У страха в моём горле металлический привкус. Я перезаряжаю оружие и бросаюсь навстречу тому, кто первым спешит ко мне. Где все остальные? Где Том? Неважно, всё это сейчас не имеет значения. Нужно думать только о себе, иначе я труп. Огонь от выстрела опаляет воздух над моей головой, врезается в ближайшее дерево и с треском ломает его пополам, оставляя дым на месте разлома. Я говорю себе подождать. Нужно подождать.

Я вылетаю из укрытия, стреляя в меху, пока он не падает замертво. Ещё один появляется за ним, и я стреляю вновь. Безрезультатно. У него есть свой собственный щит. Никто не даёт мехам свои щиты. С чего бы? Их же считают мусором. Но этот другой. Опасный. Это всё неправильно. У скольких из них есть щиты?

Это ловушка.

Осознание обрушивается на меня. Я замечаю признаки, указывающие на человека, которым он был раньше, до того, как в него вживили все эти импланты. «Он был так молод», — думаю я с некой рассеянностью и отстранённостью. Видимо, мой разум уже смирился с тем, что я здесь бессильна помочь.

Меч возникает ниоткуда. Он дырявит грудь мехи насквозь, вырезая внутренние органы и электронные схемы, жестоко и действенно. Меха падает грудой плоти и металла, а за ним стоит Джондар. Не колеблясь, он хватает меня за руку.

— Скорей, нам надо собраться.

У меня нет времени спорить или задавать вопросы, и я просто ковыляю за ним. Том выкрикивает что-то, когда замечает нас, и меня тут же окружают. Безопасность. Я замечаю, как Джондар вновь бросается в атаку, вооружившись этими нелепыми мечами, которые мне показались игрушкой в бою против защищённых мех.

Но у щитов всё-таки есть слабость. Они не выдерживают удара антейской стали. Я делаю глубокий вдох, чтобы успокоиться, и отыскиваю глазами бластеры и плазморужья. Современное оружие, не какое-то там старьё.

Сколько мечей мы можем получить? Надо попросить Тома заняться этим при первой же возможности.

Сражение, если это можно так назвать, вскоре подходит к концу. Я смотрю со стороны на поле боя, когда мы закругляемся. Отброшенные назад, гравианцы сражаются активно, но всё же не так мощно, как антейцы, горящие желанием помочь своим людям.

Я нахожу Джондара, который сел на землю и вытянул ноги перед собой, переводя дыхание или задумавшись о чём-то.

— Спасибо, — говорю я. Он поднимает на меня взгляд, полный удивления. — Ты спас меня.

— Я… Ну разумеется. Это мой долг, принцесса.

Долг, конечно. Как я могла подумать иначе? Вздыхаю.

— Потому что он попросил тебя об этом. Тебе не нужно ничего мне доказывать, Джондар.

Его лицо омрачается, он застывает.

— Потому что он любит тебя.

А не его. О предки, я не это имела в виду. Я вижу мучение, исказившее его лицо. И говорю, хотя не должна бы:

— А ты любишь его.

Мир словно бы перестал вращаться. Джондар поднимается на ноги.

— Я спас тебя, потому что ты была в опасности, Бел. Потому что ты нужна нам.

И на этих словах он уходит прочь. Я сомневаюсь, стоит ли мне пойти за ним. Мне нужно научиться держать свой тупой рот на замке. Я просто идиотка.

Пленных освобождают, но я подозреваю, что они этого почти не замечают. Психологическая травма видна на всех их лицах. Их ужас и шок находятся за пределами нашего понимания. Где их держали и куда везли? Если они оказались непригодны для работы, то почему их просто не зарезали? Даже думать об этом не хочу. Я прохожу вдоль каравана, пока мои солдаты разбирают полезное снаряжение и провиант, а я пытаюсь помочь тем, кто уцелел.

И затем один голос привлекает моё внимание среди прочих.

— Принцесса? Принцесса Беленгария? Пожалуйста!

Мои ноги приросли к земле, я не могу пошевелиться, не могу поверить в то, что слышу.

Элара? Этого не может быть. Элара мертва. Она должна была умереть, потому что иначе…

— Принцесса, пожалуйста!

Я резко бросаюсь на звук этого голоса, обходя кибитку, срывая ткань и рассматривая пустые лица. Мои ноги подкашиваются, я хватаюсь за прутья решётки, чтобы удержаться на ногах.

— Элара? Где ты? Элара!

