— Вышивку картин бисером и драгоценными камнями вы относите к творчеству или к рукоделию? А еще мне доставляет удовольствие продумывать обстановку комнат. У меня прямо душа радуется, когда удается осуществить задумку именно так, как планировала. Подобрать мельчайшие детали, вписать их в общий декор так, чтобы картина обрела целостность. Вы видели мою работу в имении. Библиотека, детская, спальня графа. Гостиная и столовая.

— Можно взглянуть на вышивку?

— Пойдемте…

Мы поднялись на второй этаж. Когда я перебралась в этот дом, то освободила одну из комнат — самую светлую, с большими окнами, выходящими на три стороны света: восток, юг, запад. Потому дневной свет царил там с раннего утра до позднего вечера. Северную стену занимали три больших картины с видом на море, парящих чаек, одинокий парусник, почти скрывшийся за горизонтом… Картины соединялись хитрым образом, создавая впечатление единого полотна. Я потратила на их создание шесть лет. Закончила буквально за три дня до свадьбы, и никто из посторонних картину еще не видел. Вот сейчас и поймем — чего мне ждать…

Лорд Андре стоял посреди комнаты, не отводя взгляда от картины. Солнечные лучи медленно переползали с волны на волну, создавая иллюзию присутствия. Казалось, что мы смотрим на море из-за плотно закрытого окна, и только поэтому не слышим шума прибоя, криков чаек и гула ветра. Лорд смотрел на картину, а я смотрела на лорда и видела, как расправляются его плечи, разглаживается морщинка между бровей, а в глазах зажигается искорка восхищения. Теперь мне можно и самой перевести дух — работа удалась.

— Это… это же… Лели, это же бесценное полотно, — почти шепотом говорит лорд Андре. — Это шедевр! И ты говоришь, что бабушка заблокировала твой дар? Чтобы заблокировать такое — надо быть архимагом. Вряд ли Аксинья обладала подобными знаниями. Когда ты впервые взяла в руки бисер?

— Не помню… Батюшка говорил, что я едва ли не с пеленок играла с камушками. От мамы у меня осталось ожерелье из голубых аквамаринов. Вот ими-то я и выложила свою первую картинку. Подарила батюшке на день рождения. Она и сейчас хранится у него в сейфе. В пансионе камней, конечно, не было, но там я впервые почувствовала бисер. Правда, в пансионе рекомендуется не выделяться из общей массы, если не хочешь оказаться где-нибудь в Храме в роли вышивальщицы. Нет, я ничего не имею против Храма, но там пришлось бы изо дня в день вышивать одни и те же рисунки, а мне хочется творить по собственному разумению. Вот я и сдерживала себя. А в полную силу начала шить, когда вернулась домой, и бабушка заставила отца поклясться, что выдаст меня замуж только за аристократа.

— Вот как?! Интересно — какими соображениями руководствовалась Аксинья?

— А вот этого я не знаю. Мне, как всегда, никто ничего не объяснил… Но я думаю, что это косвенно связано с вами, лорд Андре.

Мы помолчали, вновь обратив свое внимание на картину. Солнце за окнами медленно переползло к западу, и море на картине окрасилось в золотистые тона заката.

— Давай вернемся в гостиную, — вздохнул лорд Андре. — Здесь совершенно не хочется говорить о делах. Хочется расстелить на полу одеяло, улечься на него и погрузиться в мечты…

— Лели, а твоя бабушка… Разве она не была замужем?

Мы удобно устроились в креслах у зажженного камина: к вечеру похолодало, да и хотелось просто посидеть у живого огня. Артура Лита и Иеремей задержали в детской, объяснив, что мама занята делами. Малыш повздыхал, но покорно отправился играть с Дигги и Литой.

— Она не была замужем, Андре… По рассказам, жених бросил её почти у алтаря. За день до свадьбы женился на другой — девица оказалась беременной. Бабушка, когда рассказывала об этом, возносила хвалу Светлейшей, радуясь, что ей не пришлось связать свою жизнь с нелюбимым. Подробностей я не знаю. К тому же вскоре погибли родители моего отца. Вот она и приютила мальчишку. Вырастила, как своего сына, образование дала, помогла свое дело наладить. Вернее — постепенно передала дело своего отца… Потом познакомила его с Алели Тишской, женила.

