Он занес в мобильный телефон Митрофаныча и, пожав руку экскурсовода, еще раз заверил:

— Вы не беспокойтесь, звоните, если что. Мы с Ниной досмотрим, все равно в отпуске.

— Тогда я поехал.

И вторая машина запылила по дороге, а рабочие выжидательно смотрели на Сергея. Чернявый здоровяк бригадир помялся, но спросил:

— А нам теперь что? Роман нам на день задание давал…

Сергей не был готов к такому повороту, но вида не показал.

— А вчера, что делали?

— Да хамам лицевали.

— Вот и продолжайте, Роман отлежится и скажет, что там еще, будет работа или перерыв, пока он дела эти похоронные не уладит.

— Яхшны, тогда пошли мы, — бригадир все мялся.

— Он что ли поденно платил вам? — догадался Сергей

— Ну да…

— И с этим решим, идите работайте, в пролете не останетесь.

Невольно Сергей втягивался и в эти дела Ромы. Но что там Нина? Только сейчас подумал, что одна с Романом осталась. Ведь говорят, наверно…

Сергей быстро пошел через двор, поднялся в комнаты, в их номере Нины не было, значит у Романа осталась.

По-дурацки все складывается! Вот не надо было ей ехать на этот чертов юг. А теперь нельзя увозить её, она себя заест, что бросила Рому, даже если послушается и уедет — мучиться будет, страдать. Он её хорошо знал, Нина котенка бездомного на улице оставить не могла, нищим забулдыгам милостыню подавала, посылала смски со словом ДОБРО, стоило по телевизору вылезти рекламе о детях сиротах. И как он, дурак, мог отпустить её на юг одну. Из одной ошибки росли другие и вот уже, как обвал в горах! Все-таки что у них было с Романом? Просто целовались, или больше? Нина не такая…

Он прошел через свою комнату в коридор и дальше к Роману. Нина сидела у кровати, обернулась сразу, как Сергей вошел, прижала палец к губам, что шуметь нельзя, зашептала:

— Укол подействовал, уснул крепко.

— Так пойдем к нам, что сидеть тут, — так же шёпотом спросил Сергей

— А вдруг проснется?

— Не проснется, — Сергей взял с блюдца пустую ампулу, — доктор ему диазепама вкатил. Идем к нам.

Нина осторожно поднялась и оглядываясь на Рому пошла к Сергею

— Бедный мальчик! Мать у него такая была… идем, я тебе все расскажу.

Пошли они не в комнату, а на кухню, Нина согрела чайник.

— А еды у нас так и нет, может в магазин сходишь? А я тут пока посторожу Рому.

— Нет, не пойду.

Сергей сел за стол. Все это было нелепо! Вот они здесь на чужой кухне, в чужом доме. Уехать нельзя. А Нина хотела уехать, ей жаль было Романа, но вся ситуация угнетала. Первая радость от того, что Сережа приехал — сменилась тревогой. Не раскаянием, а именно тревогой, предчувствием неотвратимого. Как в омут затягивало. Чтобы стряхнуть это, Нине необходимо было что-то делать. Не могла она сесть напротив Сергея и ждать!

— Тогда я посмотрю, что здесь у Романа, — она решительно открыла верхнюю полку буфета, — Вот банки… сахар, соль, специи, а вот манка, я кашу сварю, хоть на воде. Может масло в холодильнике есть.

— Да не хочется, Нина, не до еды.

— Нельзя так, Сережа, а то и ты в обморок свалишься от голода. — Нина уже нашла кастрюлю, налила холодной воды, насыпала манки. — Меня тетушка научила, она поваром была, кашу манную все в кипяток сыплют, а надо размочить, потом варить… знаешь, мать у Ромы… об умерших нельзя плохо, но… — без всякого перехода начала она. А руки её порхали над кастрюлькой, Нина нашла деревянную ложку и размешивала, размешивала. Сергей смотрел. — Она такая ужасная была, злоязычная, неопрятная. Мучила его, работать заставляла, как уборщика.

— Как ты вообще попала к ним? Почему в городе не сняла?

— Я ехала в плацкарте этом, — Нина перестала мешать, подошла к Сергею, — я ведь ждала, ждала, что ты тоже поедешь, думала в последний момент появишься и все это забудется. А потом стала думать, что раз не пришел, значит и не нужна я тебе. А там еще морпех был в поезде. Ой, там столько всего было, и ты правильно не хотел ехать в плацкарте. Сережа! Люди так пахнут…

— Когда не моются, смотри, убежит сейчас каша твоя.