Это она. Это должна быть она. Я знаю её голос. Я не могу поверить, что мы просто сдались, поверив, что она мертва. Всё это время мы думали, что…

Я нахожу её в одной из клеток, избитой, изувеченной, её лицо почти невозможно узнать. Солдаты помогают открыть дверь, и Элара карабкается ко мне. Я крепко сжимаю её в объятиях, и Элара рыдает от облегчения. Без слёз, отчаянно вздрагивая, словно всхлипы рвут её изнутри.

— Я ничего им не сказала, ваше высочество. Я ничего им не сказала. У них была эта штука, эта кошмарная штука. Но я ничего им не сказала.

Это чудо. Мы потеряли её, но вот она здесь, вернулась, как посланница с того света от призраков всех тех, кого мы потеряли. Одна жизнь спасена. Один человек вернулся к нам. Я прижимаю её к себе, слёзы ручьём текут по моим щекам.

— Мне жаль, — всё, что я могу ей сказать. — Мне жаль.

Джондар прибегает с дальнего конца каравана, где он наблюдал за разгрузкой скудных медицинских запасов. Он резко останавливается — лицо белое, как мрамор, руки вздрагивают, словно он пытается что-то схватить, но не может дотянуться.

— Элара? — шепчет он.

Она вскрикивает и отскакивает от него, прячась за моей спиной и рыдая.

— Всё в порядке, — говорю я ей. — Это всего лишь Джондар. Ты в безопасности, Элара. Ты с нами.

Но Элара только бормочет что-то, и не успокаивается, пока Том не уводит Джондара прочь.

— Мы пойдём домой, — спокойно говорю ей, но она просто сидит на месте в своих лохмотьях и дрожит. — Всё будет хорошо, Элара, вот увидишь.

Но Элара не хочет или не может ответить.

Возвратившись в лагерь, Джондар не отходит от палатки Кона. Ему предлагают пойти отдохнуть или просто присесть. Но нет, он упрямо стоит на месте, скрестив руки, и закипает от гнева. А Элара этого не видит.

— Как долго она у них пробыла?

Я сижу на сундуке, уперев локти в колени и опустив голову на ладони.

— Долго. Слишком долго.

Кон мечется из стороны в сторону.

— Что она сказала?

— Только то, что она ничего им не сообщила. То есть они допрашивали её. Обстоятельно. И даже хуже. Она красивая девушка. Вы можете догадаться, что с ней могли сделать.

Все краски сошли с лица Кона.

— Но она же… — Джондар запинается и прочищает горло. — Она же поправится?

— Кто знает? Я оставила её с доктором Хели. Здесь много факторов. Она не одна такая, Джондар.

Ей невыносимо чужое присутствие. Кажется, она чувствует себя по-настоящему в безопасности только рядом со мной.

— Я в курсе, ваше высочество, — выплёвывает он.

— Джондар, — одёргивает его Кон, его терпение уже не такое железное. — Мы все это понимаем. Это не новость. То, что это коснулось Элары, конечно, ужасно… Если они хотели добиться от неё информации, я поражён, что у них ничего не вышло. Это много говорит о ней. Но есть много других. Теперь мы знаем, на какую жестокость способны гравианцы. Как они наслаждаются этим. Мы для них просто вещи. Рабы и домашний скот. Нам нужно чётко осознавать, кто наши враги. Что они могут сделать с нами и с нашей землёй. И почему нам нужно их остановить.

— Чего бы это ни стоило, — добавляю я. — Вы должны быть готовы к жертвам. Нам повезло сегодня. И ещё больше повезло, если она и вправду не выдала им ничего важного. Так будет не всегда.

— Мы готовы.

— Нет. Пока нет. Но будете. Когда те, кого мы спасли сегодня, заговорят о том, что с ними было. Когда люди увидят Элару. Когда завтра мы спасём ещё больше человек.

С каждой нашей вылазкой гравианцы становятся всё более подготовленными. Со «Стрекозами», которых усовершенствовал Кон, мы можем вылетать дальше, но легче не становится. Гравианцы то меняют маршрут в последнюю минуту, то лучше вооружаются и отправляются такой толпой, что нам с ними никак не справиться. Молва о последней нашей вылазке быстро распространилась, и теперь все это обсуждали. Том не прекращает восторгаться Джондаром. В последнее время я замечаю, что они постоянно вместе. Джондар помогает тренировать новобранцев и сияет решимостью. Мечи приобретают популярность наряду с плазморужьями и наборами кинжалов. Особенно теперь, когда мы знаем, что сталь способна пробивать гравианские щиты. И я не знаю никого, кто владел бы мечом лучше Джондара. Разве что Шай. Потому что я всё ещё твёрдо верю, что нет… не было… ничего, чего Шай не умел бы.