Литмир - Электронная Библиотека

   Наши с ними вечера после работы и школы, громкие  споры,  мирные  разговоры и серьезные конфликты с примирениями… было много чего.  Хотя смысла в этой ностальгии никакого – с детьми я не прощалась.  Зато прощалась со всей своей прошлой жизнью, в которой их было очень много.  Потому что их отец  почти все время  пропадал на службе – то на выходах, то на подготовке к ним, то на занятиях, то таская проверяющих по лодке, то оценивая степень готовности  экипажа по сигналу тревоги, то в нарядах…

   И не то, чтобы это напрягало,  я все понимала – надо, так надо.  Знала за кого шла.  Еще  будучи женихом, он подсовывал  мне книжки о женах  морских офицеров, верно и терпеливо ждущих на берегу.  И я глотала их, всасывая информацию и проникаясь положительными примерами, и готова была ждать так же.  И ждала потом.

   И в других мужиках самцов  не видела – просто в голову не приходило.  А зачем, если после дальних походов  он возвращался,  и начинался очередной  наш медовый месяц?

    Я тогда как-то замедлялась вся…  отворачивалась  под его взглядами, прятала глаза.  Говорила, ходила, накрывала на стол,  а внутри  все замирало или  мелко дрожало в ожидании ночи.   До сих пор я не понимала и не знала этому объяснения, но когда они уходили надолго, я потом  терялась при нем.   Откуда бралось это  диковинное, странноватое целомудрие, необъяснимое  у взрослой, давно замужней  женщины?    А он все угадывал и понимал правильно,  довольно улыбался и шептал  на ухо теплым хрипловатым  голосом,  разгоняя  по коже головы и плечам острые  мурашки:

– Отвыкла…?  Стесняешься…?

   Подыгрывал – не касался больше, обходил, сторонился  до самого позднего вечера, когда дети засыпали  и мы оставались  одни в спальне.  Это были какие-то ненормальные прелюдии, странные  ролевые  игры – по умолчанию.   Накручивали себя  до такой степени…!  До нервной трясучки, до больного внутреннего жара, почти до температуры.  Он потом признавался  со смешком, что весь этот день  – «с дымящимся наперевес».

    А дальше  все было, будто в первый раз –  с моей стеснительной неловкостью вначале и его бережным напором.  А потом – до сполохов  северного сияния под веками, до его искусанных ладоней, которыми он зажимал мне рот, запирая в нем  счастливые вопли.  Остро, горячо, сладко… просто головокружительно!

   Жаль только – ни постонать  толком, ни засмеяться громко от нахлынувшего вдруг  ощущения дурного счастья – за тонкой  стеной дети.  Да и все остальное тоже… на полу, на одеяле, брошенном на ковер, чтобы не скрипеть  кроватью.   Задыхались от сумасшедших эмоций, любили друг друга в тишине, почти молча – как шпионы.  Шептали…  Со временем, конечно,  немного остывали и успокаивались, жили и любили уже без надрыва – до нового расставания.

    И все ведь устраивало, все нравилось.  Глаза  горели, не ходила – летала…  Вот уж точно – походку  счастливой  удовлетворенной женщины ни с чем не спутаешь.

    Я  ждала и любила Усольцева всегда и всякого – уставшего и злого,  искрящего юмором  и сочащегося злым сарказмом,  взвинченного неприятностями на службе и умиротворенного, довольного мною и жизнью и не очень – разного.   Все двадцать лет.  Не остывало и не отпускало.  И не думаю, что  подпитывали  чувства одни только расставания.  Хотя и они тоже… вспоминала, как было прошлый раз, ждала, готовилась, предвкушала, брала потом свое,  себя дарила…

   А  оказалось – не сильно и нужно было.  На выходе почему-то –  Сысоева.

    Вспомнилось  слова Розы Давлятовны  о том, что кого-то что-то в семье «перестает устраивать и тяготит».  Это могло быть, еще как могло.   Я далеко не идеал  и всегда знала это, но и его характер  тоже  не предел мечтаний.  И не было между нами ванили никогда.  Отношения на равных были, страсть была… в разных  ее проявлениях.  И в скандалах тоже.  Но они случались редко и никогда – на пустом месте.  Я, можно сказать, сама сделала наши  отношения,  отстояла себя в них.   Мужчину делает женщина?  Так я и  сделала  Усольцева, взрастила  его  до капраза!

    Но это не сейчас, не эти мысли…  на серьезные размышления  нужно  другое время.  Искать причины и  думать обо всем  этом я буду потом,  возле мамы.

