— Да боюсь, что и самой сестрице моей это неизвестно, — вздохнула мадам капельдинер. — Уж простите за выражение, сучка она гулящая всегда была, и кобели ейные ей под стать — то с актерами мутила, то с режиссерами… Ну чего хорошего могло из мальчишки вырасти? Вот и шляется теперь тоже как приблудный. Уже несколько дней дома не появлялся. Даже пожрать и переночевать перестал являться. Так что если заловили его, я штрафы больше платить не намерена, так себе и запишите!

Когда Мия вышла из квартиры, и дверь за ее спиной закрылась теперь по-настоящему, Иштван уже бежал по лестнице вниз и остановился только во дворе, мрачно уставясь на чахлый городской одуванчик, пробившийся сквозь булыжную мостовую. Мия сочувственно коснулась его напряженного плеча:

— Ты не виноват, — сказала она тихо. — Это просто жизнь.

— Я должен был знать, — возразил он горько. — Хотя бы поинтересоваться, какая у ребят обстановка в семьях, какие отношения с родными. Более-менее представлял я только атмосферу в семье Аннели, потому что бывал в доме Шекая регулярно. Да и то, как оказалось, даже предположить не мог истинных намерений графа в отношении дочери. А Якоб никогда не жаловался, никогда не рассказывал, что его тетка такая… тварь. У нее-то чувства настоящие!

— У подростков очень часто сложные отношения с родственниками, — заметила Мия, осторожно беря его под руку и увлекая в сторону улицы. — У тебя самого разве было иначе?

Иштван удивленно посмотрел на нее, задумался, будто не мог сразу вспомнить, потом усмехнулся:

— Всегда догадывался, что в вопросе каких-либо отношений, в том числе семейных, я точно не показатель. Представь себе, у меня не было никаких сложных отношений с родственниками. К моему подростковому возрасту они уже нашли способ отослать меня подальше. А у тебя были сложности?

Мия воскликнула:

— Конечно! Я с детства играла только в войну и хотела стать генералом. Что неудивительно, когда у тебя два старших брата, и каждый пытается командовать. В подростковом возрасте я изводила родителей, обещая, что сбегу и поступлю в военную школу под мужским именем.

— А они грозили тебе фрейлинским корпусом? — заинтересовался Иштван.

— У родителей не хватило бы ни денег, ни связей на фрейлинский корпус, — улыбнулась Мия. — Мне обычно грозили тем, что запрут в своей комнате без книг, пару раз выбивалкой для ковров и позже — выдать замуж за сына соседа.

— Ты вспоминаешь все это с теплотой, — отметил Иштван, — значит, эти сложности не были так уж трагичны?

— Для подростков все трагично, — вздохнула Мия. — Хорошо, когда с взрослением подобные трагедии кажутся все смешнее. Мы примирились с родителями на разрешении поступать в магическую академию в Скалле.

— В военную школу пошли твои братья?

Мия рассмеялась:

— Они и не собирались! В какой-то момент им наскучили игры в войну, появились другие увлечения и собственные конфликты с родителями.

— А Марцель? — даже приостановился Иштван. — Неужели у него тоже проблемы дома? Он всегда казался таким правильным, что я даже радовался небольшим проявлениям бунта — руки там в карманах, прическа не по уставу. Но вчера он тоже бродил ночью!

— Он же влюблен в исчезнувшую Аннель и ревнует ее к тебе, так? Наверняка он пытается найти девочку самостоятельно.

— Надеюсь, ему это удастся, — вздохнул Иштван. — И чувствую, тогда пропавшими будут считаться уже все трое.

— Мы найдем твоих учеников, — пообещала она. — Всех. Ты ведь тоже предполагаешь, что Аннель и Якоб где-то прячутся вместе?

Иштван кивнул.

— Вчера, когда мы ехали из участка, у Якоба был с собой ореховый рулет, который так любит Аннель, и он обмолвился, что заходил за ним в кондитерскую еще до начала уроков. Я подумал, что если он покупал ретеш для Аннели, значит, встретился с ней ночью и, скорее всего, помог где-то спрятаться.

— А его странная неприязнь ко мне, похожая на ревность? — подхватила Мия. — Помнишь, что он сказал тебе на прощанье?

