— Он переговаривается.

Каким-то образом я вспоминаю, как дышать. Значит, они живы, и Кон сейчас с ними, под землей, где он делится своими планами со всеми маэстре. Я только надеюсь, что они помогают ему, а не просто восторгаются его сообразительностью. Их коллективный разум наверняка счастлив узнать обо всех его новых изобретениях, свежих идеях и чудесах, которые он им представляет. Они это всё обожают.

Но могут ли они помочь?

Каково им, пока их мир рвут на части, оставляя руины? Ренна говорила, что они чувствуют всё происходящее на Антеесе, всё видят и знают. Что они думают о последних событиях?

— О предки, — выдыхаю я, когда в голову приходит ещё одна мысль.

— Ваше высочество? — Джондар аккуратно меня придерживает, выискивая признаки плохого самочувствия.

— Я должна его увидеть.

— Но он… Сейчас никак нельзя.

— Ох, забудь, — я вырываюсь и спешу к куполу. Джондар нервно следует по пятам, даже когда я прохожу дыру, где раньше находился кристалл, вниз к небольшому оврагу и вверх к тайному входу. Не такому уж тайному, раз он тоже об этом знает. Мне даже в голову не приходит, что Рондет может меня не пустить. Я оказываюсь внутри до того, как Джондар успевает меня остановить или потребовать объяснений. Он останавливается на входе, терзаемый внутренней борьбой.

— Бел, пожалуйста. Это запрещено.

Бел? С каких это пор он зовёт меня Бел? Даже полное имя было странно слышать от него. Я поднимаю бровь.

— Ну тогда не иди.

— При всём моём уважении, принцесса…

Вот оно, это слово. Да, я принцесса. Уже не антейская, но всё ещё вейрианская. Им не следует забывать об этом.

— Нет, — отвечаю я голосом, не терпящим возражений. У меня есть все права, чтобы быть здесь. Я заслужила быть рядом с Коном. Они же приняли меня, ведь так? Разговаривали со мной. Смотрели мои воспоминания. Джондар, наверное, не знает об этом. Однако должен бы догадаться. Брак бы не допустили без их одобрения. Но с другой стороны… сам брак так и не был заключён. Гравианцы об этом позаботились. — Жди здесь.

Он пытается пойти за мной, но, похоже, не может пересилить себя и пересечь черту. Он бы хотел сказать, что его место рядом с Коном, что он бы пошёл на всё, чтобы попасть туда, но не может.

И я помню его слова об Эларе. Как она возненавидела его за то, что он отказался жениться на ней, потому что не любил её. Ну конечно, он не любил её. Он не может любить двоих одновременно. Не в том самом смысле.

В моей голове будто бы после тьмы, расплывчатых мыслей и заблуждений наступает ослепительная ясность.

Он любит Кона. Он всегда любил Кона. Так же, как я любила Шая. Я стараюсь взять себя в руки, чтобы не дать очередной волне мучительной боли пройти через меня при этой мысли. Джондар любит Кона, а Кон всё ещё жив. Кон всё ещё здесь, как часть его жизни, каждый день, и Джондар разрывается между долгом и любовью буквально каждый день.

— Ты…

Я не договариваю. Я не знаю, что сказать. У нас на Вейриане союз двух людей воспринимают как партнёрство и относятся к этому достаточно свободно. Люди живут вместе, сражаются вместе, любят друг друга. Частые сражения и потери привели к тому, что любовь ценится во всех её формах. Устаревшей морали нет места в моём мире, и я благодарна за это. Но здесь, на Антеесе, где придворная культура — это всё, где традиции диктуют, что надевать и на ком жениться, где превыше всего твоё положение в иерархии… Даже не знаю. Я просто не знаю, что сказать сейчас. Не знаю, как отреагируют другие, если узнают. Как отреагирует он сам, если я произнесу вслух его главную тайну?

Я долго всматриваюсь в него с осознанием и пониманием.

Когда он привёз меня сюда, думал ли он, что я займу его место? И теперь… теперь, когда всё разрушено и я даже не знаю, есть ли здесь место для меня… что он думает?

Джондар краснеет и склоняет голову. Он больше не носит роскошные наряды, никто здесь не носит, но рубашка и камзол говорят, что он всё же прикладывает усилия. Он всё ещё не забывает о своём положении и правилах поведения, потому что это часть его самого, то, что он впитал с молоком матери.

