В городе мы перешли через мост и добрались, наконец,  до территории санатория.  Объяснили, что интересуемся путевкой и нас пропустили  через КП. Еще какое-то время нужно было идти по дорожкам вдоль изумительных по красоте клумб, мимо  знакомой скульптуры  смеющейся девочки…  Высокие кусты и ивы с длинными ветками возле беседок и внутреннего прудика…  Я притихла – вспомнилось…

   Здесь мы познакомились с Усольцевым, когда  он в августе заскочил в санаторий  проведать свою маму.  И застрял здесь из-за меня на весь месяц,  даже купил путевку с проживанием, но без лечения.   Как потом выяснилось, кинул клич своим друзьям, и они скинулись для него кто сколько смог. Тогда все случилось… бурно.   Такой яростной осады не выдержал  бы никто.  Он брал меня не измором, а штурмом.  Морская форма, этот решительный напор,  взгляды, которым я и сейчас не нашла бы названия… в них иногда сквозила не просто  мужская  жажда, а настоящая мука.  Тогда… именно тогда это нужно было мне, как воздух,  и я получала это.

    Уже через неделю  я осталась на ночь в его номере, он стал моим первым и до сих пор единственным. Уже  в сентябре мы поженились,  и я  сразу забеременела.  Он учился на четвертом курсе и уже имел свободный выход с территории училища. Поэтому почти каждую ночь проводил со мной в квартире, которую  нам  оплачивали  мои родители.  Мы будто с ума тогда сошли и ни о каком осознанном  планировании детей и даже простом  здравомыслии  речи вообще не шло.  Усольцев не высыпался хронически, потому что на сон ему оставалось от силы час-два.   Я днем отсыпалась,  готовила учебные задания,  ждала его, готовила еду… до которой порой  очередь так и не доходила.  Иногда  мы с ним выматывали  друг друга так, что вырубались в процессе… даже в поцелуе.  Этот дурдом  и не мог закончиться иначе – только  беременностью.

   Вспоминать об этом здесь, вот так…  почему-то не было больно.  Это было мое и оно у меня  было.  Помнить все равно было приятно, прошлого отнять у меня он не мог.  И даже на слезу не пробило, надо же… я удивлялась сама себе – неужели понемногу отпускает?  Просто не знала, какой лютой ностальгией меня  накроет  следующей ночью в связи с этими воспоминаниями…

   Я сама заскочила в административный корпус и спросила о путевке.  Пожалела, что не прислушалась к маме – ее можно было взять уже сейчас.  Договорилась на понедельник.  На обратном пути мы  сделали небольшой крюк, прогулявшись по парку – время позволяло.

   Уже когда повернули на выход, мой взгляд  задержался на девушке, которая шла по дорожке  рядом с  каким-то  мужчиной.  На него я почти не смотрела, а вот она…  будто кольнуло что-то под ребра.    Скорее всего, она тоже была квартеронкой, и даже во втором или третьем поколении, потому что явных негроидных черт у нее не наблюдалось.  Когда я была здорова, то моя кожа, которую я изо всех сил  спасала от загара,  была очень смуглой и чуть золотистой.  В госпитале, по словам Пашки, она  выглядела желто-зеленой, слегка разбавленной  глубокой синевой подглазников… Если бы я разрешила себе загорать, то очень быстро стала бы такой же шоколадкой, как эта девочка.

    Она была  темненькой.  И очень красивой –  экзотически, просто необыкновенно.  Я с трудом  оторвала от нее взгляд.  Наверное, это разглядывание  выглядело ужасно.  Но она заметила его и при этом  улыбалась.  Похоже, что мое внимание ее совсем не коробило.   У меня когда-то было не так… совсем не так.

   Мы с мамой  прошли  в стороне от той пары, свернули к воротам.   И так  относительное, мое  спокойствие  тихо рушилось.  Опять затягивало.  Я даже подумала о том, что зря рванула сюда, где на каждом шагу  воспоминания.  Но не к папе же было ехать с его новой дамой?

– Это будет «голый» маникюр, – увлеченно  бормотала  моя бывшая одноклассница, – для коротких ногтей красивой формы просто идеальный вариант.  Если бы на длинные и в твой образ…  хищный принт,  да-а…  всего на парочку ноготков.   А лак  с нюдовым эффектом… я бы выбрала пепельную розу.  На короткие…   да, тогда только «голый»… Как ты считаешь?

