Мне бы её уверенность. Её и её бабушки… Хотя бы капельку  веры в то, что на это не уйдут годы, а когда память вернётся, я не стану мечтать забыться вновь. Потому что и плакать по мне некому, и человек я так себе, и кровью нож испачкал я, и Герду… Что если бедолагу Герду именно я бросил на той трассе? За те же испорченные ботинки?

Стоит только об этом подумать, а после припомнить, как какой-то час назад из последних сил она неслась ко мне по снегу, прихрамывая на переднюю лапу, хочется завыть. Только Саша не даёт. Нежно поглаживает руку, до сих пор удерживая мои пальцы в своих, а заметив, как я поник, ещё и подбородка касается. Без подтекста, как сделала бы, окажись на моём месте та же Таня или Ванька её, а у меня сердце в груди бухает так, словно она этой рукой не лица, а его касается:

                – Ты хороший человек, Незнакомец. Безымянный, но хороший.

                И глаза горят, словно это прописная истина, так что не стоит спорить.

                – Мне не веришь, на Герду свою посмотри. Ни каждого хозяина животное станет так преданно ждать. Уж мне поверь, я многое повидала.

                Я горько хмыкаю, сам убирая от неё свои отогревшиеся руки, и откидываюсь назад, а девушка недовольно вскрикивает:

                – Да ты чего?! Эта собака – клад! Сам понимаешь, как нам повезло? Я же волонтёр!

                И? Вновь подаюсь вперёд, только сейчас замечая, каким ликованием горят глаза медового цвета и вторя им, перевожу взор на удивлённую Герду. Она замерла истуканом и теперь поглядывает то на меня, то на нашу благодетельницу. Тоже, видать, не понимает, отчего эта девушка, нетерпеливо избавившаяся от шапки и уже разматывающая шарф, так сияет.

                – Ладно, моя очередь давать вводную. Первым делом любое спасённое животное везут куда?

                Куда?

                – Домой? – гадаю, а моя спасительница  пальцем по виску стучит:

                – К ветеринару, глупый! И не только для того, чтобы подлечить или обработать от паразитов. Адресник ты своей собаке повесить на шею не догадался, но клеймо или чип ещё никто не отменял. Так что, возможно, завтра, мистер Икс, ты представишься мне официально. Главное, с клубом связаться и заводчика отыскать! 

                Она смеётся, первой выбираясь из машины, а я как пришибленный сижу. Вот ведь… Да я вытянул счастливый билет, очнувшись в том холодном гараже!

                – Пошли, Герда! Только не вздумай сожрать моих кошек! – и собака тоже. Послушно выпрыгивает из салона, бредёт к Саше, садится рядом с ней и на меня таращится. Наверное, боится, что опять потеряюсь…

                – Эй, уже начало двенадцатого! Пока с ней провозимся, пока сами отогреемся… Долго нам тебя ждать?

                Нет, недолго. Ведь стоит Сашиным словам прочно обосноваться у меня в мозгу и из машины я вылетаю как ужаленный. Дверцей хлопаю, но не оставляю владелице ни малейшего шанса отчитать меня за халатное отношение к её имуществу. Ведь смеётся уже, оторванная от земли моими внезапно окрепшими руками.

                – Завтра, Сашка! Завтра я всё узнаю! – кричу на всю улицу и подгоняемый развеселившимся псом несу к подъезду своего ангела. Век не расплачусь. И сколько хотите бейте по голове – Сашу Брагину не забуду.

Саша

                Утро нового дня начинается с моей довольной улыбки: Тото ушёл, и услышать собачий лай в этих двухкомнатных хоромах я уже не рассчитывала. Твердо решила ограничиться кошками, а всех подобранных с улицы бедолаг размещать в приюте – на старой Танькиной даче, что и не дача вовсе. Барак, в котором своей большой дружной семьей, Пермяковы прожили десять лет, пока не получили благоустроенную квартиру. Сносить его никто не торопится, Танины сестры на него не претендуют, отец уже год живет в деревне, вот мы и приспособили эту хибарку под свои нужды. Удобно – кормим подопечных по очереди, вычищаем двор, топим печь, когда погода особенно лютует.

