Шай погибнет, чтобы мы с Коном смогли сбежать. Шай пожертвует собой ради меня и моего будущего мужа. Потому что это его работа. Потому что он здесь для этого, с самого начала. Он никогда не был моим. Он никогда не любил меня просто за то, что я это я. И всё же… любил. Он любил меня всё это время — вот что он пытался сказать, а теперь уже слишком поздно. Я единственная причина, по которой он здесь. Я смахиваю предательские слёзы и надеваю гогглы, чтобы скрыть глаза, завязывая волосы в пучок на затылке.

Я иду к Кону. У меня не получается говорить мягко, в моём голосе горечь и резкость:

— Ты готов? Покажи мне пульт управления и забирайся внутрь, — отпрянув, Кон тяжело сглатывает и затем кивает. Вынужденно. Шокированно, может быть. Это всё неважно. Я должна вывести его отсюда. Это моя задача. Шай открыл мне глаза на это, и я в долгу перед ним.

Всё происходит за считанные секунды. Инструкции Кона очень точные. Торопливые, но понятные. «Он мог бы стать хорошим учителем», — рассеянно думаю я, не забывая о приближающейся угрозе. За звуками выстрелов слышно, как умирают люди.

Это я тоже стараюсь не слушать. Потому что передо мной стоит важная задача.

Кон забирается в «Стрекозу» первым. Я сажусь перед ним, прислоняясь к его груди, и берусь за управление.

Вид просто фантастический. Панель управления интуитивно понятная, и машина быстро откликается. Есть только одна загвоздка.

— А где выход?

Кон кричит за моей спиной:

— Шай, нажми кнопку, чтобы открыть купол, она над…

Серия выстрелов разрезает воздух. Мы оба вздрагиваем, купол рушится, миллионы осколков летят на нас, осыпаясь по всей мастерской смертоносным дождём.

Шай опускает винтовку.

— Вперёд.

— Вот зачем надо был стрелять? — мрачно ворчу. — Идиот.

— Это просто стекляшка, — голос Кона дрожит.

Нет, не просто. Я-то знаю. Витражный купол был прекрасен, как отголосок всего того, что я видела в здании Рондета. Такой красивый. И, наверное, очень древний. Одно только мастерство исполнения сделало его бесценным. Даже я расстроена. Но если я поддамся эмоциям, то сломаюсь, прямо как это стекло.

— Я про пустую трату пуль, — Кон наверняка догадывается, что я вру. — Держись крепче.

Я поднимаю «Стрекозу» в воздух, не в силах посмотреть на Шая. Двигатель мягко гудит, вибрирует. Это не единственное сердцебиение, которое я чувствую. Лёгким нажатием я набираю высоту, и «Стрекоза» взмывает в небо.

Я оглядываюсь вниз, хотя мне не стоило этого делать. Под нами я вижу, как отступает Шай, как комнату заполняют фигуры в чёрном. Шай поднимает глаза, как раз когда мы начинаем отлетать от разбитого купола, и улыбается. Я уверена, что он улыбается. Не радостно, но удовлетворённо, не отрывая от меня своих голубых глаз. Не знаю, может ли он меня разглядеть, но это не так уж и важно. Он делает это ради меня. Он поднимает ладонь, прижимает к сердцу и сжимает в кулак.

Приветствие.

Прощание.

Весь верхний этаж взрывается. Ударная волна сотрясает «Стрекозу» ураганом жара и пламени, отбрасывая нас дальше в небо. А позади остаётся разверзшийся ад.

— Держись, — шепчет Кон. Его рука сжимает моё плечо в знак поддержки.

— Всё уже, — отвечаю я сдавленным голосом, и поднимаю рычаг, чтобы развернуться правее, — всё в порядке.

«Стрекоза» моментально отзывается, разворачиваясь в горячем воздухе, ловит воздушный поток и свободно скользит.

Она прекрасна. Самолёт, который Кон сделал специально для меня. Дивное творение. Здесь есть всё, о чём я только могла мечтать в летательном аппарате.

Слёзы текут по моим щекам. Я пытаюсь их сморгнуть, но они не прекращаются. Чёрт, сейчас не время для этого.

Но Шай… В груди ноющая боль, всхлипы рвутся наружу… Шай…

Кон обхватывает меня руками, не сковывая мои движения. Он зарывается лицом в мои волосы и вздыхает. Его дыхание горячее, судорожное, но оно действует на меня успокаивающе. Небольшое утешение.

