"А вот и целлюлит", – бросила она взгляд на бедра.

Грудь, с ее точки зрения, тоже не выдерживала никакой критики и была слишком мала, чтобы вообще называться грудью.

– Просто неописуемая красота, – проворчало отражение и безжалостно вонзило массажку в рыжеватые пряди.

Закончив прихорашиваться, она побрела на кухню. Взору предстал стол с прорезанной клеенкой и распахнутая дверца холодильника «Бирюса» позапрошлого поколения.

Иногда Амалия задумывалась, как сложилась бы жизнь, не развались ее первый брак – лучше или хуже? С первым мужем они разошлись во мнениях относительно взглядов на свободу и алкоголь. Сначала супруг просто задерживался на работе, потом начал возвращаться после полуночи навеселе, а после и вовсе заявил, что не видит перспективы в рамках семейного института, так как это противоречит принципам свободы личности. Амалии не оставалось ничего, кроме как подать на развод, что она и сделала, скрепив кровоточащее сердце стальными обручами. Пусть будет счастлив.

– Твой Бондырев – обычный козел. Было бы из-за кого убиваться, – успокаивала тогда подруга детства, Машка. – Не для него, видите ли, семейная жизнь-рутина, свободу ему подавай! А о чем он думал, когда женился на тебе, интересно?

Амалия слушала ее, свернувшись в углу дивана, и терла платочком распухшие глаза.

– И не вздумай снова реветь! Не реви, я тебе говорю! И пошел он, урод, на хрен! Нет, ну что ты рыдаешь, неужели не понимаешь, как тебе повезло, что он свалил?

В последствии Амалия не раз имела возможность убедиться в правоте мудрой подруги. Ничего хорошего из этого брака все равно выйти не могло. Не иначе, как бог отвел. Как сложилась судьба бывшего супруга неизвестно, а выяснять желания не возникало.

Этот период жизни вспоминался с благодарностью. Кому еще повезет избавиться от алкоголика, да еще чтоб сам ушел? Да чтоб обратно просился всего год? А как повезло с имуществом, которое не пришлось делить, просто потому что его не было.

В общем, каждый остался при своем: он – при своих убеждениях и столь ценимой свободе, а Амалия при родительской комнате в коммуналке и с бесценным опытом семейной жизни.

Воспоминания прервал телефонный звонок.

Глава 2

Амалия не любила неожиданные звонки и визиты. Приятных сюрпризов в ее жизни теперь было мало.

– Как дела, подруга? – прокричала на там конце провода вечно жизнерадостная Машка.

– Да ничего, помаленьку, – улыбнулась Амалия.

– Ну, ты как там, справляешься?

– А чего мне будет-то?

– Ну, я так спрашиваю, думаю, может мы с тобой в кафе какое-нибудь сходим?

– Мне сейчас не до кафе. Я вчера перечаевничала и теперь у меня морда в зеркало не влазит. Но если надо разогнать очередь в бистро – я к твоим услугам.

– Совсем не влазит? – развеселилась подруга.

– Даже по диагонали.

– Подумаешь, я твою морду всякой видала, меня уже ничем не напугать. Собираюсь в гости к тебе нагрянуть.

К этому Амалия не была готова. Остатки былой гордости изредка еще напоминали о себе и предстать перед, пусть даже лучшей подругой, в таком состоянии она себе позволить не могла. И дело было даже не в нетоварном виде, а в упадническом настроении и негативном мироощущении, в котором она прибывала в последнее время.

– А Афанасий-то уехал? – спросила Машка.

– Уехал, – вздохнула Амалия. – Отпуск есть отпуск, его, понимаешь ли, нужно как-то проводить.

– Ты его на поезд посадила? А то вдруг еще вернется и со мной столкнется. Ты же знаешь, как он меня «любит».

– Нет, на поезд я его не сажала. Он еще до вокзала, наверное, не доехал, а я уже соскучилась.

– Понятненько, – сказала Машка. – Будем надеяться, что и не вернется… А из денег он тебе, извини, чего-нибудь оставил?

– Оставил. Только можно я не буду говорить сколько? – попросила Амалия.

– Можешь и не говорить, – помрачнела подруга. – Ладно, я сейчас приеду.

