«Миссия невыполнима...» Но вот Бенька был уже снизу одет, и в голове Алёхи словно зажглось: «Вам прибавлено сто очков за успешно натянутые на господина штаны». Офигенно! Алёха вздохнул. Нафиг такие игры.

Потом была куртка и её двадцать четыре пуговицы, мелкие, круглые и ужасно неудобные.

– Это-то ты можешь застегнуть? – в какой-то момент сорвался Алёха, когда на очередной пуговице его палец соскочил.

– Это не мое дело, – Бенька вздёрнул подбородок.

– У тебя пальцы мелкие, тебе это проще! – зло сказал Алёха.

– Это должен делать ты! – упёрся Бенька.

– Куртка твоя, ты и застегивай!

– Но ведь я… – в запале крикнул Бенька и как-то стих. – Не умею. Правда.

– Не умеешь – учись, – буркнул Алёха.

То ли Бенька обиделся, то ли Алёха задел его за живое, но кое-как пуговицы он застегнул, корча при этом невыносимо страдальческие рожи, и они опять пошли вниз – завтракать.

Там Алёха наконец вымыл руки – вчерашний кувшин, к счастью, стоял на месте. И даже мыло было. Жизнь начинала налаживаться, хотя бы по мелочам. Алёха даже подумал стянуть мыло, но мысль отмел: некрасиво. Если бы за это ему хоть повысили уровень, но скорее всего – увидят, просто опять отходят хлыстом.

Янгара оставила им на столе молоко и хлеб. Как вчерашние, только тёплые, так что завтрак весьма удался. За Бенькой пришлось поухаживать: оторвать ломоть хлеба и налить молока.

– Надо лошадь, – сказал Бенька, дожёвывая свой хлеб. – Без лошади до обители не доберёмся.

«Только не это», – подумал Алёха, но вслух сказал:

– А ты уверен, что тебя там уже не ждут?

Бенька перестал жевать, нахмурился, посмотрел на Алёху встревоженно.

– Ты сам сказал, что в обители безопасно. То есть, если бы я за тобой гонялся, сразу бы там в засаде и сел. Если тебе идти больше некуда, где тебя еще ловить?

Бенька задумчиво выводил на столе какие-то круги пальцем. Потом спохватился и сел смирно, как первоклассник.

– И что делать?

И правда, что?

Алёхе казалось, что он должен ткнуть в окошко или кинуть кубик. А как иначе принять решение? Должны же быть варианты? Но это ведь не игра.

– Не знаю, – признался он. – Тебя где-то хотели спрятать? Вспоминай, куда точно тебя везли.

Бенька задумался. Сделался серьезным, как студент на экзамене, когда ничего не учил, но надеется на халяву. Алёха утер с губ потеки молока и чуть не заорал, но не от боли, от ужаса: щетина отросла и царапалась. Бритье! Господи, ну за что?

Может, тут слугам нормально ходить небритыми? Он даже представлять боялся, чем тут бреются. Ножами, наверное. А если рука дрогнет? А вот эти, как их… брадобреи? Это же какая степень доверия к ним была?

– Давай сначала, – потребовал Алёха, чтобы не думать о страшном. – С самого-самого начала давай, как все было. Ну?

Бенька впился зубами в хлеб. Алёха ждал: пацан то ли темнил, то ли почему-то не хотел ему обо всём рассказывать, то ли пытался придумать что-то. Что и, главное, зачем? Чего ему ещё-то было терять?

– Я тебе не верю, – наконец отмер Бенька. – Я никому верить не могу.

– Приехали, – вздохнул Алёха. – Я тебе вчера жизнь спас. Ты – мне. Мы вчера, обнявшись, на ветке сидели. Ты мне падать вниз запретил. Мы с тобой теперь эти… как их… соулмейты? Тьфу, нет. Слово такое, из книжек. Сейчас вспомню.

Бенька от удивления опять перестал хомячить, только нахмурился.

– А ты разве читать умеешь? – спросил он.

– Побратимы, во! – обрадовался Алёха, проигнорировав подначку. – Это считай… как братья. Почти.

– Если бы ты был моим братом, – выдал Бенька как-то очень загадочно. Явно не так, как мог бы сказать лучшему другу, а словно хотел добавить: «Не было бы у меня и половины проблем». Но вместо этого он кивнул. – Да, ты прав, Алох. Ты не должен был, но ты повёл себя достойно, – сказал он неожиданно торжественно.

Алёха чуть было не пошутил, что раз так, ему за это полагается награда, но удержался, а то ведь правда наградит и… нет, это будет как-то неправильно. Поэтому сказал:

– Значит, ты мне можешь доверять.

– Нет, – вздохнул Бенька. – Пока нет. Но ты… – он оглядел обидевшегося Алёху и проговорил задумчиво: – Твой хозяин – Матиш?

