– Мальчик остался за воротами. За ним присматривает кормилица.
Собственно говоря, я того и ожидал. Я кивнул.
– Хорошо. Как только мы закончим, я отправлюсь за сыном.
– А зачем? – неожиданно спросил Фарнак. Он прищурил свои красивые зеленые глаза – казалось, разбойник и теперь нисколько не издевался. – Нестор тебя даже не узнает, и отцом он называет меня! И что ты можешь ему дать, скажи на милость?
Гнев поразил меня, подобно солнечному удару. Я чуть не схватил мерзавца за горло; но Фарнак предвидел мой порыв и быстро откачнулся назад. Я только стиснул кулаки, глядя на него и тяжело дыша.
– Это твоя вина, что мой сын меня забыл, – процедил я.
– Речь не о вине, а о том, что делать дальше, – спокойно возразил Фарнак. Он сложил руки на груди. – Я желаю видеть Поликсену, и немедленно! Я буду обсуждать это с ней, а не с тобой!
Я чуть было не сказал – что достаточно мне поднять палец, и его сбросят с башни. Но я воздержался. Фарнак и так это знал: все преимущества моего положения не делали меня сильнее, а бесшабашность моего врага только красила и возвышала его в женских глазах. О, как ненавидел я в этот миг мое уродство, благодаря которому так и не получил настоящего мужского воспитания, – и восполнить это было уже ничем нельзя!..
Я оставил Фарнака на террасе – уж конечно, я был не намерен вести его в покои жены. Я сам пошел за Поликсеной: она знала о прибытии брата и уже вся извелась. Увидев меня, она вскрикнула.
– Фарнак здесь?
Я кивнул.
– Он на террасе. Идем.
Я взял ее за холодную руку… но Поликсена вдруг вырвала руку.
– Нет, лучше проводи его в малый зал приемов! И сам уйди… пусть останется только стража!
Я понял, почему она так захотела. И страх, который Поликсена сейчас испытала перед этим свиданием, придал мне сил и бодрости.
– Ну конечно.
Я довел Поликсену до старинных кедровых дверей, обитых бронзой, и пропустил внутрь. Оставшись один на один со стражами, я, понизив голос, объяснил им, что за встреча тут должна состояться. Я приказал под страхом смерти глаз не спускать с царицы – но без нужды внутрь не соваться. Потом я послал вестника за Фарнаком.
Я издали проследил, как он идет, откинув свою красивую голову, с видом победителя… Потом я отступил – так, чтобы не слышать разговора между ним и Поликсеной; но не слишком далеко, чтобы подоспеть на помощь, в случае чего.
Какое-то время все было тихо… а потом я услышал крики. Фарнак и Поликсена кричали одновременно; потом она начала обвинять его, а он замолчал. Мне потребовалась вся моя выдержка, чтобы остаться на месте!.. Затем Поликсена разрыдалась, зло, отчаянно. Следом опять возвысил голос Фарнак: он отвратительно бранился. Вдруг он выскочил из зала, с белым и перекошенным от ярости лицом, и бросился прочь по коридору, протопотав мимо меня. Он хотел сейчас же уехать – но стражи у дверей дворца были мною предупреждены!
Вскоре до меня донеслись звуки борьбы, но она была короткой. А потом я услышал стук подкованных сапог и звон оружия: Фарнака вели обратно.
Я быстро обернулся и увидел жену, которая вышла в коридор и неподвижно замерла у стены. Я испытал громадное облегчение, почти торжество: Поликсена сказала брату правду, она сделала свой выбор!.. Но говорить с ней сейчас было не время.
Фарнак вновь появился перед нами, совсем не похожий на себя прежнего, – до боли напомнив мне Варазе. Руки его были заломлены за спину, дорогая парчовая одежда порвалась в драке, зеленые кошачьи глаза пылали злобой и отчаянием.
Он несколько мгновений смотрел мне в лицо, потом перевел взгляд на Поликсену позади меня… а потом плюнул мне под ноги.
– Значит, это западня, – хрипло проговорил пленник, улыбаясь безумной улыбкой. – Ты упечешь меня в темницу, как моего несчастного Варазе, или выдашь Ксерксу… и сестру мою ты в это втянул! Поистине, ты многого достиг на своем поприще, Питфей Хромец, – любая женщина могла бы поучиться у тебя вероломству!
Я спокойно улыбнулся. Несмотря ни на что, мое торжество в этот миг было почти безграничным.
– Мне, однако же, удивительно, что ты ожидаешь от меня благородства! Но я не собираюсь причинять тебе вред – лишь позабочусь, чтобы ты сам не навредил другим или себе… Проводите его в гостевую комнату, но глаз не спускайте! – приказал я стражникам.
Фарнака увели. И только тогда я опять взглянул на жену.
Поликсена некоторое время молчала, неподвижная и очень бледная… потом кивнула и улыбнулась.
– Я одобряю твой поступок.
Она сложила руки на груди.
– Фарнак теперь возненавидел меня. Но он скоро оправится и сможет действовать разумно! Мне кажется… он даже подозревал нечто подобное, ведь он знает меня как никто!
Я кивнул, сжимая губы.
– Нестор у него в лагере, за воротами, – сказал я. – Я сейчас же пошлю за ним!
К моему изумлению, Поликсена воспротивилась.
– Нет, мы сами должны отправиться туда! И только вместе с Фарнаком! Когда уже примиримся и договоримся обо всем!
– Договоримся? – воскликнул я.
Поликсена подошла ко мне и сжала мою руку.
– Разве ты забыл, что от Фарнака зависит наше спасение? – воскликнула она. Видя отвращение на моем лице, жена пылко прибавила:
– Другого пути я не вижу! А ты?
Я только покачал головой.
– Не знаю. Не знаю!
Как мне не хватало теперь Эриду, с его мудростью!.. Но, с другой стороны, будь Эриду жив, вряд ли я когда-нибудь решился бы на побег – чтобы не подставить его.
Я, однако же, удостоверился, что мой сын здесь и с ним все в порядке: я отправил за ворота Артабаза, который хорошо помнил Нестора младенцем. Вернувшись, мой персидский евнух рассказал, что мальчик очень вырос, резво бегает, хотя еще неуклюж, и хорошо говорит. Он выглядит крепким и здоровым – но вот только…
– Но только для него здесь все чужое. И мы с Поликсеной тоже, – удрученно закончил я.
Как бы то ни было, мы с женой радовались за сына. Однако поведение Поликсены опять неприятно удивляло меня – мне показалось, что она не слишком рвется увидеть свое брошенное дитя. Как будто ее пугала встреча с маленьким незнакомцем, которого она обнаружит вместо Нестора!
Когда я спросил прямо, Поликсена призналась, что и в самом деле боится вновь увидеть сына, увидеть, как он изменился… что он забыл свою мать! Но дело было явно не только в этом. Однако я не стал допытываться: у нас хватало причин для волнений.
Фарнак и вправду повел себя благоразумно. Он не стал отказываться от еды, хотя просидел в одиночестве под замком весь вечер и весь следующий день. Мы с Поликсеной ждали; и следующим вечером Фарнак послал ко мне одного из своих охранников. Он просил дать ему слугу, чтобы он мог привести себя в порядок, – если я действительно намерен его выпустить!
Разумеется, я не отказал. И Фарнак разделил с нами ужин – мы трапезничали по-египетски, как привыкли, сидя за разными столиками.
Наш гость сидел бледный, не поднимая глаз от дорогой критской тарелки, и почти ничего не съел, только потягивал вино. Я все больше сомневался, что он отказался от Поликсены совсем, – может ли мужчина легко отказаться от того, чего так долго вожделел!
Потом Поликсена позвала брата взглянуть на дочь. Фарнак молча поднялся, и они вдвоем направились к выходу; я последовал за ними, но не мешал.
Они оставались в детской довольно долго; я уже начал тревожиться… Потом Фарнак вышел и, не взглянув на меня, быстро удалился в направлении своих покоев. Каков, однако, невежа!
Поликсена появилась следом.
– Завтра мы все вместе отправимся посмотреть на Нестора, – сказала она сдавленным голосом, тоже не глядя на меня. – Ты согласен?
– Да, – ответил я.
Спали мы в эту ночь раздельно. Мне казалось, что я почти не сомкнул глаз.
Наутро мы втроем верхом отправились в лагерь Фарнака. Половина его людей осталась снаружи, считая карийку, которая нянчила Нестора. Меня порадовало, что Фарнак нашел для ребенка кормилицу-гречанку, – хотя сам, конечно, говорил с ним и по-персидски тоже.
