— Пока нет. Насколько мне известно, все структуры власти в стране и так в их руках.
— Странно, я думал ты сразу догадаешься о чём у них шла речь.
— Понимаешь, Иван Иваныч, я не привык делать какие-либо скоропалительные выводы по одной случайно услышанной фразе. Чиновники что угодно могли обсуждать. Когда я был в городе в последний раз, то мне довелось услышать слухи о том, что в следующем году будут принимать новую конституцию, а после её принятия, проведут какие-то всесоюзные выборы. Так что я вполне допускаю, что пьяные чиновники в ресторане обсуждали именно данные темы. А тебя на какие мысли услышанная фраза навела?
— Этих чиновников мне и раньше приходилось видеть, и не только в райисполкоме или в ресторане. Они по сути больше сторонники Троцкого, чем Сталина. Вот и получается, что ежели у троцкистов не получится удержаться у власти при помощи выборов, то они решатся на военный переворот в стране. Сам понимать должен, что это может вновь к гражданской войне привести. Мне вот только одно непонятно, откуда столько представителей библейского народа в Барнаул приехало? Ведь даже в царские времена их намного меньше по численности было.
— Иван Иваныч, ну и чего ты так удивляешься? Они уже давно так живут. Стоит кому-то из библейского народа занять какую-то важную должность во власти, так он сразу к себе подтягивает своих родственников или сородичей. Так они во все времена поступали, причём в разных странах. А вот насчёт военного переворота, тут хорошенько подумать надобно. Ведь военные перевороты в странах не простые солдаты по своей прихоти устраивают, а высшее командное начальство…
— Да знаю я об этом. Царь Николай Второй не сам же себя в отставку отправил. Насколько мне известно, ближние генералы из генштаба военный заговор устроили, и заставили императора подписать отречение от престола. С кайзером Германской империи примерно такая же история произошла. И в первом, и во втором случае, предавших генералов подкупали американские и английские банкиры, которые принадлежат библейскому народу. Меня сейчас не эти моменты, а другое удивляет. По какой-такой причине, умных библейцев, таких как Яков Ефимович или Семён Маркович в Барнауле совсем не осталось? Ссылаться на то, что их либо на повышение в Москву перевели, либо просто поубивали, не имеет смысла.
— Иван Иваныч, а чего ты так озаботился, что в Барнауле умных евреев совсем не осталось?
— Представляешь, местные власти в наше артельное представительство хотели двух молодых еврейчиков пристроить, одного кладовщиком, а другого на должность управляющего. Вот только не вышло ничего у властей из этой затеи. Ты не подумай чего худого, Демид Ярославич, я с этими двумя молодыми людьми не ругался, а только поговорил немного и выяснил, что в управлении и в ведении учёта продукции они вообще ничего не смыслят. Они лишь свои партийные лозунги повторять горазды, при этом выглядывают, где и что у нас украсть можно. Как я понял, на большее эти молодые библейцы не способны. Да что там о них говорить, «идиоты» одним словом. Вот я и отправил эту парочку восвояси. Ты когда в город поедешь, будь готов к тому, что местные власти тебе станут навязывать каких-нибудь других представителей библейского народа, на должности в наше артельное представительство.
— Тут у них ничего не получится. У нас в документах прописано, что все представители артели являются родственниками. А так как представители библейского народа нашими родственниками не являются, то и в нашей промысловой артели им делать нечего.
— Погоди, а как же бывшие царские жандармы, что трудятся у нас в представительстве?
— Так царские жандармы в наших артельных представительствах, ещё во времена Сибирской республики были записаны моим отцом, как дальние родственники. А все остальные люди, у нас в представительствах, были оформлены как наёмные работники, грузчики, повара и дворники. Ты сам задумайся. Захотят ли молодые представители библейского народа пойти в нашу артель на должность уборщика комнат, грузчика или дворника? Ведь поварами-то их никто не возьмёт, ибо у них никакого опыта в поварском деле нет.