    Прошлась везде, посмотрела последний раз…  без слез, почти спокойно.  Квартира служебная, но все в ней наше – мною выбрано.   Никаких изысков и излишеств  не планировалось изначально – все равно  оставлять.  Не тащить же потом на материк  мебель той еще давности?  Покупалось только самое необходимое.   Но подобрать все я старалась так, чтобы  приятно  глазу –  свежие  цвета  мебельной обивки, плотная  ткань  штор,  практичные напольные покрытия…  Может, все это уже  далеко не новое и не модное  – столько лет  прожито  здесь.  Зато  удобное, привычное и ухоженное.

   Катер до самых Мурмашей  отправлялся через сорок минут.  Как раз  выйти, дойти спокойным шагом, билеты еще взять.  Саня позвонила, когда я уже закрывала дверь, спросила каким-то  чужим, напряженным голосом:

– Ты выходишь?  Опоздаешь, катер уйдет.  Я на пирсе тебя  жду.

– Да, уже вышла.  А ты не выспалась?  Не нужно было  приходить,  попрощались  же вчера.  Долгие проводы, сама знаешь…

– Ключи не забудь.

– Да… само собой, –  ничего не понимала я.

   Но поспешить, и правда, нужно было.  Я улыбалась –  все-таки где-то глубоко  внутри надеялась… хоть  и распрощались уже вчера.   Паша сейчас в отделении, Саня с ночной…  От провожаний  я отказалась, но все равно ждала их.  Все-таки тащить через весь гарнизон чемодан с  большой сумкой  было совсем не комильфо.  И просто в их компании  мне было бы спокойнее.

    А то еще только из подъезда вышла, а уже вернулись  вчерашние  ощущения от променада по гарнизону.  Будто стою я под софитами,  на полном всеобщем обозрении,  уже сейчас  предчувствуя  весь букет эмоций и впечатлений  –  бессильную злость на  эту дурацкую  зависимость от чужого мнения, ядовитую  обиду  на Усольцева еще и за это вот все –   нервный мандраж,  пот по спине в трусы…  Чемодан еще этот гремит колесами,  как проклятый!

– Зоя!

   Дернулась,  сжалась,  оглянулась.  Нет…  Господи, нет!  В гражданке – джинсах, теплом исландском свитере с высоким горлом  и светло-коричневой ветровке,  ко мне подходил   Андрей Зацепин.  Высокий, светловолосый,  с широкими  бровями, глаза тоже…  За что…?

– Да, Андрей?  Здравствуйте, – выдавила я из себя улыбку, мысленно готовясь  не пойми к чему.

    И тоскливо  думала о том, что пускай  далеко не здоровой, но хотя бы живой…  дадут мне убраться отсюда? В конце-то концов!  Что такого я сделала?  За что мне все  это?!  И плакать  нельзя – я даже позавтракать  не успела,  только таблеток накидалась, но макияж нанесла со всем усердием – хотелось  уйти красивой… уехать.

   Он молча забрал у меня из рук чемодан, собрал телескопическую  ручку  и поднял его на весу за боковую.  Следом потянул из рук  сумку.  Я заглянула в  его глаза почти с отчаяньем –  темно-серые и печальные, как у того игрушечного медвежонка.  Чего мне сейчас  ждать от тебя, мальчик?  Он невесело улыбнулся и кивнул:

– Пойдемте, уже время.  Не нервничайте, пожалуйста, я просто помогу.   Мы же вместе работали…  долго.

    Ладно!  Ладно…  Ничего страшного… наверное. Просто  я больше не хочу никаких волнений,  а приключений тем более.  И не знаю, что  делать сейчас – в этой ситуации, теряю ориентацию…  прострация, наверное.   Поправила рюкзачок за спиной, хлопнула по карману  короткой куртки – звякнули ключи. Потом  по внутреннему  нагрудному – документы на месте.  Ну…  все.   Будто ничего не забыла – все-таки третий раз проверила.

    А-а-а!  Отпустим ситуацию – пускай тащит.  Молодой, здоровый…  вместе работали, опять же.   Все так и есть, а я просто усложняю.  Действительно…

Глава 7

    Половину пути мы промолчали.  Я просто не знала что сказать.  И до этого мы  говорили в основном о постановке  танцев.  Еще  он всегда приходил на репетиции с бутылочкой воды. И она была только для меня –  я никогда не видела, чтобы Андрей пил с горла после меня или до…  я бы тогда не стала.  А теперь вот думаю, что мог…  И еще  большая мужская кофта – она периодически исчезала  со стула за сценой, а потом возвращалась обратно и от нее  пахло свежим кондиционером – что-то зеленое и чуть терпкое.  Эту кофту он всегда протягивал мне, когда мы делали перерыв – чтобы не застыла влажная спина.  Никогда сам не набрасывал  ее мне на  плечи – просто подавал.  Как только  заканчивался  танец, он отходил в сторону и  даже пальцем меня не касался.  Мне было комфортно…  Как я могла не замечать всего этого… заботы?  Почему я такая тупая и слепая… душой?

9
{"b":"713448","o":1}