Артабаз слегка улыбнулся.
– Если бы я вышел на твой след, господин, меня, конечно, убили бы, как тебя! И я знал… что меня подвергнут пыткам и убьют, если я вернусь в Вавилон; а если бы я не настиг госпожу, то умер бы от жажды или попал в зубы хищникам!
Артабаз покраснел, гордясь своей храбростью и предприимчивостью. А я стиснул зубы от стыда. Я совсем не подумал о том, что отвечать за меня, скорее всего, пришлось бы моему слуге, – Аместрида, снова воцарившись на зиму в Вавилоне, наверняка подвергла бы юношу пыткам, чтобы выведать наши планы!.. И вообще – я почти не думал о нем в эти дни, озаботившись судьбой семьи и своей собственной. Артабаз выходил меня, когда я лежал при смерти, верно служил мне столько лет, исполняя и предугадывая мои желания, – а я бросил его позади, как ненужный хлам!..
Эти мысли без труда читались на моем лице. И все же я сказал персу:
– Но ведь Вавилон – твой дом! Те земли, куда я держу путь, совсем тебе чужие!
Артабаз низко поклонился.
– Мой дом там, где мой господин. Моя преданность принадлежит тебе без остатка, и для меня нет другого пути!
Я порывисто обнял его, ощутив, как дрожит худенькое тело.
– Прости меня, дорогой мальчик. Клянусь, я больше никогда тебя не отошлю!
Артабаз всхлипнул от радости. А я, почувствовав, что готов перейти некую грань, отстранился и похлопал евнуха по плечу.
– Ну, ступай! Спроси Поликсену, может, ей что-нибудь нужно!
Оказалось, что моя супруга видела наше объяснение… она, конечно, ревновала, но была рада, что Артабаз снова с нами. Мы все любили его.
Дальше мы двигались быстро – достаточно быстро для отряда, в котором двое шестимесячных детей. На третий день Артемисия опять захворала, так что полночи горела огнем и кашляла; но лихорадка прекратилась так же быстро, как началась. А вавилонянка Нупта, кормившая Медона, сказала, что жар у детей – это хорошо: значит, тело выжигает болезнь.
Вавилон и покровительство персов для нас остались в прошлом; и позади, и впереди расстилалось неведомое. Артемисия, доверенная советница Ксеркса и самодержавная властительница своей маленькой страны, в конечном счете, могла оказаться еще опаснее Аместриды! Но когда мы достигли Галикарнаса, наша общая усталость перевесила все опасения. Я мечтал уже только о том, чтобы выкупать с дороги детей, устроить их под крышей и самому вымыться и поспать в настоящей постели.
Но, несмотря на это, я был поражен видом карийской столицы – как в свое время меня изумили великие твердыни персов. Я уже почти забыл, что существуют такие города: беломраморные, легкие, с изящными портиками и стоями, среди кипарисовых и оливковых рощ, которые щедро питают ручьи. Неужели в таком месте царствует союзница Ксеркса?..
Фарнак назвал себя, и городская стража впустила нас: мы направились по аллее прямо к белому дворцу с красной черепичной крышей, стоявшему на холме, с видом на гавань. Меня это порадовало и встревожило – значит, Артемисия действительно хотела видеть нас своими гостями, и скоро нам предстояла встреча с ней. Я заметил на улицах как людей в эллинских нарядах, так и азиатов; причем здесь персов было больше, чем в Милете. Однако, – что удивительно, – в отличие от Милета, здесь греки и варвары не проявляли враждебности друг к другу.
Нас провели через сад, мимо царских конюшен, а потом в гостевые комнаты. Нас пригласили в бани, выложенные мозаикой, с колоннами из черного порфира. Позаботившись о детях, я был счастлив окунуться в горячую душистую воду, отскрести с себя грязь, а потом лечь на стол, отдавшись в руки массажиста.
Нам с женой предоставили раздельные комнаты. Оказавшись в моей спальне, я съел то, что мне принесли: вкусные белые лепешки с жареной рыбой, которые запил легким яблочным вином. И меня неудержимо заклонило в сон.
Мне стало стыдно за такую беспечность – но я лег на прохладную постель и, вытянувшись, заснул с великим наслаждением.
