоминал, что должен сказать ему.

— Господин учитель, — наконец произнес он властно, — хоть на этот раз не забудьте забрать свой чек!

— Благодарю, господин граф, — поклонился Иштван.

— Спасибо, магистр! — Аннель подбежала, повисла на шее и впилась в Иштвана восхищенными сияющими глазами. — Но, как? Как вам удалось убедить отца написать мне разрешение и отменить помолвку?!

— Это все мой богатый педагогический опыт, — улыбнулся Иштван.

— И еще шампанское с тортом! — подхватила Аннель. — Это было великолепно! Никогда не забуду!

— Но никому не рассказывай, — попросил Иштван. — А сейчас идем, ты нужна Марцелю, он неважно себя чувствует. И еще, знаешь, у нас ведь новая проблема — Вигора только что арестовали за подготовку магического покушения на твоего отца.

— Что? — воскликнула Аннель потрясенно. — Значит, мою пьесу мы так и не покажем?!

Стою раскрытый пред тобой теперь я

И сам боюсь, что б там ни говорил.

Надолго ль хватит твоего доверья,

Когда узнаешь, как его внушил?

Й.

В «Белый жасмин» Иштван вернулся в одиночестве.

Эгон, погрузив в карету Бороша спеленутого стазисом Вигора, отбыл в более крупный городок Кремен, где имелся полицейский портал.

— За Мийкой присматривай, — буркнул он на прощание. — И не вздумай потерять ларвали! Я вернусь со спецконтейнером.

И протянул Иштвану руку, которую тот с некоторой опаской, но все-таки пожал.

Мия, так неохотно оставленная своим шефом в Бьоре в одиночестве и, наверняка, с ответственной миссией приглядывать за ларвалями и Иштваном, задержалась в доме графа, чтобы понаблюдать еще за состоянием Марцеля. Иштван не стал ее ждать.

И когда она вернулась в «Жасмин» и постучала в дверь его комнаты, притворился, что уже спит.

Но на самом деле заснуть он не мог. Ворочался и все думал и думал о том, каким же идиотом был, есть и, видимо, останется и дальше. И как легко при всей-то его осторожности и с детства вбитом самоконтроле люди, которым он хоть немного начинает доверять, обводят его вокруг пальца.

Хотелось бы знать, когда он признался Вигору, что страшно устал и хочет скрытно пожить там, где его вообще никто не узнает, у того уже начал формироваться его дьявольский план? И он предложил устроить Иштвана на место учителя своей кузины только для того, чтобы в случае обнаружения ларваля, вся вина автоматически пала на его создателя?

Негромкие скребущиеся звуки за дверью привлекли его внимание. Иштван сел и в рассеянном легкой занавеской пепельном лунном свете разглядел, что ручка двери подергивается вверх-вниз. Немного походив так, она остановилась в нижнем положении, и дверь толчком приоткрылась в коридор. В образовавшуюся щель просунулась сначала толстая лапа, затем черная кнопка носа, а потом и половина хитрой рыжей морды. Блестящий глаз подмигнул Иштвану, и уже весь пес, оттолкнув боком дверь, одним скачком оказался в комнате, а следующим — на кровати. И тут же попытался лизнуть Иштвана в нос.

— Теперь понятно, как ты проникаешь в закрытую комнату, — сказал Иштван, поглаживая развесистые уши. — Оборачиваться так и не собираешься?

Пес зевнул, перекатился Иштвану за спину и растянулся там вдоль стенки, положив морду на подушку.

Иштван встал, зажег лампу, вынул из кармана пиджака ларвали и разложил их перед собой на столе. Попробовать, наверное, стоило, несмотря на риск.

— Не спите, молодой человек? — в оставленную псом приоткрытой дверь заглянул полковник Мартон в пижаме и со свечей в руке.

— Не уснуть, — признался Иштван.

— Вот и меня бессонница замучала, — объявил явно обрадованный совпадению их обстоятельств полковник. — А вам, смотрю, и спать-то негде, — разглядел он оккупировавшего кровать пса. — Ишь как улегся, еще бы одеяло натянул… Все же у них в обороте многие черты сохраняются, согласны?

