Поэтому, когда раздается громкий хлопок, я даже не успеваю понять, что это и откуда. Чувствую только, как кто-то хватает меня и утаскивает на землю, заставляя пригнуть голову и сесть за стоящий у подъезда автомобиль. Тут же ко мне прижимается испуганный Антон, а я как в замедленной съемке вижу, как разлетаются воздушные шарики, поднимаясь вверх, словно разноцветные брызги. До меня постепенно доходит, что в нас только что стреляли.

Растерянно оглядываясь, я понимаю, что не вижу Егора и Костю. Зато вижу Наташу. Она подползает ко мне, матерится:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Что за хрень! Бл*ть. Вот не судьба нам шоколадный торт поесть! — ругается она, смотря на торт, который валяется на асфальте. Выглядывает из-за машины.

— Что там? Где Егор? — спрашиваю я. Тоже пытаюсь выглянуть, но Натаха не дает.

— Сиди, куда собралась. Нормально твой Егор. Промазала эта курица белобрысая. Костя молодец, уже скрутил ее. Щас еще я пойду ей маску из остатков торта на рожу намажу. А лучше прямо ею асфальт вытру.

Я понимаю, что она говорит о Ларисе. Кому еще может понадобиться устроить такое.

Натаха поднимается на ноги, я все же подползаю к краю, выглядываю. В нескольких метрах на земле лежит Лариса лицом вниз. Рядом валяется пистолет. Сверху, заломив ей руки за спину, сидит Костя. Кажется, чем-то связывает ей руки. Егор рядом сидит на корточках. Она что-то говорит ему, я не слышу, только вижу лицо. В глазах мольба и… любовь. Я знаю этот взгляд, полный обожания. Егор что-то отвечает резко, я не слышу, только вижу, как меняется лицо Ларисы. Оно кривится, искажается злостью. Она пытается сбросить с себя Костю.

Я неуклюже поднимаюсь, гипс мешает.

— Сиди здесь, — строго говорю Антону.

— Мама, ты куда? — испуганно спрашивает он.

— Сиди! Я сейчас.

Подхожу ближе. Егор видит меня, быстро подходит, пытаясь увести. Лариса видимо заметила меня тоже. Костя как раз поставил ее на ноги, продолжая удерживать за связанные руки.

— А вот и наша неубиваемая Вероника! — доносится до меня ее мерзкий голос. Егор пытается взять меня за руку, чтобы увести, но я не даю. Мне есть, что сказать этой курве. У меня в душе неожиданно поднимается такая злость!

— А ты решила, что имеешь право решать, кому жить, а кому уже хватит? Не много на себя берешь? — гневно спрашиваю я.

— Нет, — самоуверенно заявляет она, в меня впивается ее полный ненависти взгляд, — он все равно с тобой не будет! На хрен ему сдалась такая невзрачная баба! Да как у него вообще на тебя встал! — я вижу ее искаженное лицо. Только сейчас обращаю внимание — от былого блеска не осталось и следа. Выглядит она печально. Растрепанные волосы, поломанные ногти, неопрятный наряд. Понимаю, что она из последних сил старается меня ужалить побольнее, но на самом деле передо мной просто несчастная отвергнутая женщина, которая от отчаяния начала совершать страшные поступки. Мне становится даже жаль ее.

— Я б тебе сказала как, но не хочу выдавать секретов, и они не в размере сисек! Тебе просто не понять! — снисходительно говорю я. Разворачиваюсь к Егору, он придерживает меня за руку, и мы идем к подъезду. Видимо, Лариса все же решает оставить последнее слово за собой, потому что я слышу в след ее вопль:

— Ненавижу вас всех! Ненавижу тебя, Егор! Я тебя любила и ждала! А ты выбрал эту суку! — я оборачиваюсь, дальше все происходит очень быстро. Лариса умудряется вырваться из рук Кости, броситься в нашу сторону, но тут же Натаха, которая стоит рядом, делает резкий выпад в ее сторону, хватает ее за волосы, а потом Ларису как будто что-то встряхивает, и она оседает на землю, затихнув.

Натаха поднимается, отряхивая пальто. В руке у нее электрошокер.

— Вот, — говорит она, — давно хотела ее заткнуть. Разоралась тут! Все настроение изгадила. Это тебе за торт, шалава! — зло говорит она, обращаясь к Ларисе. — Ну, чего встали, ментов кто-нибудь вызвал? — вопрошает Натаха.

Костя стоит с открытым ртом.