– Я полностью доверяю тебе, Света, ты в этом профи – не я.  Главное – не ярко и не длинно.  У нас же Тася…

– Это просто здорово! –  ворковала она над моими пальцами, – крем для доения у тети Томы есть.  От него просто бархатный эффект.  Вроде только для  коровьих сисек  придумано, а руки  лечит идеально  – и от трещинок, и от ранок, и от сухости, а еще он без запаха и абсолютно…

   Я слушала и расслабленно наблюдала, как она работает с моими руками.  Ароматная ванночка, фен, крем, инструменты – новенькие, хромированные, блестящие…  Их  блеск  в движении завораживал,  а осторожные,  выверенные движения и монотонное бормотание Светы тоже работало на эффект гипноза.  Вспоминалось – перед глазами подопытного ритмично качается подвеска, поблескивая гранями  камня, встроенного в нее.  И этот блеск завораживает, вводит в транс, глазки закрываются…

   Зеркало  передо мной  будто подернулось  неясной дымкой.   В нем отражалось  мое лицо, но в то же время,  будто уже и не мое.  Не будь тех трех операций, сейчас я выглядела бы иначе  –  вывернутые «негритянские» губы,  широкий   нос.    Да – ресницы, да – глаза и брови, но… черножопая  Зойка.

    Дед был неплох собой, и  винить бабушку за неосторожный выбор я не могла.  Мы иногда шутим, что мужчина должен  быть  чуть лучше обезьяны…  Я  же считала, что  желание найти  своим будущим детям отца с приемлемой внешностью это не просто женская блажь.   Это в том числе и наша неосознанная  забота о них, о том, чтобы эта внешность потом  не стала их бичом.  При знакомстве в компании  первым  взгляд всегда падает на того мужчину, который красивее.  И это не отсутствие здравого смысла, а чистейшие инстинкты. Мозг подключается потом.  Или же нет.

   Эти мои комплексы…  кажется,  я боролась с ними всю свою жизнь.  И, будучи беременной, тоже  тряслась и  переживала.  И даже   консультировалась по телефону со своим психологом, а потом  грамотно занималась аутотренингом, чтобы не паниковать  зря.  И что было бы со мной, родись они с такими же губами или носами? Думаю, что любила бы  их так же, если не  больше, а еще обязательно страдала бы за них.  Может и без причины – просто авансом.  Потому что впереди у них была бы юность и любовь, и вдруг там –  как у меня в свое время?

   Но  ребята пошли в Усольцева, разве что кожа  была более  темной, с эффектом  сильного загара.   Их отец   темноволосый  и кареглазый.  Заинтересоваться блондином я не могла бы по определению,  потому что такой яркий контраст  еще больше выпячивал бы мою темнокожесть.  Рядом с  таким мужчиной  я чувствовала бы себя совсем чумазой.  Жаль, что светленький Андрей сразу не знал о моих комплексах.  Хотя в нашем случае дело было вообще не в этом.

– Готово,  Зоя!  Ты что – только с дороги?  Устала?

– Нет… – сама не понимала я своего состояния, – но что-то такое точно есть –  слабость, сонливость.

– А-а-а…  это давление упало,  – сделала вывод Света, – у  мамы часто так.  Выпей кофе, а лучше крепкого черного чая, в нем больше кофеина.  И сразу придешь в норму, взбодришься. Прямо сейчас могу, хочешь?

– Ну-ка, ну-ка, – откликнулась на это от двери  моя мама и потянула из сумочки мини-тонометр: –  Давайте  посмотрим…

– Ух ты, какой малюсенький! – восхитилась Света, – прямо для сумочки.

– В аптеке только что взяла.  Вы как – закончили, я ничего не порушу?

– Нет, теть Тома, но все-таки осторожненько…

    Измерив мне давление, мама пожала плечами и уставилась на меня, а Света опять сделала выводы:

– Бракованный.  Сто тридцать пять на девяносто – это повышенное.   А она вон спит.  Идите  сразу поменяйте.

– Не нужно,  –  остановила  я маму, – Паша говорил, что в любом случае, даже если давление потихоньку нормализуется, организму нужно к нему адаптироваться.  Я привыкаю, Света, такое для меня это почти норма, но ощущается, как низкое.  Ты, Светка, волшебница, – улыбалась я ей, – это все твое воркование и ласковые руки.  У тебя много работы?  Я буду часто…