— Ничего страшного пока не случилось, Яр. Продовольственный обоз мы в ближайшее время отправлять в Барнаул не будем. Так что наша артель может спокойно заниматься переработкой и копчением доставленных сегодня охотничьих трофеев, да и рыбаки наши вскоре с очередным уловом должны вернуться. Мы поступим следующим образом. Твой отец останется за старшего в Управе, и присмотрит за тем, чтобы артельные коптильни не простаивали, а ты сейчас пойдёшь и подготовишь к завтрашнему утру, нашу поселянскую пролётку. Так как именно ты отвезёшь нас с Иван Иванычем в Барнаул. Мы с ним попробуем решить в райисполкоме вопросы относительно дальнего урмана. Партийно-хозяйственные чиновники должны наконец осознать, что в результате их необдуманных решений, в первую очередь, они сами могут остаться без копчёных вкусностей.

— Почему ты думаешь, Демид Ярославич, что райисполкомовские чиновники способны что-либо осознать? — с улыбкой спросил мой помощник.

— Потому что, Иван Иваныч, чувство голода заставляет задуматься любого человека, кем бы он ни был, и какую бы должность не занимал. Сам посуди. Во-первых, ежели власти нас лишат возможности охотиться в лесах на дальнем урмане, то значит у нашей промысловой артели не будет нужного количества добычи, а следовательно, нам не хватит нужного сырья для копчения. Такой довод думаю всем партийным чиновникам должен быть понятен. Ты согласен со мной?

— С таким доводом очень трудно поспорить, — вновь улыбнулся Иван Иваныч. — Чиновники во все времена больше к урчанию своего живота прислушиваются, чем к голосу разума, но ты сказал «во-первых», значит у тебя ещё что-то и «во-вторых» имеется. Я прав?

— Ты как всегда прав, Иван Иваныч, «во-вторых» у меня также имеется. Так вот, дорогие мои товарищи артельщики, ежели райисполкомовская комиссия по лесозаготовкам начнёт на дальнем урмане большую вырубку леса, то все лесные обитатели уйдут оттуда в неизвестном направлении. Сами понимаете, что в данном случае, мы также останемся без крупных охотничьих трофеев, а все партийные чиновники останутся без наших копчёных вкусностей. Вот на енти два простых довода, мы и постараемся опираться при разговоре в райисполкоме. Да и причину того, что очередной продовольственный обоз не пришёл в Барнаул вовремя, мы также можем указать, ссылаясь на услышанный райисполкомовский приказ, в коем говориться, что «всех неизвестных, появившихся у пещеры в сопках, расстреливать на месте, без суда и следствия». Как после такого жестокого приказа, наши артельные охотники могут там вести промысел, не опасаясь за свои жизни?

— После такого изуверского приказа, никто не пойдёт туда на охоту. Да и мы с тобой, Демид Ярославич, никого из наших артельщиков на дальний урман пускать не должны. Будем надеяться, что этих доводов будет достаточно для чиновников, — подвёл итог мой помощник, и обратившись к артельщикам, добавил. — Думаю, у вас всех найдётся чем заняться в ближайшие дни в поселении. Поэтому наше собрание заканчиваем и расходимся заниматься насущными делами.

В поселение мы вернулись из Барнаула только лишь через пять дней. Вопросы по дальнему урману нам удалось разрешить за три дня. Всё-таки могут чиновники быстро принимать нужные решения, особенно, когда от таких решений зависит наполняемость их животов. А вот потом нам пришлось задержаться в городе на день, так как в наше артельное представительство принесли телеграмму от Яринки, в которой указывалось, что она прилетит на следующий день в Барнаул на самолёте.

