- Что ему нужно? Ты ведь не на службе, - спросила я, пока он одевался.

На языке вертелся вопрос: «Это связано со мной?», но я сдержалась. Будь так, он бы сказал. Значит, беспокоиться не о чем.

- Точно не знаю, расскажет при встрече, - уклончиво ответил Сорен, ничуть меня не успокоив. Обулся, надел куртку и обернулся, - Отдыхай, разбужу тебя, когда вернусь.

Дверь за моим луарцем закрылась, оставляя меня в одиночестве.

Я откинулась на подушку и прикрыла глаза, в тщетной надежде вздремнуть ещё немного. Несмотря на усталость, сон не шёл. Голову заполонили навязчивые мысли. Звонок софтара заставил вспомнить неприятные дни под арестом, всколыхнул, притихшие было, страхи. Надеюсь, Сорен прав, и мне не придётся пройти через это снова.

Что же такого произошло, что софтар выдернул моего луарца в такую рань? Предполагается, что он отстранён, а значит, технически, не может участвовать в расследовании. Неужели у софтара не хватает людей? Или он рассчитывает, что непосредственный участник событий будет полезен для следствия?

С тяжким вздохом повернулась и перекатилась по кровати, уткнувшись лицом туда, где спал мой луарец. Постель сохранила слабый отголосок приятного мужского аромата. Я глубоко вдохнула, стараясь выбросить из головы пустые переживания и вопросы без ответов.

Помогло. Постепенно на смену беспокойству пришли приятные мысли. Меня захватили воспоминания о волшебных моментах прошедшей ночи. Я улыбнулась. Это было просто невероятно, лучше, чем я могла себе вообразить, и, признаться, воображала, в бесконечной череде одиноких дней временной петли.

Мой единственный опыт не шел, ни в какое сравнение. Стыдно даже пытаться поставить Трейса в один ряд с Сореном. Мой луарец совсем другой. Он…

Я вдруг вспомнила, что снова призналась ему в любви. Просто не смогла сдержаться. Было так хорошо, ощущалось так правильно, что это могла быть только любовь. Но он ничего не сказал в ответ.

Сердце в груди пропустило удар. Это ведь просто слова. Так ли уж они важны? Сорен показал своё отношение нежными ласками и жаркими поцелуями, этого должно быть достаточно.

Но почему-то не было.

Я резко откинула одеяло. Хватит себя накручивать, надо встать и заняться каким-нибудь делом. Тем более, их достаточно.

Быстро прибрала постель и отправилась в душ. Было так приятно смыть, наконец, накопившийся за неделю, негатив, закрыть глаза и подставить лицо упругим струям воды. Под живительными потоками я почти вернула себе хорошее настроение и позитивный настрой. В конце концов, мы живы, вырвались из наровой петли и, самое главное, теперь вместе. У нас есть будущее, а, значит, всё возможно.

В таком настроении и вернулась в спальню. Открыла шкаф и задумалась, сегодня хотелось одеться по-особенному. Взгляд упал на платье с бабочками. Опять? Оно же у меня не единственное. Но рука сама за ним потянулась. Не стоит даже прикидываться, что вчерашнее замечание Сорена тут не причём. Он ведь не помнит прошлый раз. Улыбнулась, представив выражение его лица, когда он вернётся и увидит меня. Я-то ничего не забыла.

Оделась, собрала чистые, распушившиеся волосы в высокий небрежный пучок и пошла готовить завтрак. В животе заурчало, я улыбнулась, про ужин мы вчера даже не вспомнили, поэтому сейчас очень хотелось кушать.

Перво-наперво, сварила какао - с детства его обожаю больше любого другого напитка – и сделала к нему обыкновенный бутерброд. После еды настроение поднялось ещё на пару пунктов. Но теперь нужно решить, чем буду кормить моего мужчину, он ведь тоже голодный.

После вчерашней ревизии знала, что запас продуктов ограничен и готового ничего нет. Тут-то снова остро ощутила нехватку комма и бука, ничего не закажешь. Можно сходить в магазин, но вдруг Сорен в это время вернётся? Решила ограничиться тем, что есть, и приготовить еды сразу на весь день, чтобы потом не заморачиваться.

