Всё находилось в беспрестанном движении.

Варг с жадностью рассматривал открывшийся ему великолепный вид, вглядываясь в каждую мелочь, разом забыв обо всём на свете. Лишь несколько капель сожалений кружили в восторженной, яркой буре эмоций — Варг знал, что предугадывать появление изменчивости было подвластно только высшим расам. Он всегда был обязан чудесными моментами кому-то другому: сперва Ринару, а теперь и Сэлларену, но это ни на йоту не умаляло их волшебства.

Вампир улыбнулся, наблюдая за Варгом, заворожённым диким явлением. Сам же Сэл прожил слишком долго, чтобы зрелище вроде изменчивости увлекло его настолько… но, несмотря на это, он тоже любил их прогулки. В такие моменты истинное наслаждение доставляло Сэлларену счастливое, восторженное лицо друга, в глазах которого сверкали огни.

На это можно было любоваться и всю ночь напролёт.

Ирнест поморщился, тщетно пытаясь поправить галстук. Тёмно-синяя удавка никак не желала завязываться ровно, постоянно норовя скосить куда-то влево. Он уже в который раз клятвенно обещал себе найти время и, приперев соседа по комнате к стенке, выяснить секрет сего дьявольского таинства. Ирнест тяжело вздохнул и, промучившись ещё минуты две, наконец, просто прикрепил злополучный кусок ткани серебристо-стальным зажимом прямо к рубашке. Пусть теперь хоть кто-то из преподавателей посмеет упрекнуть его в том, что он не пытался!

Подхватив с кровати сумку, Ирнест привычно скользнул взглядом по небольшому стандартному помещению, рассчитанному на два человека, — свет выключил, ничего не забыл, — и вышел в коридор, захлопнув за собой дверь. На стене мигнул красным переключатель, переводя механизм в положение «закрыто» — можно было выдвигаться на занятия со спокойной душой.

— Новый семестр, а ты уже опаздываешь, Ист? — ухмыльнулся невысокий, коренастый парень, перехватив его у выхода из общежития.

От неизвестного резко пахло чем-то душным и приторным; Ирнест фыркнул, поспешив избавиться от порции воздуха, наполненного парами одеколона. Странно, здесь он ожидал встретить своего одноклассника — Элиота, с которым они ходили на пары весь последний семестр, но у крыльца никого больше видно не было, только парочка первокурсников о чём-то оживлённо спорила. Ирнест ощутил нечто вроде разочарования. Видимо, домашний мальчик решил не возобновлять неудобную традицию и в этом году… а он уже начал было думать, что у него появился хотя бы один друг.

— Я ещё ни разу не опоздал, — хмуро отозвался Ирнест, заметив, что парень всё ещё ждал какого-то ответа; казалось, они были знакомы, но память не спешила подсказывать его имя. — А ты?..

Тот громогласно хохотнул и хлопнул Ирнеста по плечу.

— Что, не узнал? И как с такой дырявой памятью ты столько лет уже тут проучился? — притворно посетовал парень. — Слушай, я тебе дам подсказку! Давай я…

— Не надо, — мотнул головой Ирнест, пытаясь отодвинуться от источника ужасающего запаха как можно дальше. — Всё равно не запомню.

Он успел отойти на порядочное расстояние, когда прилипчивый парень вновь догнал его.

— Эй! Ну это же я — Элли! — возвестил он, едва поспевая за широким шагом Ирнеста. — Мы ж в одной группе уже год как, между прочим.

Ирнест скосил на него глаза и вновь потянул носом воздух: действительно, за внушительным шлейфом новомодного аромата угадывалось что-то знакомое. Кажется, парень не врал. Да и голос его отчего-то казался слишком привычным.

— Элли… — Ирнест нахмурился и вдруг резко затормозил, с сомнением переспросив: — Элиот?

Тот выпучил глаза на товарища и тут же согнулся в приступе истерического хохота.

— Так ты… это. Серьёзно… что ли? — задыхаясь, выдавил из себя Элиот. — Вот дурак! Я думал, ты меня разыгрываешь, а ты реально меня не узнал?!