Потом я родилась… А через два года мама умерла — не смогла разродиться. Бабушка воспитывала меня вместе с отцом. Она долго убеждала его жениться еще раз… Мне кажется, она всю жизнь любила вас, Андре. Любила, и ждала. И меня воспитывала, как аристократку… нанимала учителей, возила к одной леди — обучаться этикету. Со мной занимался учитель пения. Я не помню, но бабушка уверяла, что до десяти лет у меня был чудесный голос… В нашем сословии не принято обучать девиц многим наукам. Читать — писать научились, премудрости ведения домашнего хозяйства освоили, рукодельем овладели — и достаточно. Жена должна быть умной настолько, чтобы муж мог назвать её дурой…

— А что случилось с голосом, Лели?

— Не помню… Но в письме бабушка писала, что я голосом удержала на краю Меланью. Она рожала мою сестру — своего первенца. Сама я вовсе не помню, что пела какую-то колыбельную. И никогда больше я не пела. До этого года. Голос будто вернулся, но совсем слабый. Не фальшивлю — только и всего.

Лорд Андре надолго задумался, глядя, как в камине пляшут яркие язычки пламени. А у меня перед внутренним взором вдруг появилась картинка: камин, язычки пламени, ковер, собака и ребенок на этом ковре… На картинке не хватало еще чего — то, чтобы она оказалась законченной, и я пока не могла понять — чего именно. И до того вдруг захотелось, чтобы эта картинка стала реальной, что зазуделись ладошки. На второй план отошла незаконченная работа с аквариумными радужными рыбками, проблемы семейной жизни, чужие тайны, дневники… Почему я решила, что мне нужно докапываться до истоков? Вот узнала я тайны семейства Тарских — и что? Жаль, конечно, что Тариэл стал игрушкой в руках своего деда. Но при чем здесь я? Жаль, что он может пойти по пути наименьшего сопротивления — но тащить его на себе, время от времени пиная к новым свершениям?! Для этого надо обладать какими-то иными чертами характера. Иметь желание пожертвовать собой во имя… А во имя чего? У меня есть парочка знакомых, которые наслаждаются своей жертвенностью, жалуясь подругам: "Я на него всю жизнь положила, а он! Я ради него забросила свои таланты, а он"! Мне же этого мало.

— Я вижу, ты пришла к каким-то выводам, Лели, — негромко сказал Андре. — Не поделишься со старым магом своими мыслями?

— Знаете, лорд Андре, — медленно начала я. — Думаю, нам надо собрать все дневники и все бумаги Тарских, вернуть их в сейф, и сделать вид, что мы никогда его не открывали. Думаю, Тариэл захочет забрать что-то из имения, если и в самом деле решит его продать. Пусть он сам решает — что делать с этим знанием. Насколько я успела узнать — его ранят не столько события, сколько возможность стать мишенью для сплетен. Именно поэтому он рвется в другое место. Туда, где его никто не знает. Где он сможет начать жизнь сначала. Возможно, когда вы снимете с него этот самый амулет подчинения, когда пройдет какое-то время, его аура восстановится, и он сможет воспринимать мир адекватно — он захочет узнать. В имении достаточно места, чтобы спрятать этот сейф до лучших времен. Кроме того, когда-нибудь и Артуру нужно будет узнать историю своего рода. Хотя бы для того, чтобы не повторять чужих ошибок.

— Иными словами, ты хочешь вернуться в имение?

— Я хочу вернуть имение Артуру. Родовые гнезда должны оставаться в роду. Мальчику хорошо здесь, но я-то ощущаю, как его тянет туда. Мы можем зиму проводить в городе, тем более что ребенку нужно учиться. А летом жить в имении, как это делает большинство зажиточных горожан. Постепенно восстановим дом, вернем красоту саду. Говорят, в самой усадьбе есть великолепный пруд, а мальчик у нас — маг воды. Вот и пусть тренируется.

— А для себя? Лели, чего ты хочешь для себя? — вкрадчиво спрашивает лорд Андре. Я задумываюсь, глядя в огонь. Он уже угасает, язычки пламени становятся все меньше, но все еще стремятся вверх. Машинально беру полено, кладу в огонь. Минута — другая — и пламя вспыхивает с новой силой. А в моей мысленной картинке высвечивается еще один эпизод: на заднем плане широкий диван, на котором сидят, обнявшись, мужчина и женщина. Причем женщина явно беременна, и руки мужчины сложены в оберегающем жесте поверх её рук…