                Потягиваюсь на носочках, застыв у наглухо зашторенного окна, и отчего-то смеюсь, вспоминая вчерашние приключения. И Герду в сугробе, и нас с Пермяковой, распластавшихся на снегу, и незнакомца своего… Всё-таки не зря мы его с собой взяли! Знать бы, чем обернется наша спасительная миссия, бросилась бы на эту трассу раньше. Тогда и собака бы так не настрадалась.

                А потрепало малышку знатно! Сажусь на коленки у брошенного к батарее одеяла и ласково касаюсь теплого собачьего носа:

                – Дрыхнет. Хоть что-нибудь съела?

                – Ещё бы. Просила добавки, но я не стал рисковать. Пусть лучше ветеринар сначала осмотрит. Саш, – мужчина смущенно проходится ладошкой по волосам и с придыханием выдает, не сводя глаз с моего лица. – Я всё верну. И за корм, и за лечение, и за лекарства свои. Только адрес узнаю.

                Не сомневаюсь. Не жду возврата, но гляжу на этого заросшего щетиной мужчину, и лишь коротко киваю, не решаясь спорить. Ведь смысла нет, всё равно не поймет, что для меня лучшим вознаграждением будет его воссоединение с семьей. Чтоб увидеть, как он крепко обнимает мать, отца, сестру, брата… Не знаю, кого так тщательно прячет от нас его память, но если хотя бы один близкий ему человек отыщется – я буду счастлива. А значит действовать нужно.

                – Ладно, одеваться пора. Ближайшая клиника открывается в десять, но если поехать до городской ветстанции, то нас примут уже в половине девятого. Готов?

                Зачем спрашиваю? Он с самого утра сам не свой: по квартире слоняется, не зная куда себя деть от нетерпения, Герду свою каждые пять минут проверяет, Зефирку, как и остальных кошек, к которым собака осталась равнодушной, похоже, до того затискал, что они дружненько ретировались на шкаф.

                – Готов, если ты на работу не опоздаешь…

                – Издеваешься? Да ради такого дела я готова её прогулять. Так что одевайся, а я машину прогрею.

Незнакомец

                Саша здесь явно бывает часто. К ветеринару – пожилой, тучной даме в белом халате – обращается по имени, её молоденькой помощнице дружелюбно кивает, мне уверенно указывает на нужную дверь, позволяя первым пройти в просторный, но скудно обставленный кабинет. Пока я устраиваю Герду на металлическом столе для осмотра, женщины обсуждают лечение неизвестного мне пса, интересуются состоянием Зефирки, и над чем-то смеются, но слушаю я уже вполуха.

                На собаку свою смотрю. А перед глазами вовсе не эта комната: мужчина в медицинском зеленом костюме, выкрашенные в оливковый цвет стены со снимками довольных жизнью животных, добротный письменный стол, многочисленные шкафчики с лекарствами, кожаный диванчик в углу. Похоже, я предпочитал частные ветклиники…

                – Эй, – и так задумался, что Саше приходится коснуться моего плеча, чтобы вернуть в реальность. – Уложи ее на бок, Вале нужно обработать ей лапу.

                – И держи крепче, чтоб не дергалась. Смирная? А то можем намордник надеть. Свет, давай тоже помогай, боюсь не удержим.

                Зря боится, ведь Герда послушно замирает, позволяя специалисту опытными руками ощупать живот и внимательно изучить каждую болячку, и лишь доверчиво таращится на меня своими голубыми глазами. Красивая. Крепкая. Воспитанная. Я не плохой хозяин, верно?

                – А окрас-то какой!

                – Черный тигровый, – отвечаю на автомате и лишь качаю головой на Сашину улыбку.

                – Тигровый… Лапу-то как порезала? – удобнее развернув лампу, доктор внимательно изучает длинную, сантиметров десять, царапину на теле моего пса, а я раздуваю щеки, в ответ лишь шумно выпуская воздух. Ведь вместо того, чтобы вспомнить, как моя девочка оказалась на той трассе, в голову лезут лишь подробности наших с ней прогулок: как она за голубями гонялась, как приставала к чьей-то таксе, а после испуганно пряталась за меня, ведь хозяйка у таксы от такого навязчивого желания познакомиться в восторг не пришла. И все урывками, мелькает перед глазами не дольше секунды.