Господи, а ведь не было у меня никого! Вот так, чтоб по-настоящему – когда два человека, единое целое, и каждый вдох они делят на двоих. У Васнецова Карина была, а у меня лишь глупые фантазии, в который и Миша ненастоящий, додуманный, отрихтованный до идеала, а потому эфемерный…

Если и был кто, так это… Он. Легко обжившийся в моей квартире, идеально вписавшийся в эту кухню, мгновенно наполнивший смыслом все мои завтраки, обеды и ужины. Словно всегда здесь сидел, на этом вот стуле, подносил к губам эту чашку и гладил Зефирку, которая даже сейчас лежит у его ног. Боже, я ведь и плакала до этого в одиночестве, не к Ване же бежать за утешением, орошая его рубашку горючими слезами, виновника которых он считает едва ли не братом.

– Спасибо, – опять прерываю незнакомца, только на этот раз касаюсь его ладони – крупной, мозолистой от многочисленных тренировок – а он удивлённо бегает глазами по моему лицу, не порываясь сбросить с себя мои пальцы.

– Не за что… Это лишь мои мысли. Я не гарантирую, что хоть что-то из этого сработает.

– А я всё равно благодарна, – шепчу, отчего-то вспыхивая под его взглядом и мне бы руку убрать, а она словно прилипла. Кожа к коже, всё так же неправильно, как и несколько дней назад. Только теперь эта неправильность не пугает, не заставляет меня встрепенуться, подпрыгнуть на стуле и убежать прочь, спасаясь от собственной глупости за плотно закрытой дверью спальни. Потому что спасаться поздно…

Наверное, ночь виновата. Она мирно сопит за окном, окутав наш город тёмным непроницаемым плащом с золотыми пуговицами –фонарями и толкает на глупости всех, кто решает сопротивляться её магии. Меня – неотрывно следящую за изменившимся в лице соседом, его – зачем-то сплетающего наши пальцы и медленно подающегося вперёд.

Незнакомец

«Не вздумай её целовать!» – пожалуй, самая здравая мысль, то и дело влезающая в череду снующих по извилинам умозаключений. Единственная, которую я оставляю при себе, обещая неукоснительно ей следовать. И следую! Пускай тяжело, ведь она так часто заправляет за ухо непослушную прядь, обнажая тонкую шею, то и дело ёрзает на стуле, уставая от писанины, отчего свободный свитер норовит соскользнуть с плеча. Даже когда, задумавшись, она покусывает кончик шариковой ручки, вряд ли осознавая, что её пухлые приоткрытые губы притягивают мой взгляд, держусь стойко.

А стоит ощутить это невинное прикосновение, срываюсь с цепей… Они лязгают звонко, а Саша даже не вздрагивает. Ни тогда, когда я, и сам не веря, что тепло её руки мне не почудилось, ошалелым взглядом веду по хрупкой кистИ; ни в то мгновение, когда расстояние между нами становится уже неприличным. Близким. Отсчитывается не шагами от двери её спальни до моей гостиной, а несмелыми редкими вдохами, перекрикивающими даже ревущий телевизор соседа.

Остановиться! Я, чёрт возьми, просто обязан остановиться, а вместо этого, не давая себе возможности передумать, ворую невнятный звук, слетевший с девичьих губ. Не стон, не всхлип, а вполне очевидное удивление, заставляющее Сашу застыть и переплести наши пальцы. Совсем ненадолго, но вполне достаточно, чтобы я успел выпустить на волю того варвара, что несколько дней тарабанил кулаками мне в грудь, стремясь очутиться на свободе – рядом с ней, в дурмане, заволакивающем мой разум, вынуждающем разорвать нашу связь и те самые пальцы, что она испуганно сжала, запустить в стянутые тугим хвостом локоны. Резинка летит на пол, волосы рассыпаются по Сашиным плечам, а я дурею от её вкуса и запаха малиновых духов вперемежку с яблочными нотками шампуня. Миллион раз улавливал его в воздухе, а впервые вдохнув полной грудью, так жадно, что лёгкие вот-вот треснут, совсем потерял голову. Скользнув языком по нижней губе, сильнее давлю на её затылок, не оставляя шанса избежать моего вторжения, и сам едва не хриплю, когда в ответ она  приоткрывает рот и позволяет углубить поцелуй. Странный поцелуй, больше похожий на попытку напиться до жуткого похмелья, чтобы наутро не вспомнить о совершенных в пьяном угаре ошибках.

