Поликсена первая спрыгнула с лошади. Она потребовала, чтобы Фарнак показал ей сына; но нянька уже вывела его нам навстречу, держа за плечики.

В первый миг я его не узнал… Этот черноволосый синеглазый мальчик был уже двухлетним! А Нестор испугался нас и захныкал.

Поликсена присела и протянула к сыну руки, повторяя, что она его мать, что она вернулась к нему… Ей пришлось долго его звать, и нянька подтолкнула мальчика, прежде чем он пошел к чужой женщине.

Поликсена, улыбаясь сквозь слезы, опять повторила, что она его мама. И только тогда Нестор откликнулся.

– Мама? Где ты была?

Я едва выдержал это зрелище…

Нестор позволил матери обнять себя и поцеловать, но потом вырвался и убежал обратно, к няньке. Фарнак приблизился и положил руку мальчику на голову. И Нестор обхватил его своими ручками и крепко прижался, ища защиты от чужих.

Фарнак смотрел на нас с торжествующей усмешкой… Конечно, теперь Нестор не желал знать никого, кроме него: для такого малыша каждый день – что год!

Лицо Поликсены окаменело. Она встала и резко бросила брату:

– Идем поговорим!

И Фарнак подчинился. Он поцеловал Нестора в макушку и доверил няньке, а потом они с Поликсеной удалились на другой конец лагеря, где я не мог их слышать. Я только понимал, что теперь Поликсена перешла в наступление, а Фарнак оборонялся!

Наконец они вернулись… И Поликсена сказала мне:

– Фарнак согласен похлопотать за нас перед своей царицей.

Она помолчала, сложив руки на груди.

– Но взамен он желает, чтобы ты отдал ему Нестора. Артемисия останется нам с тобой.

– Я никогда не отдам сына!.. – вырвалось у меня. Хотя я уже ожидал чего-то подобного!

– Нет, отдашь! – страстно воскликнула моя жена. Она схватила меня за руку. – Нестор уже не твой, разве ты не видишь? А у Фарнака больше ничего не осталось!

Я сильно усомнился, чтобы он так уж себя ущемил. Но на сей раз я промолчал.

У нас было еще много чего обсудить – и с Фарнаком-родственником, и с Фарнаком-соблазнителем. И с Фарнаком как посланником своей государыни.

Фарнак сохранил амулет Нестора, подаренный Эриду, – «амулет семи лиц Мардука, отвращающий зло».

Мне мать надела оберег, когда я уже подрос и сознавал, для чего он служит; а малышу тяжелая подвеска могла только мешать. Однако он был у Фарнака с собой. Когда Нестора перевезли во дворец, наш гость достал и показал нам бронзовую пластинку на шнурке.

Поликсена рассматривала прощальный дар Эриду с волнением и страхом. Как странно было полагаться на его защитные чары, когда сам даритель уже был мертв!

– Эриду сказал, что этот оберег сулит Нестору возвращение в Вавилон, – произнесла моя жена, взглянув на брата. – Так и вышло!

Фарнак улыбнулся. Он разговаривал с нею уже вполне мирно, несмотря на все терзавшие его страсти: как будто затаил некую утешительную мысль.

– Быть может, твоему сыну суждено еще большее счастье.

Мы разговаривали уже как союзники. Что бы Фарнак там себе ни думал – вслух он подтвердил добрые намерения карийской царицы в отношении нас. Хотя я до сих пор безуспешно гадал, чем может быть вызвано такое внимание Артемисии к моей семье.

Ясно было одно: если мы хотим покинуть Вавилон, действовать надо скрытно и как можно скорее. Мы с Поликсеной и Фарнаком устроили нечто вроде военного совета. Скажи мне кто-нибудь раньше, что мы однажды соберемся под одной крышей и сблизим головы, чтобы строить общие планы, я счел бы такого прорицателя сумасшедшим!

Поликсена предложила мне обставить все так, точно я отправился по делам в соседнюю область, хоть в тот же Элам: а потом внезапно заболел и спешно вызвал к себе жену и детей, чтобы они были рядом на случай моей смерти.

Я нахмурился. Говорить о моей предполагаемой смерти в присутствии соперника показалось мне весьма скверной шуткой.

– Почему нельзя бежать из самого Вавилона? Хотя бы разделившись? Неужели люди поверят, что у меня могли найтись срочные дела вне города накануне приезда Ксеркса?

Я потер наморщенный лоб.