— Как скажете, ваше высочество. Я подожду здесь, — он выходит и закрывает за собой дверь. Убегая от меня. От моих догадок.

Я тяжело сглатываю. На это нет времени. Что с этим делать Кону? Должна ли я ему рассказать? Вправе ли я это сделать?

И откровенно говоря, важно ли это сейчас?

Всё равно не мне решать.

Я распрямляю плечи и иду дальше. В одиночку это сложнее, чем я думала: мои ноги болят, да и всё тело всё ещё не в форме, несмотря на утренние тренировки. Этого мало. Надо будет стараться лучше, но сейчас не об этом. Проблемы нужно решать по мере поступления.

— Кон?

Мне отвечает собственное эхо.

Кон спит. Ну, или выглядит спящим. Его лицо спокойно и неподвижно. Он кажется младше, чем был, с тех пор как я прилетела, и я завидую тому, как умиротворённо он выглядит. Он сидит на полу, скрестив ноги перед собой и запрокинув голову, прислонившись к хрустальной поверхности ложа Аэрона. Он одет так же просто, как и я. Я ощущаю прилив нежности. Без всей этой вычурности, сопутствующей статусу антейма, передо мной вновь предстал тот инженер, каким я его встретила.

— Кон? — шепчу я, присаживаясь на корточки рядом с ним. Мне безумно хочется прикоснуться к нему, лечь рядом и прижаться всем телом, почувствовать его тепло. Открыться и впустить его — в душу, в мысли, в тело.

Но моё сердце — камень, тело — сломано, а разум — отравлен скорбью. Если я прикоснусь к нему, я причиню ему боль.

— Кон, — снова зову я, немного громче.

— Он далеко отсюда, юная королева, — сообщает мне голос Ренны. — Желаешь присоединиться к нему?

— Мне нужно поговорить с ним, а не медитировать и развлекать вас.

Ренна смеётся.

— Он измождён. Мы даём ему отдых и обновление. Ему это нужно, — в её голосе слышатся нотки упрёка.

Я меняю свой тон. Ренна — самая добрая из них. Не хочу её разозлить. Но это всё не игра, это очень важно.

— Я понимаю, но… О предки, Ренна, вы ведь можете помочь нам, да? Пожалуйста!

— Мы не должны вмешиваться в ваши разногласия, — вступает в разговор Аэрон.

— Но ведь это и вас тоже касается! Вы здесь живёте. Это вашу землю они собираются разорить. Я не прошу ничего для нас сделать. Просто помогите нам увидеть то, чего не видим мы, помогите узнать их планы и передвижения. Вы делаете это ради забавы. Сделайте же это для благого дела.

Кон смеётся. Я слышу его в своей голове, словно он один из Рондета. Его смех такой поразительный, тёплый и глубокий, насыщенный. Такой чувственный.

— Я же говорил вам, что она стратег?

Это голос Кона — слабый, уставший и очень далёкий. Но он звучит прямо в моей голове, как голоса Ренны и Аэрона.

Я не могу позволить им узнать, что у меня на уме. Там слишком много мыслей, которые могут его ранить, которые причинят боль нам обоим и всем остальным.

Я вырываю яму на задворках своего сознания и закапываю там все мысли о Шае и Джондаре, надёжно их запечатывая. У меня есть свои собственные секреты, которыми я не могу поделиться. Ни сейчас, ни когда-либо потом. И говоря о Джондаре… В первую очередь, надо помнить, что это не моя тайна. Я прячу это всё, пока Кон не подобрался слишком близко, и надеюсь, что поступаю правильно.

— А что, как ты думаешь, делает Кон? — спрашивает Ренна. — Собирает информацию. Присоединяйся. Две пары глаз увидят больше.

— Ладно… — начинаю я и не успеваю сказать что-либо ещё, как проваливаюсь куда-то. Моё тело падает на землю рядом с Коном, но не я сама.

Сама я лечу.

Я парю высоко над горами, скрывающими в своих проходах Рондет. Кроны деревьев закрывают всё: купол, палатки лагеря, взлётную площадку. Идеальное месторасположение. С высоты птичьего полёта ничего не видно.