Она сминает в пальцах и без того мятую ткань моей футболки, а я не желая довольствоваться лишь плотной вязкой её домашнего свитера, хватаю ножку её стула, с жутким скрипом пододвигая его к себе. Чтобы перестать тянуться через этот стол, усыпанный исчирканными салфетками, чтобы, разведя ноги, вплотную привлечь её к себе и скользнуть рукой под этот треклятый джемпер. Колючий, безразмерный, бессмысленный, ведь каким бы бесформенным он ни был, меня всё равно к ней тянет. Тянет всего – мои руки, уверенно очертившие тонкий изгиб талии, устремившиеся вверх по позвоночнику;  пальцы, задевшие окольцевавшую спину полоску бюстгальтера; губы, безжалостно терзающие податливые уста, наверняка раскрасневшиеся от обрушившегося на них нетерпения.

Нет больше мыслей. Даже глупая «не целовать!» забилась в угол и теперь молчит, неспособная перекричать шум несущейся по венам крови. А я не собираюсь прислушиваться, упиваясь тем гулом, что стоит в ушах и лишь нарастает, едва девушка оставляет в покое мою футболку и, осмелев, касается щёк. Неловко, вздрагивая от ощущения колючей щетины под своими ладошками, робко двинувшимися вверх: по скулам, к вискам, медленно перебегая на короткий ёжик волос на затылке. 

Напугана? Вряд ли. Ведь стоит мне перехватить её талию, приподнять, утягивая на свои колени, Саша открывает глаза, обжигая меня полыхнувшим на глубине её взора огнём, и под грохот рухнувшего на пол стула теснее прижимается к моей груди. А мне и этого мало. Мало огня, тесных объятий, пульсирующей в бешеном ритме жилки на тонкой шее, что я пытаюсь усмирить жадными поцелуями, на время оставив в покое припухшие сладкие губы.

Саша

Если бы он не целовал меня так неистово, я бы наверняка рассмеялась – эту симфонию из прерывистых дыханий, гулко бьющихся за грудиной сердец и томных стонов, слетающих с зацелованных губ, я исполняю вдвоём с человеком, чьего имени до сих пор не знаю. Не знаю, кому подчиняюсь, послушно поднимая руки, когда настойчивые мужские пальцы, сжимают мягкую ткань свитера и резко тянут его наверх, избавляя моё тело от ненужной одежды. Не знаю, кого умолять остановиться или, напротив, кричать во всё горло, чтобы эта агония длилась как можно дольше. Не знаю, кого потом буду вспоминать, как самое странное и постыдное преступление, совершённое мной в стенах бабушкиной квартиры…

Знаю одно – сидя на его коленях, впиваясь короткими ноготками в его крепкие плечи, мне отчего-то совсем неважно, кем он был до того злополучного вечера, когда я нашла его в Танином гараже. Словно так и должно быть – важны лишь мои ощущения и сводящий с ума аромат его тела… И эти руки, что держат меня так крепко совсем напрасно, ведь убежать я уже при всём желании не смогу.

– Останови меня, – пусть он и просит, произнося мольбу горячим шёпотом и таким же горячим дыханием опаляя мою шею.

Застывает, давая всего лишь мгновение на принятие самого важного здесь и сейчас решения, но прежде, чем я успеваю его оттолкнуть, припадает губами к плечу – мурашки ползут по руке, пробегают по тонким ключицам, спускаются, разбегаясь по бледной коже измученного томлением живота. А дальше… прострация, потеря связи с реальностью, и лишь обрывочные видения, которые утром наверняка не раз заставят меня смутиться. Невесомость, его ладони, подхватившие меня под ягодицы, торопливые шаги в прихожую, секундная заминка у дверей гостиной и почти бег до дверей моей спальни… И возня, долгая, утомительная возня с моими домашними брюками, которые я никак не могу стянуть, в то время как мой незнакомец ловко избавляется от футболки, без капли стеснения, нетерпеливо, снимает спортивки и теперь сам, поддев резинку серых плюшевых брюк, обнажает мои стройные ноги.

Было ли так когда-то? Чтобы с жадностью, безрассудно льнуть к малознакомому мужчине, о котором не знаешь почти ничего и в то же время безгранично ему доверяешь? Словно так можно, окончательно позабыв о стеснении, сама заводишь за спину руки, дрожащими пальцами поборов застёжку бюстгальтера, и, сгорая под чёрным взором голодного мужчины, отбрасываешь его в сторону, позволяя смотреть, касаться, обжигать… Чувствовать так остро, что тело теперь беспрекословно подчиняется чужим рукам как податливая глина подчиняется рукам мастера. Без слов, без просьб, которые не нужно озвучивать, ведь незнакомец знает, чего я хочу. Медленно, невыносимо медленно скользит своей ладонью по моему бедру, минует кружево белья, заставляет вздрогнуть от ощущения своих пальцев на моём животе и, завершив эту сладостную пытку, накрывает ладонью отяжелевшую грудь, чтобы тут же припасть к ней губами.