– Вавилон огромный город, в нем можно спрятаться тысячью способов!

– Спрятаться можно, но не сатрапу, – возразил внимательно слушавший Фарнак, который до сих пор помалкивал. – И даже если вы скроетесь, как вы выберетесь за городские стены? Можно не сомневаться, что персы перевернут тут каждый камень, а Вавилон не покинет ни одна душа, как только станет известно, что вы исчезли из дворца!

Он помолчал и серьезно прибавил:

– И с вами маленькие дети!

Я открыл рот, но слов для возражений не нашел. А Фарнак взглянул на Поликсену и, улыбнувшись ей, снова обратился ко мне.

– Сестра говорит разумно. Тебе надо покинуть Вавилон, и уже тогда разыграть свою болезнь. В другом месте за тобой не станут следить так пристально.

Поликсена вспыхнула. Кажется, она подумала о том же, о чем и я.

– Фарнак, если ты хотя бы помыслишь…

Он рассмеялся.

– Нет, нет, моя драгоценная, можешь быть покойна! Я ведь тебя знаю – и ты знаешь меня!

Несколько мгновений они испепеляли один другого взглядами. Это была самая странная любовь, которую я видел на своем веку. Они оплели друг друга и проросли друг в друга, как ядовитый плющ, – и не могли ни жить как брат и сестра, ни жить как возлюбленные, ни расстаться!

Мы еще какое-то время поспорили; но вскоре стало ясно, что ничего лучшего нам не придумать. Рассуждая здраво, персы и теперь могли бы покарать кого-нибудь в Вавилоне за мой побег, – но я надеялся, что навлеку гнев Аместриды и ее супруга на одного себя. И что вскоре окажусь вне пределов их досягаемости; или же под покровительством союзника, с которым они не пожелают портить отношения. Теперь даже Ксеркс должен был уразуметь, что силы его не бесконечны – а «бессмертные» смертны… К тому же, разум царя царей был опять всецело поглощен войной, а власть его супруги не простиралась так далеко за пределы Персиды.

– Царица Артемисия необыкновенная женщина… как ты, сестра, но в другом роде, – сказал Фарнак Поликсене в один из вечеров, когда мы втроем сидели за кувшином медового вина, как старые друзья. – Она не побоится бросить вызов самой Аместриде, оказав вам покровительство.

– Но почему? – воскликнул я.

Фарнак только пожал плечами, очаровательно улыбаясь.

– Иногда люди совершают поступки без всякой причины.

– А давно ли она вдовеет? – спросила Поликсена, как бы невзначай. – Ведь Артемисия еще молода… и, наверное, одинока среди стольких мужчин, которыми она повелевает?

– Она похоронила супруга немногим более года назад, но уже успела прославиться, внушив всем своим подданным восхищение и страх, – охотно откликнулся Фарнак. – Царица Карии в самом расцвете лет – ей сейчас двадцать шесть… Ее сыну Писинделу пошел шестой год.

Поликсена приподняла брови, глядя на красавца брата, а потом взглянула на меня. Я быстро сделал глоток вина, скрывая усмешку. А Фарнак откинулся в кресле, с улыбкой взирая на нас обоих, – казалось, его нисколько не оскорбляли наши недомолвки и намеки, хотя он видел нас насквозь…

Было решено, что он отправится вперед, взяв Нестора, и подождет нас в условленном месте. Я описал Фарнаку дорогу, которой добирался до Элама, – выехав из Ворот Иштар, вначале я скакал на север по проторенному пути: вдоль него были выкопаны колодцы, которые хорошо охранялись. А с запада на восток к Сузам, эламской столице, шла знаменитая мощеная Царская дорога, построенная персами для почтового сообщения – «ангарейона». Двигаясь на север, я доберусь до нее, и дальше поскачу прямо в Сузы. Там уже нельзя было потеряться.

Фарнак слушал и кивал: по-видимому, ему была хорошо знакома эта местность. Он много где побывал в своей богатой приключениями жизни. Я сказал, что не смогу присоединиться к нему сразу же, – мне придется совершить отвлекающий маневр, проделав часть пути на восток. У меня были в Вавилоне верные люди, – друзья Эриду и мои, – которых я смогу убедить присоединиться к нам: они будут сопровождать меня и последуют за мной в Карию. Во главе их Варад-Син, мой бывший начальник охраны, которого я сделал начальником дворцовой стражи. Но посвятить многих в мой замысел я не смогу, по понятным причинам.