— Мне жаль, Бел. Мне очень жаль.

Весь остаток пути мы проводим в молчании.

«Стрекоза» парит над Лимасиллом, охваченным огнём, над выжившими антейцами и одетыми в чёрное гравианцами, над горящими садами и террасами, залитыми кровью, над тем, что осталось от королевской библиотеки под мастерской Кона. Все эти книги… Все эти бесценные книги…

Падение Лимасилла. Я никогда не думала, что буду так оплакивать это место. Дирижабли в огне падают на землю. Всё рушится, остаются лишь развалины. Абсолютно всё.

И Шая больше нет.

Мы подлетаем к южному крылу, вход в которое всё ещё защищают от врагов. Мы оказались здесь даже быстрее, чем я думала. Мы пролетаем место, где ведутся яростные бои, и внезапно «Стрекоза» взбрыкивает, сбиваясь с курса. Боль пронзает моё бедро, но я ещё сильнее вцепляюсь в рычаг, возвращая управление.

— Что такое? — Кон прижимает меня к себе.

— Ничего, всё в порядке, — лгу я. Меня охватывает мучительная боль, но мне нужно скрыть это от него. Времени нет, надеяться не на что. Мы уже почти на месте. Я должна справиться. — Я приземлюсь там, у ворот. Ладно?

Как мне удаётся так мягко посадить «Стрекозу» у южного крыла дворца, я сама не знаю. Видимо, результат его разработок. Чёрные пятна пляшут перед моими глазами. Как только мы приземляемся, к нам спешат остатки почётного караула, и за ними по горячим следам несутся Джондар с горсткой придворных.

Мы в безопасности. Мы спасены. Все силы покидают моё тело.

Я выскальзываю из «Стрекозы», потому что Кон не сможет выбраться, пока я этого не сделаю, а они должны увидеть его живым и невредимым. Но при попытке опереться на больную ногу я падаю, беззвучно рыдая.

— Бел! — голос Кона звучит едва слышно, словно он опять говорит через свой медный ящик. Но помехи на этот раз возникают внутри моей собственной головы. Боль простреливает моё бедро, когда я пытаюсь пошевелиться, и оно жжётся, горит, в точности как весь Лимасилл.

Сильные руки поднимают меня, держат на весу. Тело, к которому я прижимаюсь, пахнет как Кон, но этого не может быть. Он бы так не дрожал.

— Бел, ответь мне. Кто-нибудь, приведите врача. Принцесса ранена. Приведите грёбаного врача! Скорее!

Я улыбаюсь, держась на грани сознания, и думаю о том, как это похоже на Шая.

А потом я вспоминаю: Шай никогда больше не выкрикнет ни одного приказа. Наряду с агонией, распространяющейся от моей раны, эта мысль причиняет слишком сильную боль. Я сдаюсь, оказываясь во власти темноты.

Очнувшись, я вижу над собой какой-то светлый изогнутый потолок, от одного взгляда на который у меня кружится голова и крутит в желудке. Я жмурюсь до тех пор, пока линии и точки не перестают плясать перед глазами, и, сделав глубокий вдох, вновь поднимаю веки. Как только моё зрение возвращается, я понимаю, почему потолок такой странной формы. Я лежу на низкой койке в шатре, марлевая занавеска отделяет мой уголок от остального пространства. Я одета в оборванные лохмотья комбинезона, хотя ткань на ноге кто-то обрезал. Моё бедро и живот перевязаны — белые тугие слои бинта накручены один за другим. Но я всё ещё жива. У меня всё тело болит так, что не остаётся никаких сомнений в том, что я жива.

Развернувшись, я нахожу свой пояс для кинжалов, аккуратно сложенный на стул рядом. Я пытаюсь сесть, чтобы дотянуться до него, но голова вновь кружится. Меня поглощает боль. Пронзает насквозь, начиная с ноги и распространяясь по всему телу ледяным лезвием, режущим мои нервные окончания. И тогда я вспоминаю: мы с Коном взлетели, я оглянулась вниз и увидела, как башню пожирает огонь. И осознала… осознала, что…

Шая больше нет.

Как и Джессема, и Дэна, и многих хороших солдат — вейрианцев и антейцев. Всех их больше нет. Только предки знают, где Петра и Том, что произошло с ними. И с Эларой со всеми её портными и дизайнерами, со всеми горничными, приставленными ко мне. Я видела, как город пылает подо мной, а сама улетала прочь. Я чувствовала поднимавшийся снизу жар всем своим телом.