Ирнест виновато оглядел того, кого не так давно стал считать другом, пытаясь хотя бы на этот раз запомнить его лицо. Тёмно-каштановые кудряшки, зелёные глаза, вздёрнутый нос — детали вспыхивали и тут же гасли в забвении. Невозможно… как и всегда.

— Перестань экспериментировать с запахами, — недовольно бросил Ирнест, злясь скорее на себя, чем друга, подверженного изменчивым веяниям моды. — Иначе я…

Он вдруг оборвал себя на полуслове. Нет, нельзя было о таком говорить — это лишь даст ещё один повод… Ирнест не хотел в очередной раз отпугнуть от себя единственного человека, что вообще по собственной воле разговаривал с «безродным». Элиот удивлённо поднял голову, чуть нахмурившись, и, отогнув ворот форменного пиджака, задумчиво обнюхал себя.

— А что, всё так плохо? — неуверенно спросил он и пробормотал вполголоса, грозя кому-то невидимому кулаком: — Вот же! Ну я припомню это тебе, братец…

Против воли Ирнест улыбнулся: настолько комичным сейчас выглядел его одноклассник. Казалось, парень даже не был обижен. Могло ли такое быть? Мари ведь тоже никогда на него не держала обиды.

— Прости, — выдохнул Ирнест, трогаясь с места — до занятий оставалось совсем немного времени, поэтому стоило поспешить — и вновь настороженно принюхался: новый запах переставал казаться таким ужасным. — Он… ничего, хороший. Только…

— Ась? — тут же подскочил к нему Элиот, силясь услышать тихий голос.

— Только не лей так много, — неловко улыбнувшись, закончил Ирнест. — Мёртвую зону образуешь.

Главный учебный корпус возвышался над всеми остальными постройками Академии так, что был виден из любой точки комплекса; он мог кому-то казаться величественным, но на Ирнеста красные кирпичные стены с узкими окнами производили впечатление не то заводского склада, не то военного госпиталя. Он жил в этом месте уже почти четыре года — с тех самых пор, когда родной приют добродушно помахал ему ручкой и выпнул совершеннолетнего воспитанника во взрослую жизнь. Если бы не государственная программа для «одарённых сирот», Ирнесту пришлось бы гнуть спину в качестве чернорабочего. Таким, как он, по обыкновению, не доставалась даже мало-мальски приличная работа.

Студенты, все как один, в идеально выглаженных и аккуратных форменных костюмах, стояли, сбившись в небольшие, но шумные группы, ожидая дозволения пройти в аудитории: перед первой парой проводилась обязательная проверка учащихся. За неподобающий внешний вид можно было запросто схлопотать наказание — символическое, но унизительное, и Ирнест являлся довольно частым гостем на подобных мероприятиях. В большинстве своём, всё из-за того же галстука или вечно взъерошенных, торчащих волос, которые не поддавались никаким ухищрениям. Чем именно мятый клочок ткани или пара смоляных вихров наносили оскорбление окружающим, Ирнест за четыре года так и не разобрался, но прекрасно уяснил, что такие мелочи вполне могли заставить идеальные аристократичные лица кривиться в брезгливом ужасе.

— Фритвульф, — окликнули его — будто хлестнули — у самой аудитории.

Ирнест застыл, так и не переступив порог — ежедневная операция «Проскользнуть в класс незамеченным» снова провалилась, как, впрочем, и в восьмидесяти процентах случаев. Ему даже не нужно было оборачиваться, чтобы узнать человека, что внезапно появился за его спиной. Староста.

— Повернись.

Кто-то захихикал, шепнув своему соседу: «Вот же зрелище». Фоновый гул сам собой раскладывался на отчётливый шелест и скрип ткани, стук набоек и навязчивый шорох кожи о кожу. Ирнест тяжело вздохнул, подчиняясь старосте потока. Тот, прищурившись, цепко просканировал взглядом извечную беду их группы. Аннок Морвист не мог понять, как такой блестящий студент мог доставлять столько проблем в банальнейших вещах вроде внешнего вида или командных заданий, но все его увещевания будто бы разбивались о неприступную стену: Фритвульф неизменно кивал на замечания, покорно принимал назначенные наказания, но не менялось от этого, ровным счётом, ничего.