Очнулся я от прикосновения к плечу… Я мгновенно вскинулся и сел: передо мной стоял мальчик-служитель. Уже смерклось, и комната наполнилась тенями.
– Царица желает тебя видеть, – сказал он. – Идем.
Я кивнул, готовый к этому.
– Моя одежда… Ее принесли?
Оказалось, что наши вещи уже успели разобрать. Мне стало неприятно и страшновато – но здесь мы больше не были себе хозяевами.
Я выбрал лучшее платье, которое у меня было с собой: красные мидийские шаровары и хитон с золотым шитьем. Мальчик помог мне умыться и причесаться, и мы пошли.
Артемисия ожидала меня в просторном помещении, которое я назвал бы «малым залом приемов». Переступив порог, я мельком оглядел зал – и в глаза мне бросились египетская мебель черного дерева и множество предметов критского искусства, к которому царица, очевидно, питала пристрастие. И только после этого я осмелился посмотреть на саму хозяйку, которая поднялась с кресла навстречу мне.
Артемисия представлялась мне ослепительно прекрасной и грозной, как Артемида-охотница. Но действительность, как водится, обернулась совсем иной.
Царица Карии была женщиной среднего роста, крепкого сложения, – она уступала моей жене и ростом, и красотой; однако в своем роде оказалась очень привлекательна. Она была темноглазой и черноволосой, как ионийка, – у нее было типично греческое лицо, с прямым тяжеловатым носом и невысоким лбом; но в больших глазах светились ум и непреклонная воля. Ее фигуру облекали хитон и пеплос из золотой парчи с серебряными узорами, и она была накрашена густо, как египтянка. Я понял, что Артемисия умеет сочетать обычаи разных стран и выбирать то, что подходит именно ей.
Я поклонился и замер на несколько мгновений; выпрямившись, я услышал предложение сесть, произнесенное звучным низким голосом. Артемисия тоже села: она не сводила с меня изучающего взгляда. А потом попросила вкратце изложить историю моих странствий.
Я начал рассказ – сдержанно, стараясь обходиться общими словами; но потом увлекся и поведал даже больше, чем хотел бы. Артемисия не упустила ничего.
– Итак, передо мной Питфей Гефестион, вечный изгнанник… человек без родины, – произнесла она наконец, улыбаясь слегка насмешливо. – Тебе не подошел ни милетский трон, ни вавилонский, – Милет для тебя слишком греческий город, а Вавилон слишком восточный. Ведь так?
Я поклонился в знак согласия.
– В таком случае, оглянись вокруг, – Артемисия повела рукой, словно предлагая мне окинуть взором не только этот зал, но и всю свою землю. – Разве моя Кария не прекрасна? Здесь ты найдешь сочетание греческих устоев с наследственной властью, на азиатский манер. Мои люди живут так, как им нравится, но покорны единому монарху – мне… А ты мог бы стать моим ценным советником.
Я наполовину ожидал этого; но все же растерялся.
– Это очень лестно, госпожа, однако…
Артемисия остановила меня жестом.
– Ты умен, ты много повидал в своей жизни и способен на неожиданные мысли. Большая часть моих советников умеет только действовать по указке, и от них немного толку; а другие слишком тщеславны.
Она поморщилась.
– В тебе нет жажды власти – ты сам был царем и изведал, что это такое… Но если ты встанешь за моим плечом, вместе мы могли бы свершить очень многое!
Я выпрямился и сцепил руки на коленях, стараясь сохранить самообладание.
– Благородная царица! Я чрезвычайно признателен тебе за это предложение и польщен, однако твои слова застали меня врасплох… и я еще не знаю, что велит мне моя мойра. – Я коснулся моего критского бычка, на которого Артемисия уже обратила внимание. – Мне нужно время, чтобы подумать!
Артемисия усмехнулась.
– Иначе говоря, ты уже ищешь, как бы отвертеться, – но так, чтобы не навлечь на себя мой гнев! – резко сказала она.
Я невольно содрогнулся. Я вдруг увидел, какой эта женщина была в битве при Саламине: стоя на палубе, одетая в броню, она громовым голосом отдавала команды, ведя свои корабли в атаку. И я не знал, как теперь ответить ей.
– Что же мне с тобой делать, гость?
