А вины в его жизни было много. Мать, неустанно обвиняющая его во всём в детстве, позаботилась об этом. Для начала он был виновен в том, что своим нежданным появлением на свет погубил её карьеру танцовщицы, так ярко и грандиозно начинавшуюся. Через пять лет он стал виновен в уходе отца, потому что она, конечно же, именно из-за него стала толстой, скучной и неинтересной. Дальше до самого выпуска из школы он был виновен в том, что она не может найти достойного мужчину и снова выйти замуж, потому что «никто не захочет брать женщину с ребёнком». Разумеется, он был с ней полностью согласен, что это он один во всём виноват.
Он стал коллекционировать вину с особым рвением, как другие дети яркие цветные наклейки. Он был виновен, когда они навсегда поссорились с лучшим другом, потому что Майк не защитил того на школьной площадке от старшеклассников вдвое больше их самих, отобравших их деньги. Он был виновен в том, что его первая девушка испытала боль во время их первого секса, ей совсем не понравилось и они перестали встречаться, конечно же, по его вине. Он был виновен во всех провалах институтской команды по волейболу, за которую весьма успешно играл всё время своего обучения там. И наконец, он был виновен в том, что его следующая девушка, а скорее самая близкая подруга с первого курса, неожиданно забеременела.
Майк не любил жену, он знал это всегда. Она была замечательным другом, поддержкой и опорой, его первым личным психотерапевтом, рассказывающим о том, что он совершенно заблуждается в уровне своей вины. Но он никогда не видел её в роли своей любимой, с ней было просто хорошо на тот момент. Новость о беременности напугала его, но он чётко решил в этот раз не быть виноватым в её страданиях, как в страданиях его матери. Ей не придётся чувствовать себя одинокой и никому не нужной и винить своего ещё не рождённого сына в этом. Хотя он знал, что она никогда этого делать не будет. Эта девушка была просто другая, святая, как все говорили в группе, в которой считали их идеальной парой. И он хотел соответствовать их представлениям. Идеала не вышло.
А вышло то, что он действительно стал виновен в том, что она отложила свою карьеру и оставила столь горячо любимую профессию навсегда. Первые три года с малышом было сложно, он очень часто болел, измученная мать не вылезала из дома. Отдать его в детский сад не представлялось возможным, и она самостоятельно со всей своей активностью и рвением занялась его домашним обучением. В школу сын пошёл с самыми лучшими показателями по всем предметам и с самым высоким уровнем психологической готовности к учёбе. Жена наконец мечтала вернуться к работе, но почти семь лет отсутствия практики дали ей понять, что она уже совершенно к ней не готова. Впору было учиться заново. А тем временем сам Майк шёл семимильными шагами – неисчислимое количество статей и публикаций, защита кандидатской и докторской, знаменитые клиенты, яркие выступления на конференциях, всеобщее признание. Она гордилась им и невыносимо завидовала.
Применяя опыт воспитания сына, она стала работать коррекционным психологом с детьми, и у неё прекрасно получалось, она заработала себе имя и признание в определённых кругах. Но на самом деле никогда не хотела работать с детьми. В глубине души несчастная жена понимала, что с самого раннего детства она мечтала именно о таком успехе, какой был у её мужа. И тайная ненависть к нему, казалось, «съедала её изнутри». Поэтому, когда она узнала, что страшная болезнь действительно съедает её изнутри, она ничуть не удивилась, это было для неё очевидно.
В один из дней, когда она уже знала о том, что у неё рак, но ещё не рассказала близким, она рыдала от отчаяния в их большом и красивом, но таком пустом доме, и почувствовала в самых тёмных глубинах своей души обвинение. Безоговорочное, чёрное и жестокое обвинение Майка и, что самое страшное, сына, в том, что случилось с её карьерой. И устыдилась. Она посчитала себя самой грязной и неблагодарной женщиной на свете, достойной смерти. И потому, как бы он ни боролся за неё, она умерла.
