Роман хотел потереть глаза, спросонья забыл, что обе руки забинтованы.

— Стучаться надо, — раздраженно ответил отцу.

Дмитрий с готовностью уцепился за возможность поскандалить:

— В своем доме я хозяин! Учить меня вздумал. Быстро вставай и начинай уборку. Я белье в гостевых поснимал — стирать надо, дома посуда не мыта, мусор везде скопился, — Роман даже не пошевелился, отец в недоумении уставился на него, — Ты что, не слышал, что я сказал?

— Слышал.

— Так чего лежишь?!

— Ничего я убирать не буду, у меня руки порезаны. И вообще не буду! Уеду я.

Роман повернулся к стене, но отец не ушел.

— Уедет он! А хозяйство? Я что ли буду все это…

Терпение лопнуло, Роман откинул одеяло, вскочил и закричал,

— А мне без разницы кто! Сказал — уеду! Пускай здесь все хоть сгорит!

В это время и вошел в дом Сергей, сначала услышал крики, потом увидал картину маслом — босой Рома с перевязанными ладонями и Дмитрий, не просохший со вчера, с мутным, но злым взглядом и занесенной для удара рукой. Её-то Сергей и перехватил.

— Что же я вас все время разнимаю?

— Аааа! Дружок столичный заявился, давно не виделись! Милости прошу к нашему шалашу! — тут же переключился на Сергея Дмитрий. — А я вот сыночка воспитываю. Белый день, а он все в кровати нежится, спасибо, что не с тобой.

Сергей пропустил оскорбительные слова мимо ушей, не отпуская руки Дмитрия, вытолкал его за порог.

— И вам проспаться не мешает, соседи уже к участковому ходили. Шумно во дворе стало.

— Мой двор, и дом мой! Ты кто такой, чтобы указывать?

При упоминании об участковом Дмитрий заметно сдулся, в комнату больше не лез, вещал с порога. — Я тут снесу все, подворье устрою с молитвенным домом. Душу надо спасать!

— Да, паства уже собирается, — усмехнулся Сергей, — со сносом погорячились. Через шесть месяцев свою долю хоть бульдозером раскатывайте, а сейчас — нет.

— Это какую мою долю! Я тут хозяин…

— Какую присудят, — и не обращая больше внимания на Дмитрия, — я помочь зашел. Собраться тебе надо.

— К Нине поедем? — обрадовался Рома.

— Нет, сначала тебя перевезем, пока я тут с машиной.

— Куда?

— Решим куда, — Сергей не хотел, чтобы Дмитрий слышал их разговор, — идем в гостевой, там почище.

— Сейчас, оденусь только.

— Сам справишься? — Сергей кивнул на руки Романа, тот замялся. С вечера он мучился, не мог пуговицы расстегнуть рубашку снять, так и лег в ней. Перебинтованные ладони не позволяли пальцам шевелиться и было больно. Джинсы стянул кое-как, а вот надеть, наверно, не получится. — Понятно, — констатировал Сергей, подошел к двери, еще больше потеснил Дмитрия в коридор, — извините, нам тут надо обсудить кое-что без свидетелей…

В комнате, где жила Нина, все уже было приготовлено к сдаче ключей. Белье с кровати лежало в изголовье аккуратной стопкой поверх покрывала, тумбочка пуста, вешалка тоже. Сумки составлены у двери.

Роман сидел на стуле, Сергей на кровати, а Степан стоял у окна, оглядывая двор.

— Другого выхода нет, Степан Петрович, — доказывал Сергей, — мормоны в Дмитрия мертвой хваткой вцепились.

— Участок половинить жалко! И сад.

— Я все равно тут жить не буду! — Роман не понимал, что они еще тут обсуждают. Собрались и уехали!

— Ты, Ром, погоди, не кипятись, — Степан ушел от окна, присел было рядом с Сергеем на кровать, отчего она прогнулась и скрипнула, Степан поднялся. — Мебель у вас хлипкая, такая для отдыхающих не годится. Так вот, Рома, мы с Сережей мозгами то пораскинули, зачем суды устраивать? Отдадим твоему отцу, что там ему положено, это и по-божески будет, надо же и ему где-то жить…

— Да пусть и живет! — взвился Роман. — Я что, гоню его?! Но батрачить больше на этом ебаном участке не стану!

— Ого, уже и до матюгов дошло, значит ты раскалился и закипел, — рассмеялся Сергей, — остынь, мы же только обсуждаем. Мама твоя, вероятно, предвидела такой исход, коттедж дарственной за тобой закрепила.