Через два часа в духовом шкафу подходила пицца, на плите аппетитно булькало луарское пряное рагу и поджаривалось мясо лавина. На сладкое я решила сделать шоколадное печенье и как раз заканчивала раскладывать его на лист для выпекания, вытирая руки о фартук.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ Не сказать, чтобы готовка была моим призванием, но я научилась наслаждаться процессом. А сегодня мне особенно хотелось побаловать  любимого луарца, поэтому старалась вдвойне.

Закончив на кухне, поняла, что уже почти обед, а Сорен так и не вернулся. В груди проснулось беспокойство. Что же такое произошло? Без комма я не могла с ним связаться, оставалось только сидеть на месте и ждать или пойти к безопасникам…я передёрнулась. Ладно, подожду пару часов, а потом уже будут думать над вторым вариантом.

Размышлений не потребовалось, Сорен вернулся раньше и был не один.

- Дэлла! – Изи кинулась ко мне, как только отъехала дверь. Я присела, поймала её в объятия и крепко прижала к себе вздрагивающее детское тело. Она заплакала, и у меня самой глаза оказались на мокром месте.

Сорен улыбнулся, глядя на нас сверху, заметил платье и обласкал меня глубоким взглядом, давая понять, что не остался равнодушным.

Потом повернулся в сторону кухни, повёл носом и сказал:

- Как вкусно пахнет, кажется, мы как раз к обеду. Вот видишь, Изабель, я говорил, что Дэлла тебя ждёт.

Я нахмурилась, недоумевая, почему Изи нужно было в этом убеждать, потом вспомнила, сколько дней ей пришлось провести в детском центре – вряд ли она знала про мой арест – и послала Сорену благодарный взгляд.

Минут через пятнадцать мы втроём устроились за кухонным столом и с аппетитом уплетали мои кулинарные заготовки. Изи немного успокоилась, приободрилась и, кажется, была по-настоящему рада видеть меня. Детский центр ей не понравился, да и кому он мог прийтись по душе, и она постоянно спрашивала об отце, заставляя меня нервничать.

- Когда его отпустят? – горестно вопрошал тоненький голосок, - Я скоро его увижу?

Мы с Сореном переглянулись. Я не успела продумать этот момент. Что говорить Изи? Как объяснить? Мне не хочется лишать её веры в самого лучшего в мире папу, но и врать тоже не хочется. А когда на станции станет известно, что на самом деле произошло и кто виноват, вопрос времени, когда правда станет известна и ей. Доброжелатели всегда найдутся. Что же делать?

- Изи, - пришёл на помощь Сорен, - ты ведь уже взрослая девочка, правда? – она серьёзно кивнула, и Сорен продолжил, видимо, придя к тем же выводам, что и я, - Значит, знаешь, что твой папа очень любит тебя и хочет, чтобы ты выздоровела, - Изи нахмурилась, но не перебивала. - Он очень старался, но выбрал для этого плохой способ, из-за которого пострадали другие люди. И теперь ему придётся ответить за свои поступки. Понимаешь?

Я напряглась, ожидая абсолютно любой реакции от истерики до слёзных уверений, что такого не может быть, но Изи удивила, оставшись спокойной.

- Значит, его не отпустят? – она с надеждой посмотрела на меня, будто ожидая, что начну заверять её в обратном.

Я же, чувствуя себя виноватой и отвратительно бесполезной, погладила её по голове и сочувственно ответила:

-  Нет, милая.

По детской щеке скатилась слезинка. Я стёрла её ладонью, опустилась перед креслом Изи на корточки, и, глядя ей в лицо, пообещала:

- Я о тебе позабочусь, хорошо? Всё наладится. Ты мне веришь?

Её губы задрожали, она кивнула и доверчиво повисла у меня на шее. Я гладила малышку по спине до тех пор, пока она не успокоилась, а потом отвела в папину комнату, устроив на кровати, чтобы она немного отдохнула. Из-за болезни Изи быстро утомлялась, последние дни и так были не простыми, а тут ещё это всё на неё свалилось.

Когда она, наконец, уснула, я тихонько вышла, прикрыв дверь. Чувствовала себя настолько эмоционально вымотанной, что сама снова чуть не плакала.

Сорен ждал на кухне. Увидев меня, он поднялся и раскрыл объятия. Я шагнула к нему, обхватила за талию и прижалась, прислоняясь щекой к груди, скрытой мягкой тканью белой майки. Меня окутал знакомый успокаивающий запах любимого.