Как оказалось, не только мы получили сообщение о прилёте Яринки. Когда мы прибыли на место, где совершали посадку все почтовые самолёты, там уже находился грузовой автомобиль из райисполкомовского гаража. Водитель оказался нашим знакомым. Именно он отвозил на вокзал вещи моих детей и внуков. Яр нам сообщил, что водителя зовут Степаном Андреевичем, и что они с ним подружились во время его прошлого посещения нашего поселения. Вот этот водитель нам и рассказал, что его райисполкомовскому начальству позавчера позвонили из Москвы, приказали встретить доктора Старобогатову, которая прилетит на самолёте, и доставить её со всеми вещами в поселение Урманное…

Пока Ванечка со Степаном Андреевичем разгружали Яринкины вещи из кузова грузовика, во дворе нашего дома, я отправил Яра в Управу за продовольственным подарком для расторопного и добродушного водителя. Получив набор копчёностей после разгрузки вещей, Степан Андреевич очень обрадовался, и дал мне листок с номером телефона райисполкомовского гаража, пояснив, что мы всегда можем рассчитывать на его помощь и машину, когда будем в Барнауле.

От моего приглашения вместе поужинать, Степан Андреевич вежливо отказался. Пояснив, что уже принял приглашение от Яра, и добавил, увидев моё удивлённое лицо, что он у нашего охотника после ужина ночевать останется, дабы выехать в город рано утром. Я не стал настаивать, и просто поблагодарил водителя за помощь.

Едва грузовик Степана Андреевича выехал за ворота, как ко мне подошёл Иван и сообщил, что банька уже готова. Глядя на моё удивлённое лицо, сын улыбаясь мне пояснил, что он прошлой ночью во сне увидел, наше с Яринкой возвращение в поселение. Вот и решил подготовить баньку с раннего утра, а уже днём, на летней кухне, приготовил наваристый борщ со свежей зайчатиной и гречневую кашу с подливкой для праздничного семейного ужина. Всё это томится в печи нашей летней трапезной.

После горячей баньки и праздничного ужина, на который я пригласил своего помощника Иван Иваныча, мы втроём приготовились слушать рассказ Яринки о её поездке в столицу. Однако, супруга сказала, что ничего для нас интересного в Москве не произошло. Её каждый день возили на чёрной машине в какой-то большой дом, где она в квартире лечила раненого человека. Кем был этот человек она не знает, да и где находится тот большой дом тоже не сможет объяснить, так как все окна в машине были закрыты чёрными шторками. Охранник, которого ей предоставили по приезду в Москву, лишь однажды тихо пояснил, что товарищ Сталин очень хотел бы видеть этого человека живым и здоровым.

— Получается, что то приглашение в Москву было не от товарища Сталина, ежели развели такую секретность, — сказал моей супруге Иван Иваныч, и тут же сделал вывод: — Видимо, кто-то, из московских партийных чиновников или возможно даже чекистов, решил воспользоваться вашим давним знакомством с Иосифом Виссарионовичем, и тайком хотел вылечить раненого человека. Я прав, Ярина Родасветишна?

— Нет. Не правы. Приглашение мне действительно подписал сам товарищ Сталин. Именно он вспомнил обо мне, когда московские врачи уже ничем не могли помочь тому раненому человеку. Мы встречались с Иосифом Виссарионовичем уже накануне моего отъезда домой. Мне охранники сказали, что товарищ Сталин очень занятой человек, так что я даже удивилась когда он прислал за мной машину. Из-за того что Злата со своим мужем с утра до вечера пропадали в своём госпитале, его доверенному человеку пришлось меня вместе с моими внуками забирать. Я думала, что нас отвезут в кремль к товарищу Сталину, но нас почему-то привезли к нему на дачу. Можете мне не поверить, но он вроде как даже обрадовался, что со мною были внук и внучка, и некоторое время пообщался с ними. Радостные Демид и Яна рассказали Сталину, как «дядечка Ванечка научил их общаться с лесными рыськами, и как они их всех гладили, а рыськи мурчали от удовольствия». Вот там, на даче, во время нашего совместного обеда, Иосиф Виссарионович поведал мне, что именно он поручил забрать раненого из больницы и разместить его в ведомственной квартире, чтобы мне никто не мешал заниматься его лечением.

— Такое отношение к раненому может быть проявлено только в одном случае, — сказал мой помощник. — Видать на Иосифа Виссарионовича, или кого-то из его ближайшего окружения было совершено покушение, а этот человек закрыл охраняемого от пули убийцы. Другого объяснения у меня нет.