— Ой, чем же взять, прихватки нет! — она отодвинула кастрюльку с горящей конфорки. — Надо, чтобы три раза закипела — тогда готово.

Как за соломинку цеплялась она за эту несчастную кастрюлю, понимала, что не время, что не надо говорить ничего, а остановиться не могла. Все что накопилось за эти дни одиночества, ожидания: страх, обида, разочарование переплавились в желание все объяснить, но выходило бессвязно, важное перемешивалось с незначительным. Лишь бы не молчать! Все равно о чем, но говорить.

— Морпех этот посоветовал выйти на остановку раньше, я и вышла. Станция странная, никогда не видела такого, платформы низкие, из поезда не вылезти, прыгать надо, а я с чемоданом… и жара, солнце печет. Идти не понятно куда, вокзала нет, только рельсы, да шпалы. Я испугалась. Отрыла зонт и стою, а тут Роман. Не помню, что я ему сказала, он сам подошел, с вещами помог, свел с платформы, такси поймал…

— И повез к себе…

Сергей нахмурился, не мог скрыть раздражения, а раньше он никогда не проявлял особенных эмоций, даже если спорили, голоса не повышал, не перебивал. От этого Нина тоже устала.

Невозможно так жить — ровно, запланировано, бесчувственно. Зачем тогда быть вместе, что можно дать друг другу, если все заранее известно? И поняла она это только сейчас, когда узнала Сергея другим, безудержным, горячим, нежным до слёз, способным рисковать. Она испугалась за него, когда он в бассейн прыгнул! У Нины, как оборвалось что внутри. И… отпустило сжатые пружиной чувства, они освободились, сметая здравый смысл, омывая душу. Если бы оказаться сейчас дома, а это все забыть, как сон. Но нельзя, Роман спит в соседней комнате, а проснется — надо ехать к нему в Береговое. Сергей поэтому сердится?

— Да…нет… Он не заманивал! — Нина пыталась объяснить, — Напротив, все время говорил, что у них не пять звезд, что у соседей может быть лучше. А я все равно осталась, у них двор такой ухоженный, розы… Мне плохо было, Сереженька, я сто раз пожалела, что тебя не послушала…

Она села за стол напротив, а Сергей глаза отвел, не смотрит. Почему? Не то она говорит, не важное, так бывает, что внутри все кипит, надо высказаться, а слова выходят не правильные и ничего не понять, но все равно говорить надо, не молчать! Невозможно больше молчать.

— Мы домой вернемся и все будет хорошо, правда?

— Правда, — вздохнул Сергей и взял её за руки. Нина сразу успокоилась, нервозность её прошла. — Но сначала тут разберемся, нельзя же уехать, бросить Романа. Он тебе помог…

Нина сжалась, как от неожиданного удара. Вот взять и все рассказать ему. Сейчас! Не ждать, а там пусть будет, что будет, простит, значит останется с ней. А если не простит?

Она резко высвободила руки, закрыла лицо ладонями, заплакала.

— Нина, ты что? Нинуша? — Сергей встал, шаг навстречу и вот уже рядом, поднял её, обнимает, — Ну что ты, что?

— Не знаю! — невнятно сквозь слезы, — Жалко его, так жалко! Что теперь будет?

А вопрос был не о Роме и жалко больше всего себя, ни разобраться, ни понять, невыносимо это. Нина саму себя не узнавала. Легче становилось только когда Сергей обнимал. Еще и его потерять? Нет, ничего она, никогда не скажет.

— Успокойся, я отвезу его в Береговое, а там посмотрим, решим.

— Что решим?

— Оставаться ему здесь нельзя, — Сергей сказал это с убеждением, Нина перестала плакать, взглянула на него.

— Как же тогда?

— Пока не знаю.

— У него положение безвыходное! Отец пьет, на него ничего не оставишь, а в Береговом хозяйство целое, номера и здесь стройка.

— Безвыходное положение — это когда крышку заколотили…

— Какую крышку?

— Гроба.

— Ну что ты говоришь, Сережа! Перестань, разве можно сейчас шутить?

— Я не шучу. Ладно, давай кашу, есть действительно хочется. Может, хлеб тут где-нибудь?

— Я поищу…

Простые действия успокаивали, она снова оглядела полки — ничего, а пакет с хлебом оказался в холодильнике, нашла, когда масло доставала. Мелькнула мысль, что Роман успел в магазин сходить, когда только успел? Хлеб-то свежий…