– Угу, – буркнул Алёха. Чего спрашивает, память отшибло, что ли? Обсуждали же уже этот вопрос.

– Верный рыцарь Матиш, – к облегчению Алёхи, заключил Бенька. Значит, все-таки действительно Матиша знал, хотя бы и с чужих слов. – Он не отказал бы мне… я думаю, – важно добавил он, – что теперь ты можешь быть моим слугой. Если желаешь.

Алёха хотел было возразить, что после того, как он предложил Беньке побратимство, назначать его опять слугой как-то, мягко говоря, оскорбительно, но пацан смотрел на него так напряжённо, что Алёха решил махнуть рукой на свои обиды. Мало ли. Может, у них тут так принято. Может, это комплимент вообще. Кто их разберёт.

– Куда ж я денусь, – буркнул он. – И что я должен буду делать?

«Кроме того, что горшки выносить?»

– Защищать меня, – тихо и серьёзно сказал Бенька.

– Я буду твоим защитником, – пообещал Алёха, про себя вздохнув. Нет, ему всё-таки было обидно. Ну как так-то? Они же вчера… А он…

– Сколько Матиш тебе платил? – деловито спросил Бенька, и Алёха смешался. Отвечать ему было решительно нечего, так что он сделал то, что всегда срабатывало с матерью – позволил себе набычиться – и буркнул:

– Платил. Сколько-то.

Бенька недоумённо сморгнул, помолчал немного, явно не понимая, что с Алёхой вдруг случилось, а потом всё же предложил:

– Один ор. Раз ты теперь мой личный слуга.

Алёха только плечом дёрнул. Что ещё за оры?

Бенька интерпретировал этот жест по-своему:

– Матиш платил больше?

– Нет, – на всякий случай сказал Алёха и поглядел на Беньку. А ведь он же правда думает, что делает сейчас что-то хорошее, сообразил Алёха. И чего он обижается? Ну вот принято так тут. Не бывают, видно, слуги побратимами… и ладно. – Ор так ор, – согласился он. – Мне подходит. Давай лучше думать, что нам дальше делать. У меня вопрос есть.

Бенька ответил не сразу. Доел хлеб, допил молоко и оглянулся. Кухня была пуста.

– Спрашивай, – смилостивился он.

– Давай сначала, – попросил Алёха. – Вот… когда умер отец? Ты извини, что я спрашиваю?..

– Ничего, – со сдержанным достоинством отозвался Бенька. – Умер отец, и мать… ну, в общем, я… неважно, она стала… главной. У нас дома. Так понятно?

Алёха кивнул.

– Ты что, вообще за пределы рыцарских владений не выходил? – с подозрением спросил Бенька.

Алёха решил соврать.

– Да я и за ворота не выходил, зачем мне, – он выдавил усмешку. – Ну, тут поможешь, там поможешь, а… – он подумал. – В общем, или работаешь, или спишь, а если заметят, что без дела шатаешься, тут же к работе припашут, а мне это зачем? Вот я и… бегал с горшком целый день. Туда, сюда...

Бенька поморщился.

– Ленивый слуга – везде одинаков, – припечатал он. – Тогда… Слушай дальше. Потом… потом мать занемогла. Я про это тебе уже рассказывал, – Бенька помрачнел. – Потом мне сказали, что она умерла.

– И ты стал главным? – перебил его Алёха, вспомнив, как тот вчера затирал Амареку – так, кажется – про главу рода.

– Ну… – Бенька замялся. – В общем, главным я стал после смерти отца. Но я ещё малолетний, поэтому сначала как бы главной была мать, а затем уже – бабка…

– Это как регент! – обрадовался Алёха, вспомнив нужный термин. Ну, не зря все-таки в институте штаны протирал. – Точно, да. Регент. То есть ты, получается, как… как король, а они над тобой – как регенты. Так?

Бенька сосредоточенно жевал губами. Наверное, пытался понять, что Алёха ему сказал. В конце концов он кивнул, лицо его чуть просветлело.

– Да, – согласился он, – как король и как регенты, – он взглянул на Алёху, в глазах его мелькнуло несказанное удивление. Ничего странного – услышать такие мудрёные слова от неотёсанного слуги. – И… бабка сама захотела… быть главной. Чтобы без меня. Понимаешь, она… она была вторая жена деда. Когда дед первый раз заболел, я тогда ещё и не родился, он сделал… главным в роду отца. Потому что думал, что сам умрёт, но не умер. Отец как раз вскоре женился, и дед выздоровел, и у него со второй женой, с бабкой то есть, тоже сыновья родились. А потом… потом умер отец, может быть, его тоже убили, и дед, уже совсем больной, объявил меня главным. Я понятно рассказываю?