Главный стоял молча, заложив руки за спину. Потом махнул рукой, подзывая пацана, но тот не шевельнулся. Рядом стоявший вояка нахального вида крикнул ему матом и толпа стала выталкивать побледневшего Славу.

— Нас никогда никто не трогал, тут ты прав, — произнёс главный, медленно подходя к пацану. Парнише на вид ему было лет семнадцать, не больше. Щуплый, тощий, но тоже нахального вида. Это место не терпело иного.

Главный подошёл к нему вплотную.

— Потому, что есть оберег, — развёл руками главный.

Он обвёл взглядом толпу, которая, замерев, ожидала расправы. Одна из девушек плакала, вторая кусала губы.

— Потому, что мы исправно проводим ритуал! — выкрикнул главный.

Он обошёл паренька кругом.

— Кому вы все здесь обязаны? Мне, — он указал обеими руками на себе, — Криту Гридию, хранителю этой святой обители. Не так ли? Но вы сомневаетесь. Слава, с хуя ты сомневаешься? Я дал тебе повод?

Слава побледнел и сглотнул. Гридий замахнулся и зарядил пареньку в глаз. Парень повалился на землю.

— Сомнение ведёт к искушению, а искушение к обольщению и одержимости. А что мы делаем с одержимыми?

Тишина.

— Не бойся, Слава, ты ещё не одержим. Тебя можно спасти.

Гридий развернулся, уходя к себе.

— За пределы крепости его до вечера!

Двое ребят Гридия (здоровяк с бычьей шеей и длинный) схватили паренька и потащили. Он вопил и сопротивлялся, но толпа не обращала больше на него внимания, спеша по своим делам.

В маленькой пристройке рядом с бараками заработал душ, выкачивая из внутреннего источника ледяную воду. В него выстроилась очередь и люди ругались за право пользования, а орки смотрели и недоумевали. Потом раздался сигнал и улица опустела под возмущения тех, кто в душ не успел — все спешили на завтрак.

После ругань, крики, заводящиеся моторы.

— Как с тобой работать, скотина? — орал один из приближённых Гридия по имени Френк на другого по имени Моин.

Моин отвечал исключительно матом и по лицу Френка было видно, что этот бой заведомо проигран.

Ворота отворялись, машины уезжали, Пандемониум пустел.

Иногда на пустой улице можно было увидеть хромого старика и ворчливого мужика ближе к преклонному возраста. Одна из девушек тряпкой драила мостовую, порой пачкая её в своей же крови из кровоточащего обрубка, на месте которого должен был быть мизинец. Она отдраивала свежее пятно крови на мостовой. Без слёз, молча, была абсолютно спокойна — лишь шипела от боли как кошка.

Порой на улицу выходил Гридий. Тогда девушка пряталась, забиваясь в самый дальний угол, и замирала. Гридий проходил по крепости, заходил в ангар, рассматривал здания, зевал и шёл обратно.

Солнце перевалило за полдень и начали приезжать машины, разгружать мешки, материться и загонять технику в ангар. Пыхтя и взрываясь клубами дыма техника вкатывалась под купол довольно большого здания, из которого виднелось дуло танка.

Вновь звучал сигнал и все снова шли есть. После чего вновь уезжали и возвращались лишь вечером. Тогда же вечером приближённый Гридия бугай по имени Артиун вышел за ворота и нашёл выжатого, словно лимон, и бледного Славу.

Обычно, когда уставшее солнце переставало жарить, кучки по интересам собирались в казармах и болтали, либо дрались, либо ругались, либо сидели и скучали, но чаще грустили. Стоило же солнцу уйти на заслуженный покой, крепость пустела. Так было каждую ночь, но не сейчас.

Дверь главного здания открылась, из неё вышел средней комплекции жилистый приближённый Гридия по имени Френк. Бывший морской пехотинец, участвовавший в трёх боевых высадках и выживший, закалённый в боях, видавший смерть и причинявший боль.

Он плакал.

Френк

Френк сидел на скамейке под раскидистым деревом.

Как такое дерево вообще могло оказаться в пустыне? Синяя и зелёная луны смотрели на него с укором, а иногда плыли из-за наворачивающихся в глазах слёз. Он слышал в голове её крик, её мольбы о помощи, всхлипывания и не мог заставить это уйти. Руки его сжимались в кулаки, во рту каждый раз пересыхало.

