– Кто же унаследовал дело Исидора? Ведь у вас, прости меня…

– Женщины тоже занимаются не всем? Да, – усмехнувшись, резко ответила Анхес. – Дело моего мужа перешло к другому знатному человеку Коптоса. А я с моими детьми живу на доходы от усадьбы, которую Исидор приобрел на севере, – я сама часто бываю там, и управитель отчитывается мне.

Она поправила охватывавшую ее лоб голубую ленту, вышитую бирюзой.

– Я посетила Абидос по дороге туда. Я вознесла молитвы Осирису за моего мужа… тебе повезло, что светлый бог направил мои стопы.

– Да, в самом деле, – тихо ответил я.

Я же подумал, что такова моя мойра… Должно быть, мне суждено получать помощь от женщин, обладающих властью, – потому что я всегда чтил их и не пренебрегал ими, в отличие от большинства мужчин. Не будь Анхес, я бы погиб в тоске и позоре.

По дороге я усиленно раздумывал, чем могу помочь моим карийцам и Артабазу: но ничего не приходило в голову. Я опять был нищ и уничтожен – более нищ, чем когда-либо… Я мог бы попытаться устроить для товарищей побег – но для этого, опять-таки, нужно иметь деньги и преданных помощников! Я даже не знал, как заговорю об этом с Анхес: и решил выждать, пока мы не приедем в Коптос, чтобы осмотреться. Возможно, решение созреет само и вдохновение осенит меня нежданно, как не раз бывало!

Когда мы ступили на землю Коптоса – «Гебту», я сразу вспомнил строгие пирамидальные формы древнего города, белые дома с яркими зигзагообразными орнаментами, портретами животных и звероголовых богов, занимавшими целые стены. Это был настоящий Юг. Мы опять как будто совершили путешествие не только вглубь страны, но и назад в прошлое… Или, вернее, здесь возникало ощущение, будто течение времени прекратилось.

Анхес встретила пожилая служанка-эллинка, по имени Ианта, когда-то принадлежавшая бабушке. Когда мы вошли в прохладную столовую и присели, навстречу хозяйке с радостными воплями выбежали двое черноголовых детишек: девочка сразу же забралась к матери на колени, а мальчик принялся теребить ее юбку.

Я подхватил малыша Хнумсенеба на руки, и он совсем не испугался. Мальчик сразу принялся что-то оживленно мне рассказывать на своем языке; а когда я спустил его с колен, убежал и вернулся со своими игрушками, мячиком и волчком, хвастаясь ими.

«И он будет расти без отца», – подумал я с болью.

Потом Ианта отвлекла детей и увела их. А мы с Анхес отправились совершить омовение и переодеться с дороги: молодой слуга, которого я помнил, предложил мне одежду, оставшуюся от хозяина. Конечно, люди этого дома были изумлены моим появлением, но не задавали вопросов.

Потом госпожа позвала меня обедать.

– Ты будешь спать в комнате Исидора. Не боишься? – повторила она вопрос, который уже задавала на лодке.

Я был уязвлен; но тут вспомнил о змее, погубившей сразу хозяина и слугу, и мне стало не по себе… Однако я, разумеется, с благодарностью принял предложение.

Мы завершили трапезу миндальным печеньем и вкусным вином Дельты. Потом Анхес предложила мне отдохнуть; и мы разошлись по своим комнатам. Я некоторое время ворочался, думая об Исидоре; но потом крепко уснул.

Когда завечерело, слуга-египтянин разбудил меня. Он сказал, что госпожа приглашает меня на прогулку.

Сейчас?.. Я догадался, куда Анхес хочет меня повести; и сердце мое стеснилось тоской. Пока я не увидел гробницу Исидора, он все еще представлялся мне живым.

Анхес ждала меня, одетая в синий калазирис и многорядное ожерелье с лазуритовым скарабеем. Она тронула меня за плечо ладонью, покрытой хной, – в знак высокого происхождения: ведь Анхес была египетской аристократкой, пусть и лишенной семьи.

– Идем, – просто сказала она.

Снаружи нас ждали носилки: госпожа использовала в качестве носильщиков своих гребцов. Они не были ее рабами, но служили за плату.