— Не ожидал я от Раисы, прости господи, плохо о ней думал, — вздохнул Степан, прошелся от двери до окна. — Теснотища тут у тебя, я бы вообще все перестроил, можно сделать и евростандарт. Сразу другой отдыхающий пойдет, высшего сорта.

— Так перестрой, дядя Степан! Избавь меня от этой обузы, уехать я хочу. А с отцом не знаю что делать.

Со двора через раскрытое окно донеся гогот пьяных мужиков.

— Вон, уже набрались с утра пораньше, — высунулся во двор Степан, — что ты можешь сделать Рома, он либо сопьется, либо Стивен этот его оприходует в секте, куда ни кинь — везде клин. Потому прав Серега, делить, ставить забор и пусть они там хоть… Нет! Ты смотри, что делают?! — он обернулся с возмущено вытаращенными глазами и тут же нырнул обратно, — Эй, ты куда лопаты потащил?! Ну, щас я их, — и кинулся в дверь, сворачивая на ходу сумки.

— Хороший мужик, можно на него положиться, — сказал Сергей, — как ты?

— Нормально, — помрачнел Рома.

— Я вижу, как оно нормально… вещи собрал?

— Как-то собрал.

— Здесь ничего ценного оставлять нельзя, а хлам всякий не тащи. Тяжело с бинтами? Давай вместе, покидаем все в сумки, отвезем в коттедж. Ты ведь и там можешь жить, зачем тебе с отцом? Рома?

— Не могу его видеть, — Роман опустил голову, закрыл лицо руками и невнятно в ладони, — а если и с ним что случится?

— Значит, случится! Ты ему нянька?

— Не знаю… Устал я Сережа! Все плохо.

— Ничего не плохо! Рома! Давай уедем в коттедж, оттуда к Нине в Приморск по времени ненамного дольше, а машина у тебя есть, джип тот горный.

— Ну что я на той колымаге по городу…

— Да плевать на чем! Пока руки не заживут я помогу, еще неделю поживу, может дней десять. И с Ниной прояснится, а потом в Питер мне надо. — Сергей отодвинул сумки с прохода, — Я и так все сроки пропустил.

Со двора в окно просунулся Степан.

— Догнал, отобрал! Обнаглели… А пошли ко мне, Клава окрошки наготовила. И прохладно у нас, в теньке на диване поваляемся, обсудим, как за хозяйством Ромкиным досматривать. Я думаю уже как забор поставить.

Неделя до отъезда Сергея стала для Ромы "временем тишины", открытием неведомых раньше сторон жизни. В семье он таких добрых отношений не знал.

Первые дни, когда руки болели, Сергей чуть не с ложки его кормил, раздевал, одевал и все это было не обидно, не унизительно. Рома не встречал еще таких людей, и был уверен, что их мало. Значит, повезло, вся эта невероятная история, встреча с Ниной, их близость, с одной стороны похожая на "курортный роман", а с другой… Роман не знал, что с другой, не понимал и мучился. Похоть? Стремление самоутвердиться? Но так или иначе, все это привело к тому, что они с Сергеем узнали друг друга. Одновременно это мешало сближению, а оказалось, что именно дружбы с Сережей Роман хотел больше всего.

Запутался он окончательно. Вечерами, перед сном вспоминал и понимал — оказывается, отпечатались, сохранились в душе моменты важного, краеугольные камни, на которых надежно возросла его приязнь и уважение к Сереже. То, как в гроте Сергей не сжег рисунки, как прыгнул в бассейн, и потом… все это ужасное с эксгумацией, похоронами, отцом. Он, как старший брат все время защищал и оберегал, а теперь еще и нянчил.

Роман посмотрел на перебинтованные руки, завтра в Приморск ехать, обещали швы снять, а Сергей к завотделением пойдет узнавать о состоянии Нины, выпишут её или нет. Они три раза уже ездили, с передачами и под окошком постоять, Нина выглядывала, с ней и другие женщины, шутили, посмеивались. Было хорошо. Роман еще на перевязки ходил в хирургию, а Сергей тогда ждал на лавочке, той самой, под окнами.

Надо уже самому одеваться-раздеваться, скорее бы руки зажили, чешутся нещадно под бинтами.

Стук в дверь.

— Рома, ужинать иди? Ты там как? — без предупреждения Сергей не входил и это было непривычно. Дома с Романом так не церемонились, что в комнату, что в душу лезли напролом.