— Нет! — на её лице читалось удивление. — А что вы здесь делаете?

— Спасаем вас! — я засмеялся от какого-то внутреннего счастья.

— Али! Они идут к вам! — предупредила Корасон. — Пальнуть?

— Нет! Не надо! Можешь по нам попасть. И не летай слишком близко. Мне не хочется потом латать флайер.

Я вынул свой обычный пистолет и выстрелил несколько раз. Наши противники залегли и тоже сделали несколько выстрелов. Потом начались переговоры.

— Эй, чувак! Отдай нам эту сучку! Тогда мы тебя небольно отделаем! — фразу дополнил хохот.

Изабель спокойно прислонилась к бетонной стенке, привычно вынула огромный тесак и начала подравнивать им ногти.

— Попробуйте сами взять! — крикнул я. — Если вы такие смелые!

— Тогда мы прихватим и твою подружку! — одному из них было весело.

Изабель крутанула нож на ладони, её глаза зло заблестели, и на лице появился жуткий оскал.

— Давай, подходи! Я из тебя сделаю экспонат для мясной лавки! — её голос был спокойным и уверенным.

Катя, которая не отрываясь смотрела за её упражнениями, вздрогнула. Мне показалось, что она раздумывает, не вернуться ли назад добровольно.

— Али! — опять услышал я голос Корасон. — Они поднимаются!

Я сейчас же переключился в прозрачный режим. В этом диапазоне волн весь окружающий мир был как будто выполнен из разноцветного стекла. Но компьютер мог по выбору сделать часть предметов прозрачными, чтобы не мешали, а другую часть — привычно непрозрачной. Сквозь толстую стену прозрачного бетона я увидел, что двое человек мелкими перебежками приближаются к нам. Я выбрал из своего арсенала пулемёт, прицелился и нажал "огонь". Цепь фонтанчиков пыли заставила нападавших отступить. Остальные открыли по нам ураганный огонь. Через несколько секунд он стих. Я подкорректировал микрофоны и теперь слушал, что наши противники говорят.

— Это кто-то сбоку стрелял! Ты же видел флайер за нами?

— На нём нет пулемётов.

— А ракетами по нам кто шарахнул? И пулемёты у него встроенные, а не на подвеске.

— Эй, чувак! — крикнул кто-то громко. — Может, всё-таки, договоримся?

— Хорошо! — ответил я. — Вы бросаете оружие и выходите с поднятыми руками.

— Нет! Так дело не пойдёт! Ты не знаешь, с кем связался! Тебе, считай, повезёт, если жив останешься.

— Нет, парни! Это вы не знаете, с кем связались!

— Да ты чё! Козёл! Ты щас всё узнаешь!

Один из них встал в полный рост и стал поливать нас из автомата. Пули скрежетали и цокали по бетону позади нас, выбивали куски из прикрывающей нас стены. Туча пыли заполнила всё окружающее пространство. Катя вжалась в рыхлый грунт, прикрыв голову руками. Я прикрыл её с одной стороны, Изабель — с другой. Мы, всё-таки, были в броне. Я чувствовал Катино плечо и бедро. Несмотря на опасность ситуации, я на мгновение забыл обо всём. Меня бросило в жар, а сердце бешено заколотилось.

Изабель, отплёвывая песок, ругалась:

— Каррамба! Бастардо! Я намотаю твои кишки на твою шею и повешу тебя на них!

Думаю, что от каждого её слова у Кошкиной должны были вставать дыбом волосы. К тому же, Изабель стала ожесточённо втыкать нож в землю, распахивая её как грядку на огороде. Не завидую тому, кто попал бы ей под руку.

Я дал ещё несколько коротких очередей почти перед головами противника, а потом один демонстративный залп по уцелевшему флайеру. Одна из пуль, похоже, вызвала короткое замыкание в аккумуляторе. Флайер вспыхнул как бенгальский огонь и сгорел за полминуты.

Один стрелок привстал и, опустошив по нам весь магазин, был вынужден прерваться на время. Его товарищи сидели тихо. Я опять дал несколько коротких очередей прямо у него перед ногами. Он залёг, и в нашу сторону опять открыли ураганный огонь.

