— Назад! В дверь! — крикнула мне Роксана, схватила за ворот пиджака и втянула в помещение.
Снаружи опять слышался треск кромсаемой черепицы, звон бьющегося стекла. Едва придя в себя, я заметил, что мой пиджак в крови, но, кроме слегка надорванного уха, никаких повреждений на мне нет. А вот Роксана была ранена. Пуля, похоже, задела ей крупный сосуд на плече. Назира быстро вынула из своей сумки перевязочный пакет и с помощью Габриэлы перевязала Роксану.
Вбежала Натача.
— Все живы? — она уставилась на мой окровавленный пиджак, потом перевела взгляд на Роксану. — О, боже! Лида! Подгони большой кар прямо к подъезду! — я догадался, что она это сказала по телефону.
Я ощутил боль в ухе. Это мне залепили биопластырем ранку.
— Больше ничего нет? Кости целы? — Назира быстро прощупала мои руки и рёбра.
— Всё нормально! — ответил я и вдруг заметил, что во рту полно крови. — Хотя, я, кажется, себе щеку прикусил.
— Это не страшно! — Назира была возбуждена, как в лихорадке. Кажется, что ей даже нравится эта чрезвычайная ситуация, которая встряхнула нашу жизнь. Мы слишком давно не были в перестрелках.
Мы вышли на улицу. Тот чердак, где я заметил человека, сейчас был разворочен.
Подъехала полиция. Крепкие ребята в латах и с армированными щитами окружили нас плотной стеной. Их офицер улыбался так, будто удостоился чести сопровождать английскую королеву. Натача и Корасон давали разъяснения по поводу всего произошедшего, потом с инспекторами полетели осматривать чердаки. Они, а также Джень и Изабель, остались. Все остальные отправились со мной на Корабль.
— Какая чудесная система! — ахала Эллида, вертя штурвал. — Я слышала и видела всё, будто стояла рядом!
Она чуть выпятила нижнюю губу, разглядывая что-то впереди, и красиво тряхнула золотистыми кудрями. Ну, прямо Елена Троянская!
На корабле Назира первым делом занялась раной Роксаны. Действие адреналина у неё прекращалось, рана начала болеть, поднялась температура. Я тем временем снял испачканную одежду и принял душ. Уже чистый и переодетый я заглянул в лазарет. Роксану, похоже, уже отвезли в каюту, Назира наводила порядок.
— Солнышко моё! — сказал я ей. — Посмотри, пожалуйста, что у меня во рту такое?
— Садись! — скомандовала моя восьмая жена, моя руки. — Да не туда! Это гинекологическое кресло! Вон в то, левое!
Она включила осветитель, потом взяла зеркальце на держаке, пинцет и полезла мне в рот. Резкая боль пронизала мне, кажется, всю челюсть. Я вздрогнул и чуть не вцепился ей в руку.
— Э-э-э! Тихо! Ничего страшного. Обломился кусочек зуба, чуть прикушена щека. Осколок держится на клочке десны… Сейчас я всё сделаю.
Она опять за что-то ухватила пинцетом, а у меня возникло впечатление, что из меня выдирают всю челюсть.
— Али! Ну, не дёргайся! Ты что, потерпеть не можешь? Это не больнее, чем было мне, когда ты меня девственности лишал! Или тебе общий наркоз нужен?
Я решил терпеть до конца. До моего, а может быть — до конца этого света. Назира потянула чуть сильнее, во рту что-то хрустнуло и боль отпустила. Я обессилено упал на спинку кресла.
— Вот и всё! — Она прижала мою голову к своей груди, и боль стала едва заметной. — Смотри, какой крохотный осколочек! Дай, я ещё гляну! Подклею дефект биопластиком. На щеку сейчас клеевую повязочку положу. Наверное, надо ещё острые кромки чуть спилить.
— У-у-у! — замотал я головой. — …е адо! Я поте-плю…
— Али! Ну что ты, как ребёнок! Ты раскроишь десну так, что операцию придётся делать! А есть как ты собираешься? А вдруг заражение?
Я опять задёргался в кресле, пытаясь встать.
— Али!!! — зарычала Назира. — Да что же ты вытворяешь! Я тебя привяжу!
Вот уж никогда не замечал у своей восьмой жены таких садистских наклонностей! Её взгляд был жёсткий, как… как у Натачи! Сам таких жён выбирал!
— Твои неприятности ни в какое сравнение не идут с тем, что испытывают женщины при родах! Ах! У тебя зубик сломан! Да ты мужчина или как, в самом деле? Терпи! Роксане досталось хуже, чем тебе.