Нас быстро доставили в некрополь, и мы вышли наружу у самых дверей усыпальницы. Солнце уже садилось – я помнил, что в пустыне закат недолог: когда мы вернемся, будет ночь.

Один из носильщиков зажег факел, и Анхес взяла его.

– Гробница не запечатана. Я часто оставляю моему мужу приношения, – сказала она: голос ее задрожал. Египтянка первой вошла в низкую квадратную дверь; признаюсь, что я последовал за нею с некоторой робостью… Я спустился по ступенькам, вырубленным в известняке, и попал в ярко расписанную квадратную комнату.

Анхес уже стояла там – я увидел посредине на возвышении серый гранитный саркофаг. Увидев, что я вошел, египтянка осветила стены, одну за другой.

– Это наша жизнь, запечатленная в вечности…

Исидор, его жена и дети были изображены в многочисленных семейных сценах, полных теплоты: за столом, в саду, катающимися на лодке, на охоте… Обычно египетские художники, украшающие гробницы, придерживаются канонов, и сходство с натурой бывает не слишком велико. Но эти изображения вышли очень живыми.

– А вот здесь мой муж и твой друг, – сказала Анхес, проведя ладонью по столбцам иероглифов, вырезанным на крышке саркофага. – Можешь взглянуть на него.

Ужаснувшись, я подумал, что ослышался… неужели египтянка могла предложить такое? Не сошла ли она с ума?

Но тут я увидел, что Анхес улыбается! На лице молодой вдовы было написано торжество – и вдруг я разгадал тайну, что не давала мне покоя все дорогу!

– Внутри ничего нет, – прошептал я, глядя на египтянку во все глаза. – Исидор жив… и вынужден скрываться, правда?

– Я надеюсь, что так, – ответила она; и улыбка ее погасла. – Поверь мне, экуеша, – каждый раз, когда я прихожу сюда и возжигаю благовония, мой супруг становится для меня мертвым…

Мы поднялись наверх – было уже темно и жутко, вдалеке слышался хохот гиен. Мы вернулись домой, не обменявшись ни словом. Анхес зашла к детям, а потом снова пригласила меня в столовую: и когда мы сели, я услышал всю правду.

У Исидора появились могущественные враги из знатных коптосских семейств: многие метили на его хлебное и почетное место. Дважды смотрителя караванных путей пытались убить. А потом произошел этот случай со змеей – кобра действительно напала сразу на хозяина и слугу; только старик Меху был ужален первым и умер, а Исидору досталась вторая порция яда, и он выжил!

– И тогда я поняла, что это божественный знак, – прошептала Анхес, широко раскрыв глаза. – Мой муж умер и возродился к новой жизни – как ты, Питфей… Я помогла ему бежать, одним из караванных путей, – в Сирию.

Она улыбнулась.

– Я обманула даже тебя, с твоим чутким сердцем. Ты не осмелился совершить святотатство и проникнуть в тайну дома вечности, взглянув на тело. Тем более на это не осмелился никто из моего народа! Все вокруг думают, что я вдова!

Она всхлипнула.

– Исидор часто писал мне, но уже пять месяцев от него нет вестей… Для нас нет ничего хуже, чем умереть на чужбине!

– Он должен быть жив, ты должна верить в это! – воскликнул я с жаром.

– Должна? Возможно. Но это все труднее, – ответила Анхес с печальной усмешкой.

Я вдруг подумал, что жить в такой неизвестности еще тяжелее, чем похоронить мужа взаправду. Однако я очень надеялся, что Исидор жив… и может быть спасен, так же, как я! Пусть даже боги не любят повторяться!

На другое утро, когда я вышел к завтраку, госпожа была суровой и спокойной. И она сказала, совершенно неожиданно:

– Я думала о твоей судьбе… о том, что есть Маат. Я могу попытаться устроить побег твоих людей. Так же, как моего мужа.

План был остроумным и простым, однако весьма рискованным. Бежать мои карийцы могли только во время переправы или позже, когда окажутся заняты на разборке древних зданий: там их не будут так строго охранять, и надсмотрщики будут глядеть вполглаза. Анхес узнала, где намечены работы, – в окрестностях Уасета, там много заброшенных дворцов и особняков! Жрецы Осириона, величайшего святилища Осириса в Абидосе, и храма царя Сети, где держали меня и моих товарищей, собрались обновлять обиталища своих богов.