— Вы узнали в нем оборотня? — удивился Иштван.

— Еще бы я не узнал, — подтвердил полковник, входя в комнату. — Я уж насмотрелся на такого же. Друг у меня был волчак, одну палатку в армии делили. Я их повадки наизусть выучил.

— А как вы думаете, полковник, — обрадовался возможности посоветоваться Иштван, — ничего, что он уже третьи сутки не оборачивается? Это ему не вредно? Может надо как-то простимулировать оборот?

— Молодой еще совсем собак, неопытный, — авторитетно заявил полковник. — Не научился пока как следует оборотами управлять. Со временем освоится и перестанет в измененном облике застревать. Не надо его никак стимулировать. А вот позвать можно. По имени. Если близкий человек зовет, оборотень захочет ответить и в человека снова перекинется.

— Спасибо, полковник! — Иштван готов был просто расцеловать старика, но вместо этого неожиданно спросил, смущаясь: — А вас никогда не напрягало, что ваш друг… не такой, как вы?

— А чему ж тут напрягать-то? — удивился старик. — Все мы чем-то не такие. Главное, что друг он был надежный. В войну я его потерял, волчака своего. Больше уже такого верного товарища у меня не было.

— А я сегодня потерял, — признался Иштван, — того, кого считал другом. То есть сегодня узнал, что напрасно считал. Друзьями мы, как оказалось, и не были. Сначала он меня предал, а теперь я его…

Полковник посмотрел пристально, вздохнул и потянул из кармана фляжку.

— А давайте, Иштван, мы с вами по коньячку примем? — сказал он печально. — В целях борьбы с бессонницей и пока мадам Эпине не проснулась.

Полковнику привычное лекарство помогло, и он вскоре отправился спать. На Иштвана же коньяк не подействовал, и ночь оказалась долгой и горькой.

Когда начало рассветать, он взял со стола ларвали и спустился в кухню. У образцовой хозяйки мадам Эпине все уже было подготовлено с вечера — плита вычищена, уголь сложен в корзине рядом с растопкой. Оставалось только придумать из чего соорудить подобие тигля. Иштван выбрал небольшую чугунную жаровню, бросил в нее ларвали и зажег в плите огонь.

— Эгон нас убьет, — тихо произнесла за его спиной Мия.

— Меня, — поправил Иштван, не оборачиваясь. — Я скажу, что усыпил твою бдительность вместе с телом.

— Твои ларвали могут принести очень много добра, — заметила Мия.

— Или столько же зла. Не хочу рисковать. Как оказалось, ларвали являются искушением даже для меня самого. Когда-то я давал себе клятву не использовать способность к внушению без конкретного запроса и ведома пациента. Сегодня я ее нарушил — используя ларваль, заставил графа отменить помолвку Аннель и отпустить ее в Академию. Я все-таки влез в его голову, Мия! Будь я все еще саггестором, мне следовало бы отказаться от практики. Но поскольку отказываться уже не от чего, я должен уничтожить ларвали.

— Делай, как считаешь нужным.

Иштван обернулся. Мия стояла босиком на клетчатом плиточном полу, зябко куталась в зеленый пеньюар, утонув в нем почти до кончика носа. Он шагнул к ней, обхватил, уткнулся в этот кончик и прошептал с, наверное, последней искоркой надежды:

— Почему Эгон так тревожится за тебя?

— Мы друзья, — выговорила Мия.

Иштван резко выпустил ее, отстранился и снова взял тигль.

— Ну что ты от меня хочешь? — простонала Мия измученно. — Что я должна сказать?

— Правду, — холодно уронил Иштван. — Я всего лишь хотел, чтобы ты доверилась мне. Но, видимо, это невозможно.

— Я не вру! — с горячностью воскликнула Мия. — Между нами с Эгоном ничего нет.

— Перестань притворяться, что не понимаешь о чем я спрашиваю, — устало произнес Иштван. — Почему ты приехала в Бьор, Мия?