— Ну, ты даешь, дорогая! Я опять в шоке!

— Отомри! Давай, звони своим бывшим коллегам. Скажешь им, что твоя девушка только что обезвредила особо опасного преступника! Пусть мне орден выпишут.

— Я тебе сам и орден, и медаль выпишу! Может, еще работать в органы пойдешь?

— А ты отпустишь? — улыбается Натаха.

— Нет, пожалуй. Я тебя лучше к себе в личную охрану возьму.

Напряжение немного отпускает. А я чувствую безумную усталость, которая наваливается на плечи. Егор подхватывает меня под руку и ведет к лифту. Рядом бежит Антон. Я беру его за руку, потом прижимаю к себе. Лицо у него испуганное.

— Ты как? — спрашиваю его.

— Нормально. Я даже испугаться не успел. А что это за ненормальная? Это настоящий пистолет? — засыпает вопросами Антон.

— Пойдем домой. Там поговорим, — говорит Егор, — Мама устала.

Антон вздыхает, но не спорит.

— Испугалась? — спрашивает Егор, обнимая меня за плечи.

— Да, — честно говорю я, — особенно за тебя.

— А я за тебя, — серьезно отвечает он.

— Зато теперь ее точно посадят.

— Несомненно.

Мы поднимаемся в квартиру, Антон бежит в ванную, а я вдруг отчаянно хочу прижаться к Егору, чтобы почувствовать его тепло, его силу, чтобы понять, что с ним все в порядке. Наверное, он понимает все по взгляду, а может наши желания совпадают, потому что наше движение навстречу обоюдное. Мы стоим, обнявшись посреди прихожей, молчим, но слова нам сейчас не нужны. Мы просто дышим друг другом, набираемся общей силой. У меня перед глазами встает наша первая встреча, наш первый поцелуй, ночь у камина. Я помню свои метания, сомнения.

Почему так бывает? Мы прислушиваемся к разуму, к советам друзей, но боимся прислушаться к своему сердцу, а ведь оно с самого начала чувствовало родную душу. Хотя, возможно, так и должно было случиться. Счастье не достается легко, ведь тогда оно не будет так ценно. И все испытания даются нам для того, чтобы мы могли еще сильнее любить и ценить друг друга.

Время странный лекарь. Оно летит, унося с собой одни тревоги и принося новые. Первые дни после возвращения Вероники из больницы я был похож на оголенный нерв, особенно после выходки Ларисы. Несмотря на то, что ее арестовали, и опасность миновала, беспокойство никак не отпускало. Мне постоянно казалось, что-то должно случиться, я своим беспокойством и гиперопекой, кажется, достал всех, но ничего не мог с собой поделать. Постоянно был на каком-то подрыве, ожидая от судьбы новой подлости. Хорошо, что Вероника относилась к этому с пониманием. Только смеялась, если я снова начинал доставать ее контролем и заботой. Правда, ночами не было смешно никому из-за того, что меня начали мучить кошмары. Почему это началось именно сейчас, я не знаю, возможно, потому что в больнице я вообще крепко не спал, постоянно готовый вскочить, если Нике станет хуже или понадобится моя помощь. Дома тоже далеко не сразу отпустил этот режим, но когда я начал спать, меня стали посещать страшные видения. В них перемешалась болезнь Алены и авария с Вероникой. Я часто просыпался в холодном поту от снов, в которых я вновь и вновь терял любимую женщину. Иногда это больше напоминало воспоминания о последних самых тяжелых днях Алены, иногда об аварии, но заканчивалось все одинаково. Я держал в руках бесчувственное тело любимой женщины и чувствовал, что моя жизнь окончена тоже. Я просыпался в холодном поту, иногда меня будила Вероника, и потом еще долго не мог уснуть, сжимая в руках Нику и убеждая себя, что она рядом, и с ней все в порядке.

Сейчас такие ночи случались все реже. Это радовало и меня и Веронику, которая очень переживала из-за таких моих загонов. Часто после кошмаров я не мог уснуть и она тоже не спала. Мы разговаривали. Много о чем. В основном на темы, которые раньше боялись трогать. Такие минуты обнаженности душ способствовали особенной откровенности. Мы говорили о наших чувствах, страхах, тревогах, успокаивая и поддерживая друг друга. Мы становились сильнее вместе, но намного уязвимее по отдельности. Я каждый день благодарил Бога, что он дал мне еще один шанс стать счастливым, что оставил эту чудесную женщину рядом со мной.