— Еще бы! — с усмешкой ответил Иштван. — В тот момент я ужаснулся, что Якоб прочитал мои тайные мысли, ведь я никак не мог заставить себя перестать думать, что хочу целовать тебя снова, — и наклоняясь, шепнул: — И ведь так и не перестал!

— Думать или хотеть? — лукаво уточнила она. — И ты все еще не любишь магов? А я тогда решила, что мальчишка сказал тебе «Вот и целуйтесь с вашей мадам», потому что знал, что это уже случалось. И что злится он на нас с тобой из-за того, что ты предпочел меня, и тем обидел Аннель, которая и рассказала ему о поцелуе.

— Ты так уверена, что Аннель видела нас вдвоем в ту ночь в переулке? — встревожился Иштван. — Ты сама заметила ее там?

— Не до того немного было, — улыбнулась Мия. — Но это объясняет, почему девочка передумала с тобой встречаться и развернула коня.

— Подозреваю, что могут быть и другие объяснения, — пробормотал Иштван хмуро. — Ты просто сразу вообразила, что моя ученица должна быть в меня влюблена, вот и рассматриваешь события, исходя из этой гипотезы.

— Ну, надеюсь, хоть с эпидемией проклятий эти другие объяснения не связаны, — не стала спорить Мия. — Что предпримем дальше?

— Мы уже почти у «Жасмина», зайдем узнать, как прошел визит мадам Эпине в лечебницу к домоправительнице Шекая, — решил Иштван.

Разумеется просто зайти, узнать и выйти обратно у них не получилось. Мадам Эпине вознамерилась непременно накормить их и бросилась на кухню, уверяя, что у нее все-все вот-вот уже будет совершенно готово.

Зато уже за столом она обстоятельно и в лицах рассказала, как обнадежена и просто воспрянула бедная Дора, то есть мадам Сабоне, потому что сумела наконец не только подержать собственную блузку, но и надеть ее и даже самостоятельно застегнуть пуговицы!

— Лекари говорят, что это просто чудо, — передала мадам Эпине восторженно. — Дора поверила в возможность излечиться и будет очень-очень стараться. Думаю предложить ей поселиться в «Жасмине», когда бедняжке позволят покинуть лечебницу.

— Замечательная идея. Первое время мадам Сабоне будет не обойтись без помощи, — поддержал Иштван. — А вещи в доме подруги все же не совсем чужие, особенно, если подруга пригласит чувствовать себя как дома, — шепнул он Мие, когда мадам Эпине вышла за чайником, и не удержался, чмокнул магичку возле ушка.

Она как кошка потерлась об его щеку и пообещала, зевнув:

— Если съем еще хоть кусочек, то упаду со стула и засну прямо на ковре.

— Хочу это увидеть, — признался Иштван и подсунул ей блюдо с рогаликами.

Но на десерт их ожидало кое-что иное.

— Иштван, милый, к вам гость, — объявила вернувшаяся мадам Эпине с видом чрезвычайно удивленным и посторонилась, пропуская вперед графа Шекая собственной персоной.

В дверной раме на пороге столовой «Белого жасмина» граф уже не производил впечатление победительного монарха, скорее, наоборот, осознавшего собственную уязвимость и вынуждаемого к заключению постыдного мира. И даже неизменная звезда Королевского креста на его лацкане, попытка почистить которую стоила мадам Сабоне столь дорого, выглядела действительно потускневшей.

— Господин Йонаш, — выговорил граф с явным усилием, — позвольте принести вам искренние извинения за все имевшие между нами в последние дни недоразумения, заверить в том, что вы восстановлены в должности домашнего учителя моей дочери, и все понесенные вами моральные издержки будут соответствующим образом компенсированы. А также разрешите вручить вам приглашение на празднование шестнадцатилетия Аннели, которое состоится в ближайшую пятницу в моем городском доме.

Граф поклонился, положил на край стола конверт с приглашением и глухо спросил у застывшего, задумчиво глядя не на гостя, а в окно, Иштвана:

— Вы принимаете мои извинения?

— Приму, если вы ответите на мой вопрос, — сказал Иштван, поворачиваясь к нему.

— Если ваш вопрос не касается Аннели, — озвучил встречное условие граф.

— Не Аннели, но ее коня, — согласился Иштван. — Скажите, черный конь, на котором она покинула «Кленовый лог», вернулся в конюшню городского дома?