— На такие места никто из библейского народа никогда не пойдёт, Демид Ярославич. Власти хотят на руководящие должности своих единоверцев пристроить, а если нет мест в руководстве, то на должности кладовщиков, кассиров или счетоводов, — устало произнёс мой помощник.
— Иван Иваныч, что-то ты неважно сегодня выглядишь. Иди-ка ты домой, и отдохни два-три дня хорошенько, а ещё лучше будет, ежели ты зайдёшь в нашу больничку и Яринка тебя осмотрит. Сам же должен понимать, что тебе уже не двадцать лет, и даже не полсотни, а намного больше. Артельные дела от тебя никуда не убегут.
— Ты прав, Демид Ярославич, возраст берёт своё и мы не молодеем. Вот только я твою Ярину Родасветишну беспокоить не стану, незачем. Ей позавчера двух больных привезли из соседней деревни. Так что она теперь вся в заботах об ихнем здоровье. Дома отлежусь, авось полегчает.
Прихватив со стола свою видавшую виды восьмиклинку, Иван Иваныч сердечно попрощался со мной, и неспешным шагом покинул кабинет. Глядя в окно, как он идёт с краткими остановками по улице, я даже не подозревал, что вижу его живым в последний раз…
На следующий день я проспал почти до полудня, ибо до поздней ночи подготавливал отчёт для чиновников из Барнаульского райисполкома. Разбудил меня Иван. Всмотревшись в его лицо, со слезами на глазах, я спросил:
— Ванечка, что случилось, сынок?
— Дед Иван ночью помер. Я утром к нему зашёл пойманного зайца отдать. Смотрю, а он ещё в постели лежит, с улыбкой на лице. Я поначалу подумал, что ему что-то хорошее снится, а когда подошёл поближе к постели, чтобы разбудить, то увидел, что дед Иван уже холодный и не дышит. Я сразу в больничку побежал и матушке всё рассказал. Она сходила в дом к деду Ивану, а потом, послала Яра седлать коня и мчаться в соседнюю деревню за сельским участковым инспектором.
— А что меня сразу-то не разбудили?
— Матушка не велела тебя утром будить. Сказала, что ты до поздней ночи в Управе трудился и сильно устал. Сейчас в поселение участковый инспектор милиции приехал, вот меня и послали, чтобы тебя разбудить, и сказать, чтоб ты не задерживаясь в дом деда Ивана шёл.
— Иди, сынок, скажи там людям и милиционеру, что я скоро подойду.
Примерно через четверть часа, в Управе, я с Яринкой и сельский участковый поставили свои подписи на двух бланках свидетельства о смерти Иван Иваныча. Одно свидетельство забрал себе участковый милиционер, которым мне представился как Иващенко Кирьян Степанович, а второе осталось у нас в поселянской Управе. После этого, Яринка ушла в больничку к своим больным, а мы вдвоём остались в моём кабинете. Я предложил участковому попить чаю с баранками, он не стал отказываться.
Когда наши чайные чашки опустели, сельский участковый Иващенко меня спросил:
— Скажите, пожалуйста, Демид Ярославич, а это правда что Иван Иванович, несмотря на свои восемьдесят два года, до самой смерти продолжал трудиться вашим помощником в артели?
— Правда, Кирьян Степанович. Вот только ему было не восемьдесят два года, а больше ста десяти лет. Он когда новые документы получал, то ему случайно уменьшили возраст.
— А разве такое бывает?
— Бывает. У нашего Иван Иваныча была потеря памяти, одна из наших целительниц её лишь несколько лет назад восстановила. И когда пожилой служащий, при оформлении паспорта, задал вопрос «Какое самое раннее событие из своего прошлого вы помните?», Иван Иваныч ему честно ответил — «Крымскую войну». Год в который началась Крымская война и записали в паспорт Иван Иваныча, как дату его рождения. Да вот только он не родился в год начала Крымской войны, а воевал на ней, и получив контузию потерял память. Вы не удивляйтесь так, Кирьян Степанович, на самом деле наш Иван Иваныч родился во времена правления императора Александра Первого.
— И где же вы его хоронить будете? Я пока к вам в поселение ехал, то никакого кладбища на своём пути не увидел.