Через полчаса Машка ворвалась в дом и окинула обстановку хищным взглядом. Глаза метали молнии, ноздри раздувались, а поза, в которой она застыла на пороге, символизировала непоколебимую решимость действовать и ринуться в бой за честь любимой подруги.

– Ну-с, – многозначительно изрекла она. – Вот, на, разбери, – и протянула увесистый пакет.

– Что это?

– Что-что… продукты. Если ты будешь питаться только на деньги, что тебе оставляет Афанасий, до его приезда не доживешь. Давай пожрем?

– Ты кушай, а мне не жрется что-то. Я худею.

– Знаю я твои худения, – буркнула «кормилица». – Ты худей себе дальше, худей. Гайку в карман еще класть не приходится, чтоб ветром не унесло? – плюнула сарказмом Машка. – Ты уверена, что тебе язва так необходима?

– Ну, серьезно, Афанасий говорит, что я поправилась. Смотри, какой целлюлит на животе и заде. Старческое, думаю.

– Нет, похоже за тебя взялись слабоумие и дистрофия одновременно. Это у кого и в каком месте целлюлит, интересно?

– Неужели не видишь, посмотри сколько лишнего. Афанасий говорит, что мне похудеть надо.

– «Афанасий говорит. Афанасий говорит», – передразнила Машка. – Тебе не худеть, а умнеть срочно надо, – вынесла она вердикт. – Ты на оглоблю похожа. Твой разлюбимый Афанасьюшка, наверное, решил от тебя избавиться. Между прочим, для этого есть более гуманные способы, чем морить человека голодом. Значит так, достаем из пакета все, что там есть и уничтожаем.

– Есть совсем не хочется.

– Ладно, я даже не спрашиваю, когда ты ела в последний раз, и на какой неделе это было, но меня-то ты чаем напоить в состоянии? А я сейчас буду себе колбаску отрезать, буженинку, – приговаривала Машка, сама вынимая продукты. – Вот стану вкусно чавкать и глаза закатывать от удовольствия, тогда и тебе захочется.

– Кушай на здоровье, – одобрила Амалия, – а если чаю хочешь – кнопку сама держи.

Старенький автоматический чайник давно просился на помойку – крышку отломали еще прошлые жильцы, а кнопка включения давно перестала функционировать и ее приходилось держать в нажатом состоянии. В противном случае, чайник не желал включаться и воду, соответственно, не грел.

– Как, ты его еще не выбросила? – уползли под челку Машкины брови.

– Так, другого-то все равно нет, а на плитке греть воду гораздо дольше.

– Слушай, – душевно сказала подруга, – а давай прямо сейчас пойдем и купим тебе, наконец, новый, а? Можешь ты от своей единственной подруги презент принять? Мне уже надоело эту кнопку держать!

– Надоело – не держи, но тогда он работать не будет, ты же знаешь.

– Пошли, купим, – ныла Машка.

– Да неужели ты не понимаешь? Вернется Афанасий, увидит чайник, что я ему скажу? Машка, в качестве гуманитарной помощи, притаранила? Да он меня со свету сживет! Станет опять ругать, что я должна была сама на него заработать, что я его позорю, что ему теперь перед тобой и Славкой стыдно будет. Нет уж, чайник, какой есть, такой есть. Будет работа, зарплата – куплю.

– Почему Афанасий сам не купит новый, они же совсем недорогие, да и зарплата у него приличная? Стиральная машинка, кстати, тоже штука полезная. Сколько можно вручную пододеяльники в ванной теребить? Какой век-то на дворе!

– Сейчас не до этого. Он снова новую машину хочет и откладывает на нее, а чайник и стиралка – дополнительные траты. Он же нас кормит, – принялась загибать пальцы Амалия, – за квартиру с хозяйкой рассчитывается…

– За квартиру вы напополам платите, – напомнила Машка.

– Коммунальные, – продолжала Амалия, – на пропитание тоже расход… а я не работаю.

– Хватит меня смешить! Какой расход и какое пропитание? Да ты последние два года только и делаешь, что «худеешь». С его зарплатой можно пятерых, как ты, до ожирения довести, а не подсчитывать, сколько кто съел в этом месяце. Про коммунальные ты мне тоже не говори ничего, пожалуйста. Вы что, в Петродворце живете? За что платить в этой однокомнатной деревяшке на отшибе? И вообще, когда он тебе последний раз одежду покупал, хоть какую-нибудь?