Я хотел сказать что-то наподобие, что женщинам привычнее терпеть боль, но говорить с открытым ртом, когда в нём разместились зеркальце, пинцет и пальцы врача, просто невозможно.
Назира сперва затолкала мне в зуб какой-то мастики из тубы, похожей на ту, которой герметизируют канализацию, только меньше размером. Чем-то сбрызнула. Затем включила свой адский инструмент.
Когда она прикоснулась абразивным диском к моему зубу, ощущение было такое, будто мою голову шлифуют на точильном станке. Рот наполнился кислой слюной и меня чуть не стошнило.
— Вот и всё! — сказала Назира через несколько секунд. — Прополощи рот. И я ещё лаком вскрою. Через годик эта пломба прорастёт твоими клетками и зуб будет как родной!
— Что, и болеть тоже будет?
— А ты как думал? Береги его! Или ты предпочитаешь вставные челюсти?
Я потрогал языком зуб. Он был гладкий, без следов сколов. Жена ещё чем-то помазала во рту, аромат фруктов заполнил меня всего. Вот эта операция была, действительно, не больной.
Вставая с кресла, я заметил, что всё тело противно дрожит. Кошмар! Будто меня пытали… Вот уж не думал, что посещение врача страшнее, чем драчка. Краем глаза я заметил, что за раздвижной перегородкой мелькнули чьи-то любопытные физиономии. Ещё не хватало, чтобы кто-то видел мой позор.
Я умылся и моё самочувствие значительно улучшилось. Назирэ дала мне чистое полотенце и помогла вытереться, как маленькому.
— Ну? Уже всё хорошо? — она поцеловала меня, и остатки пережитого развеялись окончательно. — О! Девочки вернулись!
Корабль едва заметно вздрогнул. Это прилетел второй флайер. Пол чуть задрожал из-за работающих механизмов. Да, это закрываются створки транспортного шлюза.
— У Роксаны серьёзная рана? — спросил я. Мои собственные переживания с зубом отодвинули на второй план всё. Конечно, этот вопрос следовало задать раньше.
— Не очень. Немного зацепило сухожилия и суставную сумку. Я сделала инъекцию протоклеток. Через неделю биопластырь разойдётся и даже следов не останется. Но, от хозяйственных работ её на месяц следует оградить. Можно оставить вахты.
— А секретарские дежурства?
— Нет никаких препятствий, чтобы данная функция не могла быть исполнена! — ответила Назира, и мы рассмеялись.
В дверях я столкнулся с Натачей.
— Где Роксана? — спросила она. Её костюм был испачкан, а на лбу и носу красовались чёрные разводы сажи.
— У себя, — я хотел вытереть грязные пятна, но Натача отмахнулась.
— Не беспокойте её! Я вколола ей жаропонижающее и снотворное! — крикнула из-за перегородки Назира. — А вы, септические, брысь отсюда!
— Спасибо за спасение! — я чмокнул старшую жену в чумазую щеку и поинтересовался: — Вы уладили все формальности?
— Да! Правда, пришлось оплатить ремонт чердаков, хотя вина не наша.
— А чего это офицер так улыбался? — поинтересовался я.
— Как это, чего? Им от наших "крыш" поощрительные баллы идут. Потом эти баллы превращаются в конкретную сумму в банке. У нас три крыши, нас было больше десяти, — вот он и радуется… Ладно, я иду приводить себя в порядок.
Моя старшая жена вдруг вцепилась в меня. Она ткнулась в меня лицом, и я ощутил, что она дрожит.
— Живой… — она глянула на меня и провела рукой по голове. — Ну и ладно.
Натача ушла, широким движением руки развернув Изабель, Джень и Корасон. Я тоже отправился отдыхать, — до ужина я мог себе это позволить, но, увы, мне этого сделать не дали.
— Али! — неожиданно рявкнул мне в ухо из телефона голос Натачи. — Срочно подойди сюда!
Я не сразу понял, куда это "сюда". Натача была заведена до предела, а в телефоне был слышен ещё чей-то плач. Вдруг у меня закралось подозрение; я вскочил и, что есть сил, помчался к каюте Маркова. В коридоре я прорвался сквозь небольшую толпу любопытных зрителей. Дверь каюты была раскрыта, и в проёме застыла скульптурная композиция, похожая на Лаокоон. Натача крепко держала дочку за волосы одной рукой, а та заломила ей за спину вторую руку, не пропуская внутрь.