В какой-то момент я заметил, что ситуация изменилась. Кто-то ещё стрелял по нашим противникам. Пули ложились совсем рядом с ними. А ещё я почувствовал лёгкий зуд во всём теле. На улицах города не очень замечаешь проносящиеся над головами флайеры, оснащённые левиторами. Время мало, да и мощность тоже. Другое дело — махина в двести тысяч тонн. Если трюмы полны, то получаются все полмиллиона.

По нам уже не стреляли. Катя, отряхнув пыль с головы, попыталась выглянуть наружу. Дело в том, что стало совсем темно. Только что были лёгкие сумерки, и вдруг наступила непроглядная ночь. Наши противники перестали стрелять. Я опять включил микрофон.

— Срань господня! Что это? Твою мать!

Десять голосов на разные лады и с разными интонациями по несколько раз произнесли эти фразы. А затем в одно мгновение наступил яркий слепящий день.

Я тоже высунул наружу голову. Мой Корабль, огромный эллипс длиной в триста метров, способный накрыть собой целый стадион, висел над нами. Вверх было больно смотреть: Натача включила все посадочные фары, вокруг стало светло, как в операционной. Голос моей старшей жены, усиленный до болевого порога, произнёс:

— Всем немедленно сложить оружие! Вы только что совершили нападение на протеже правительства Али Мухадди, и в том числе на его главу. В случае оказания сопротивления, вы подпадаете под действие статьи… параграф… пункт…, согласно которому к вам немедленно будет применена высшая мера наказания, а именно — расстрел.

Я ощутил, как от её голоса дрожат мои лёгкие, дрожит одежда и броня, дрожит земля подо мной и даже бетонные стены.

Два бронированных флайера, увешанные всем, что только может стрелять, приземлились на дороге. Выходя из укрытия, я увидел фигуру Корасон с пулемётом на ремне. Джень ловко одевала задержанным наручники. Ещё несколько фигур стояли плотным кольцом вокруг. Девочки были в камуфляжной форме, одетой поверх брони.

Подъехали ещё три флайера. Это оказались представители наших "крыш". Один из них быстро нашёл меня и высказал недовольство:

— Али, блин! Ну что за херня! Если у тебя своё правительство, то ты сам должен проводить задержание, оформлять бумажки и прочий мотлох.

— Да! — соглашался я. — Но я вам заплатил налоги. До конца месяца вы их должны отработать. А вот потом я уже сам.

Как-то получилось, что Катерину не спрашивали, хочет ли она к нам на корабль. Её провели в бывшую каюту Вайноны, Хафиза помогла ей сменить одежду и принять ванну. Зульфия принесла несколько наших обычных комбезов, чтобы выбрать по размеру. Назира осмотрела Катю и, найдя только несколько ссадин и синяков, смазала их йодом. Приковыляла вялой походкой Роксана, повздыхала, что не может сделать ей достойную причёску. Когда Катю эти признаки заботы стали тяготить, я привёл к ней Мишу и Женю.

Сидя в командной рубке, я наблюдал как Лейла сама возвращает Корабль во владения Самойлова. Натача только советовала:

— Давай ещё чуть левее, а то травка от тени портиться начала. Так, ещё градусов на пятнадцать доверни…

Я громко спросил:

— Ну что? Устроим праздничный ужин? А, может быть, танцы?

— Думаю, что некоторым не до танцев! — ответила старшая жена. — Сегодня все изрядно устали. Хотя, если невтерпёж…

Ужин был самым обычным, если не считать того, что на нём присутствовала Катя, а за столом опять были все дети. Конечно, было шумно: малыши не могут долго сдерживать свои эмоции и бурную энергию. Саид лез руками в суп, а потом вытирал их об себя. Трёхлетний Хосе катал шарики из хлеба и кидал их в Камту. Я пристыдил их и посоветовал брать пример с Женечки, которая вела себя очень сдержано. Катя улыбнулась уголками губ. Быть может, потому, что Женя была в незнакомой обстановке, а на самом деле не меньшая разбойница, чем мои мальчишки. А может быть, ей просто была приятна моя похвала.

Рядом со мной сидела Саль-яла, как Старший Помощник, и Изабель, как дежурный секретарь. Ушла на вахту Джень, а пришла Эллида. Мне докладывали ситуацию на Корабле и в общем. Катя с интересом смотрела и слушала.

После ужина я предложил ей экскурсию. Я собирался показать Корабь и ответить на все вопросы, какие ей прийдут в голову.