Умирающая жена рассказала обо всём этом мужу почти перед самым концом. Обо всех своих чувствах и переживаниях, ненависти и зависти к нему, об обвинении их сына. Она хотела получить прощение и отпущение грехов. Но увидела в его глазах ужас- понимания и признания собственной вины. То, в чём он раньше был неповинен, но в чём его незаслуженно обвинял самый дорогой человек, мама. То, от чего он так отчаянно бежал, наконец настигло его. Теперь он действительно был виноват.
Для него круг замкнулся.
Майк отпустил сына в свободное плавание. Он не хотел его видеть, признавать, что ему тоже тяжело заботиться о его боли. С головой ушёл в карьеру и преподавание. А ведь мальчик был ещё совсем ребёнок. Нахмуренный, молчаливый парень шестнадцати лет, которого жизнь уже обидела тяжёлой болезнью и смертью матери, он стоял, высокий и худой, в чёрном костюме, на похоронах над её незарытой могилой. И Майку в какой-то момент показалось, что он прямо сейчас прыгнет в эту чёрную яму, туда к ней, и пропадёт из его жизни навсегда. И именно это через пару лет он и сделал.
Желаний оправдывать себя или винить у несчастного мужчины сейчас уже не было. Он стоял на коленях, положив букеты цветов перед памятниками с их большими фотографиями давно забытых лиц, и рыдал. Майк рыдал, опустив голову в ладони, также, как недавно это делала Мария у себя в квартире, безутешно и громко. Рыдал несколько часов подряд, пока в горле не осталось крика, а в покрасневших, ничего не видящих глазах – слёз.
Он встал на негнущиеся ноги, когда солнце уже было в зените над его головой, и сказал им то, что казалось единственно верным в эту минуту:
– Я так перед вами виноват, но я не смогу это исправить. Это уже случилось, так как случилось, и мне безумно жаль. Если сможете, простите меня когда-нибудь.
За спиной каркнул ворон, сидевший на памятнике соседней могилы.
– Вот и ответ, – улыбнулся Майк, – и каждый услышал бы в нём своё. Я вас услышал.
И он зашагал прочь, оставляя за спиной всё, что и так уже очень давно осталось там. В прошлом.
Майк заехал к родителям первой жены. Когда утром, уже будучи здесь, он позвонил и сказал, что хочет их навестить, они были невероятно удивлены и счастливы. Совершенно постаревшие, но ещё крепкие и активные, они встретили его с распростёртыми объятиями. В конце концов, он последнее, что осталось у них от единственной дочери и внука. Стены их дома была увешаны их фотографиями. Вся летопись его жизни, события, про которые он и забыл вспоминать, висели в рамках яркими картинками, будто это было вчера. Они накрыли стол, угощали его домашними овощами и долго-долго говорили.
Каждая фраза начиналась с «а помнишь?…» И затем следовал длинный подробный рассказ какого-то эпизода их прошлой счастливой жизни. Плохое не вспоминали. Чудесные моменты, поездки и путешествия, ярмарки и летние барбекю, первые слова маленького сына, его первый метр на велосипеде, первая медаль. Их гордость и счастье, ушедшие безвозвратно. Разговор плескался волнами, затухая и нарастая от одного воспоминания до другого, и закончился к глубокой ночи.
Они, как заботливые родные родители, которых у Майка никогда не было, оставили его ночевать и постелили постель в детской комнате его мёртвой жены, где всё сохранилось в нетронутом виде, как было при её жизни, когда она, маленькая и счастливая, росла здесь со своими мечтами и надеждами на будущее. Розовое покрывало, плакаты рок-групп на стенах, детские платья в цветочек в шкафу, плюшевый мишка… – всё, что он не взял с собой, забирая её отсюда в их новую взрослую семейную жизнь. Он обнял полинявшего медведя и заснул глубочайшим сном без сновидений. Проснувшись только после обеда от телефонного звонка Марии.
Майк попрощался навсегда со своей прошлой жизнью в виде стареньких добрых родителей и уехал забирать женщину всей его жизни от её умирающего отца. И вот он был здесь, в её ванной. И его ждала совсем новая жизнь. В которой он ни в чём не собирался становиться виновным.