Он заставлял себя поверить в то, что по-другому быть не могло. Что лучше он, чем тот же придурок Артиун или Вознесенский. Да любой вариант был бы хуже, чем то, что сделал он. Но то, что он сделал, было ужасно. Забыть, нужно забыть.

Бежать.

Хотя бы устроить пробежку, подышать свежим пустынным воздухом, а может и попасться в зубы волку или бесу. Но ворота в ночное время закрыты. Он подскочил с лавочки, задыхаясь и хватаясь за бок, будто только что пробежал кросс, а после вновь плюхнулся на лавочку.

На этом дело не закончилось. Нет, это ещё не конец и Гридий не изменится и решений своих не изменит. Обычно он не переключается с одной девушки на другую. И в этот раз не переключится с Майваны на Сеамни. Он выбирал одну и душил до конца. Таких как он нужно решать, и дело с концом. Только как его выкурить? Он осторожен и всегда на стороже.

Френк потрогал свою шею, нащупав вживлённую микровзрывчатку. Живая оболочка бомбы глубоко вросла в нервные окончания шейного отдела позвоночника и достать её уже не получится. Одно движение, одно слово, и он труп. «Он был одержим демоном», — скажут после того, как его голова отделится от остального тела. Некоторые поверят и удовлетворённо кивнут. Те, кто не поверят — ужаснутся, и это будет для них уроком.

Послышался вой, от которого Френк вновь содрогнулся, его передёрнуло, кровь прилила к ушам.

— Это всего лишь волки, — буркнул он сам себе, но сердце не успокаивалось.

Нет, он не мог вот так вот сидеть. Даже если он ставит под угрозу всё, чего он добился за это время. Он не может стоять в стороне. И он принялся красться в сторону казармы.

Второй ряд, третья кровать, верхняя койка. Он разбудит только её, лёгким шёпотом, не слышным человеческому уху. Он представлял, как коснётся её перебинтованного тела, и не знал, что будет говорить. Густая тьма смыкалась вокруг и рождала образы из свежих воспоминаний, которые он так гнал от себя.

Он замер, услышав всхлип. Нет, ему снова мерещится.

Между ангаром и стеной. Не может быть, просто глюки.

Но он услышал всхлип ещё раз и рванул туда. Завернув за угол, он протиснулся в довольно узкий проход и увидел её.

Тёмный силуэт сидел на земле, свернувших калачиком. Она обхватила колени руками, волосы разбросаны были и по лицу, и по земле. Плечи её дёргались от всхлипываний. Прошло уже больше суток со времени проведения ритуала, а она всё плакала. Тогда, когда никто не видел. Когда они оставались наедине.

Он до боли закусил губу.

«Я не смог защитить, не сумел. Моя вина».

Он завернул за угол, обходя ангар по кругу. Нашёл её в той же позе, обойдя и зайдя со спины. Скинул свою куртку, укрыл её. Она вздрогнула, ожидая его. Ожидала, не могла не ждать — к ней нельзя подкрасться. Но всё равно вздрогнула.

— Семь дней? — всхлипнула она.

— Обычно десять, или пятнадцать. Никогда никто не знает точно.

Он сел позади неё, боясь к ней прикасаться. Она притихла, потом повернулась.

Её руки были в бинтах, которые Ворон — местный медик — услужливо менял два раза в сутки. Так же в бинтах была грудь, спина, живот, ноги, задница и ступни. Френк поспешил сконцентрироваться на лице. Это то место, к которому он не прикасался даже когда в него Гридий направил дробовик. Крит не решил лишать ценного сотрудника жизни, а лицо Майваны осталось без единой царапины и ссадины, только на шее следы от его пальцев.

— Я виноват, — шепнул он.

— Не пизди, — прошипела Майвана и на лице её выступили злые слёзы. — Виноват этот ублюдок.

— Я его убью, — заявил Френк и она знала, что он не шутит.

Майвана всё ещё всхлипывала, потом подсела ещё ближе и положила свою голову ему на плечо. Волосы рассыпались по его груди, в нос ударил вкусный аромат её волос — естественный аромат. Он с ума сходил от того, как пахнут эльфийки.

Потом она подняла взгляд, заглянула ему прямо в душу и спросила: